Ria Formoza
Свидание с океаном
Глава из книги "Генерал из Лиссабона"
Виолетта Баша
Невозможно. Этого просто не бывает. Ну не бывает так - и все!
По земле не разгуливают косяками русалки, и каравеллы не причаливают к нашему захолустному полустанку, обернувшись подмосковными электричками, белыми с красным шрифтом на боку, ну, в крайнем случае, какие-нибудь крылатые лошади могут мелькнуть где-нибудь на границе вашего детства и юности. И все. Довольно. В конюшню! Хорошенького понемногу. Но чтобы сказки сбывались – так не положено! Какие алые паруса в эпоху тотального дефицита алой материи? Какие Капитаны Немо, когда весь флот поголовно умчался на разборки под пристальным оком акул отечественного бизнеса?
Я летела в сказку и не верила, что скоро, очень скоро окажусь в том месте, которого нет и быть не может. Запредельщина! Да и что такое пять часов лету и шесть тысяч километров под крылом по сравнению с вечностью, отделяющей неосуществленную реальность от proz-ы.ru нашей жизни? Нет, нет и еще раз нет! Я все еще не поймала точное решение уравнения слов - я не могу подобрать стопроцентно нужные слова. Разве что – Запредельщина.
Я летела в страну, которая мерещилась мне так долго. Точнее, не она сама, а сны о ней. Или даже не о ней, а о несуществующей Атлантиде моей души. Или – что еще точнее – это было НЕЧТО сродни внутренней музыке, звучащей во мне как лейтмотив. Грустной такой песенкой издалека:
Надрывная песня португальских мореплавателей, фаду чьей-то судьбы…
Почему испанское фламенко так темпераментно, откуда эта энергия африканского зноя, страсти и ревности, почему оно такое сильное, сильнодействующее, жуть какое огненное вино, почему в нем столько жизни?
Почему португальское фаду так полно безысходности? И так созвучно моей московской тоске?
На этот вопрос мне предстояло ответить. Если повезет. Иначе оно сожрет меня. Это мое московское фаду.
- Ну, вот я и лечу в Португалию, - в голове не укладывалась эта незатейливая мысль. – Как все просто. Почему же я так мучалась столько лет? Почему так боялась, полюбив эту землю, тем самым изменить моей березовой и больной России? Так боялась разлюбить потом навек мою Русь? Надо было посмотреть на все это своими глазами, чтобы не заболеть так безнадежно и так надолго, не сделать из этой части суши какую-то болезненную, недоступную и узнаваемую уже как нечто свое, родное и пережитое - фантазию. Запредельщина.
Три года я вздрагивала при одном слове «Португалия», случайно мелькнувшем в новостных блоках. Кидалась записывать на видео фрагменты из новостей, (почему эти чертовы журналисты так редко показывают в новостной хронике единственно интересовавшую меня все эти три года страну?!), чтобы потом, прокручивая минутный сюжет, представлять себя по ту сторону кадра, попробовать вдохнуть воздух, наполненный ветрами с Атлантиды. Три года я слушала фаду, не чувствуя за окном осточертевшей московской метели, зверея от воя придурковатой и наглой сигнализации, истошного ночного крика пьяных уродов во дворе – всех этих проявлений идиотизма родного отечественного населения, деградировавшего за время эпохи тотального слома. Точнее - молодой, диковатой, наглой и агрессивной его части.
Я выпросила место у окна. Мне просто не могли его не дать: в эти две недели у меня было право на все, буквально на все, что угодно! Я заслужила его у Неба или Подземного Ведомства, что точнее, и их прагматичных наместников на земле – всех авиакомпаний мира!
Я смотрела, как необъятна моя необъятная одна шестая (теперь уже седьмая или восьмая), как широка страна моя родная, где так странно и с хрипотцой дышит человек, радуясь, что скоро вырвусь за ее пределы.
А еще широка и Украина, которая тоже благополучно закончилась, и вот он, наконец, остался где-то слева и позади, этот холодный воздух Территории, или, если вам так больше нравится – Полигона. И мы с соседом по Поднебесью, счастливым обладателем карты Европы, с упоением сравниваем это произведение графического искусства с тем, что нам показывают за окном.
За окном уже демонстрировали Альпы, склоны которых оказались неожиданно темного цвета. Всегда считала, что Альпы – это нечто веселенькое и легкомысленное, с розовыми облачками, галопирующими муленружевский канкан, с альпийскими душистыми травами, со склонами полной тишины, где так приятно существовать. Господи, услышь меня, грешную, и подкинь мне пару миллионов евро на домик и безбедную старость в Альпах! Я отблагодарю тебя, Господи - я напишу гениальную нетленку!!! Нобелевский комитет со слезами на глазах вручит мне ее, и мир обалдеет от счастья. А я… Я буду существовать как австрийская коровка на альпийском лугу, поглощая и пережевывая экологически чистую жизнь.
Под бурные дискуссии о давно забытой географии, расценках на туры и некоторых особенностях национальных сдвигов народов Европы промелькнула то ли Франция своим южным, сладострастным боком, то ли Итальянский модельный сапог с долетающим даже до высоты в километров десять запахом пиццы. И вот уже – шутки в сторону!!! – пошла терракотовая, опаленная зноем, дыханием истории, горечью и гордой статью – Испания! Испания, в которой я была дважды и которую проехала из конца в конец. Которую любила как никакую другую страну на планете. Я всегда хотела родиться испанкой, прямо на берегу какого-нибудь упоительного Коста Брава, вынырнуть в этот мир на мелкий, золотистый костабравский песочек, и танцевать всю жизнь фламенко, безнадежно влюбляя в себя немецких туристов. Испания, моя заветная, моя прекрасная, прости. Мою давнюю и безответную любовь к тебе, как-то, поддавшись на атлантическую почти русскую тоску, заменила во мне эта печальная и надрывная как фаду Португалия. Заменила и вытеснила. На тот момент. Испания была мне больше неинтересна. Своей успешностью - в первую очередь.
И вот, наконец – она! Моя загорелая синьора Эльдорада, моя Терра Инкогнита! – под окнами самолета пошла Португалия. Я прекращаю болтать с соседом, мне уже ни до кого нет дела: сердце колотится. Портоссия Эльдорадо! Как она меня встретит? Что я там увижу?
...vielas de alfama
ruas da lisboa antiga;
fado que
…o diga
coisas do vosso passado
Я приготовилась к пожарам, которые все время показывают по Euronews, к изнуряющему жаркому воздуху португальского лета, к опаляющей сорокаградусной жаре. Но все это – приметы горной Португалии, у нее даже с самолета цвет другой. А мы летим на юг страны. К океану.
Я уже вижу прибрежные многокилометровые полоски песка, океанское побережье.
Я никогда не видела океан.
Аэропорт Faro. Главный аэропорт района Алгарве – южного побережья Португалии.
… Момент истины.
Жители Евросоюза проходят бодрым шагом, разве только оркестра нет, но его звуки практически виртуально звучат: во всяком случае, я почти отчетливо слышу фанфары и литавры.
Наших не ждут. Очередь, как и положено жителям стран Третьего Мира, посягающим на суверенные и вожделенные Европейские кущи, внушительная. Постигаю истину. Россия - страна Третьего Мира.
Очереди сближают. Болтаю с кем-то из наших:
- Первый раз в Португалии? – Спрашивает мужчина лет тридцати.
- Угу! - радостно мурлыкаю счастливая я. – Сама не верю, ужас-то какой, как здорово! А вы?
- Я здесь живу…
За две секунды, то есть ровно за то время, которое понадобилось незнакомцу, чтобы произнести эти три слова, с ним произошли волшебные метаморфозы. Разумеется, только в моем сознании. Передо мной не какой-нибудь турист, а самый настоящий эмигрант! Боже, как интересно! Интерес у меня не праздный – я примеряю эмиграцию на себя. Нет, я же прекрасно понимаю, что мне не осилить эмиграцию, да и с ума я еще не сошла. Трезво оцениваю свои силы. Но в порядке эксперимента, как версию несостоявшегося варианта жизни…
У нового знакомого уже есть вид на жительство. Работает на стройке. Строек в Португалии на единицу площади наверное больше чем в Москве. Он оживленно рассказывает мне про выборы. Я тут же забываю, кто сейчас там у власти.
- Два месяца гостил в России, сейчас возвращаюсь домой.
- Домой? А Россия?
- Тоже дом.
- Вы останетесь навсегда в Португалии?
- Пока и не знаю. Хотел поработать года два. Но вот уже четыре года здесь, и пока еще ничего не решил. Привык к ней, считаю ее своей страной. Как и Россию.
Я тихонечко завидую ему. Я тоже могла бы сказать, что считаю Португалию не совсем чужой страной. Я уже представляла ее, я следила украдкой за ней по новостным блокам ТВ, по легкому намеку в воздухе. Я считала ее своей. С одним отличием. Остаться здесь мне не светит. Возраст не тот, и профессия не та. Устроиться здесь журналистом не хватит пробивной способности. Эмигрантская пресса – это, мягко говоря, не совсем то, что я бы хотела для себя. Ее уровень – сельская районка. Языка я не знаю. Мыть посуду в кафе, убирать урожай олив или стать консьержкой в подъезде – на это я не способна даже ради вида на океан из моего окна. А это для меня много значит.
Жаль, что я не вдова нефтяного магната.
Первая португалка, которую я встречаю, проверяет паспорта в окошке. Мне трудно сдержать эмоции, пока она сличает мою счастливую мордочку с не менее «отвязной», расплывшейся в улыбке физиономией на паспорте ( в советские времена за такие фотки на документах ставили к стенке, ну не то, чтобы к стенке, однако…), я с восторгом рассказываю ей, что мечтала увидеть Португалию полжизни и просто влюблена в эту страну. По идее она должна была остановить меня и допросить с пристрастием. Но народу много, она вежливо улыбается, и я похожу без вполне заслуженного наказания за излишний порыв любви.
Я сижу на балконе отеля Alcazar на окраине городка Monte Gordo. Курортным городком это благословенное место стало недавно, еще несколько десятков лет назад здесь была просто рыбацкая деревушка. С моего балкона виден мой персональный, положенный только мне и выпрошенный мной лично у Бога кусок Атлантического океана. Мой балкон плывет над соснами, над океаном сосен, они уходят к самому горизонту, до границы с Испанией. Это заповедник Ria Formosa, 170 квадратных километров прогретых солнцем, подсоленных океанским ветром, интенсивно и упоительно пахнущих сосен! Воздух – как в сауне, эйфория – такая же!
Сосны я люблю с детства, меня не так интересуют березки. Только сосны, море и песок. Если человек и произошел от обезьяны, предположение, на мой взгляд - чудовищное и сугубо неверное, но если даже и так, то моя зверушка жила на берегу океана на белом песочке и питалась исключительно сосновыми шишками. В неурожайные на сосновые шишки годы на крайний случай могли сгодиться кедровые. Но не в коем случае не еловые. Елки – это такая же тоска, как и березы. Это верно на мой сугубо субъективный взгляд и исключительно по решению моей, исключительно сосновой души.
Пластиковый стол, два стула (один явно лишний, как и вечно лишняя вторая кровать во всех номерах, где я блаженствовала в одиночестве). Вечерами на балконе над моим столом горит ночничок. Мой балкон – маленький Дом Творчества для одного русского писателя с видом на два океана - Атлантический и сосновый. Вполне достаточно для ощущения полного счастья. Балкон с видом на сосны и океан – это моя личная Атлантида, где я одновременно Премьер-министр и все его поданные в одном лице.
Почему мне так хочется попросить политического убежища на этом балконе?
Вечерами под мои балконом слышен цокот копыт и звон колокольчиков: это конные выезды для туристов. На голове коняшек сооружения из перьев, колокольчиков и блестящей бижутерии. Мне эти лошадиные украшения напоминают один из сценических головных уборов Киркорова. Лошади ничего о Киркорове не знают. Наверное, в этом и заключается их лошадиное счастье.
В лошадиные головные уборы вставлены фонарики, в сумерках они зажигаются.
Когда очередная повозка процокивает прямо под моим балконом, я приподнимаюсь со стула и машу кобылкам рукой.
- Конечно, покатаюсь…- я посылаю им воздушный поцелуй, лошади всегда были моей слабостью. - Как же иначе, мы ведь с вами одной крови, крылато-копытные вы мои! Португальские лошадки вызывают во мне (как и все португальское) приступы безудержной любви и легкой зависти. Нет, не подумайте ничего такого – даже будучи в душе лошадью, катать туристов ради вида на жительство я пока еще не готова!
- И-го-го! Й-й-й-й-го-го! – заливисто ржу я в полголоса, приветствуя кобылок под окном, запивая дружеское ржание местным порто. Все равно меня никто не услышит. В отеле живут одни немцы, им не до меня. Те, кто постарше, уже давно спят в номерах, прочие просиживают отпуск в баре. Мне никто не сделает замечания, даже если я громко заржу как стадо коней во весь голос посреди ночи. Свобода и демократия, до этого надо дорасти! Мне весело и грустно. Грустно, потому что на весь этот абсолютный и непревзойденный кайф у меня всего две недели.
Из русских во всем поселке только я и мои новые друзья – музыканты, супруги, обоим за пятьдесят. Они пробудут со мной одну неделю, вторую мне придется жить здесь абсолютно одной. Володя и Нина - владельцы собственной музыкальной школы в Москве, Нина преподает вокал, Владимир – гитару. Мы пьем вино на их балконе, у них личный балконный кусочек океана больше моего, зато внизу шумно: прямо под окнами дорога, там с утра до ночи, и всю ночь напролет ездят машины.
Но я готова простить Монте Гордо даже наличие грузовиков, они меня не раздражают, к тому же лишнего шума здесь не издает никто, такого звукового беспредела, как в Москве, здесь даже представить себе не могут.
Сегодня я разговорилась с одним из наших, Сергеем. Он работает в отеле, и если мне надо поподробнее о чем-то расспросить администрацию, то обычно для меня специально зовут Сергея. Он - садовник, таскает тенты и лежаки, стрижет травку в парке около бассейна.
Сергей всегда одет в рубашки с длинными рукавами.
- Странно как-то, это зачем? – спрашиваю.
- А у меня аллергия на местное солнце. – Сергей улыбается. Он вообще приветлив, и всегда в хорошем настроении. Но, несмотря на неизменную маску благополучия, разговорить его мне все-таки удалось.
- Ты из России?
- Из Украины.
- А здесь надолго?
- Здесь платят нормально. А у нас дома – нет. Прожить невозможно.
- А как же аллергия?
- А она мне не мешает. Отработал, и все дела.
- В этой страшненькой рубашке? – Поддеваю я садовника.
- А здесь смотреть некому – одни пожилые немки. – Он смеется.
- А живешь ты где?
- Квартиру снимаю.
- Значит, все хорошо?
- Хорошо. Здесь - спокойная страна,
- А жена?
- Жена пока дома осталась.
- Приедет?
- Там видно будет. Или она сюда, или я домой…
Работа Сергея мне нравится. Я думаю:
- А почему бы и нет?
Работа в саду, под соснами, где на выращенной специально и несминаемой в любое время года вечно зеленой и упругой как ковер траве в тени сосен лежат состоятельные немки. Между сосен натянуты четыре гамака, и я обычно стараюсь сразу же после ресторана побыстрее прийти сюда и занять один из них.
Я лежу в гамаке, отталкиваясь время от времени ногами от земли и гамак легонечко покачивается. Солнечные блики вперемешку с тенью от сосновых лап бегут по моему лицу. Я лежу в гамаке с томиком Коэльо. Никогда в жизни мне не было так хорошо, как в гамаке среди сосен на краю света, вдыхая полной грудью ветер с океана.
Я мечтаю здесь остаться, вот в этом саду – на веки, навсегда. Не стареть. Читать Коэльо, запивая его чашечкой капучино, которую принесет мне Сергей.
Сад огорожен забором, за ним пару улочек сбегает к океану. С океана всегда дует ветер. Он несет песок. Песок здесь всюду – забивается в волосы, лезет в глаза, летит по ветру, песок на мороженом, песок на сохнущих на балконе купальнике и пляжном полотенце. Песок и ветер с Атлантики, ветер неизменный, дующий день и ночь, сутки, недели, года и столетия напролет. Он потише только здесь - в саду под заборчиком. Немного потише.
Вопреки ожиданиям, жары нет. Есть холодок, - ветер с океана довольно холодный, температура примерно 25-26 градусов. Блаженство!
Монте Гордо – это городок, пристроившийся вплотную к заповеднику Ria Formoza, сам похож на заповедник. Та самая Тихая Гавань или Бухта Радости, о которой писала в своих рассказах, городок спокойный, тихий и уютный.
Я специально выбрала его: из всего побережья Португалии он, кажется, расположен дальше всего от Лиссабона. От центра страны, от суеты сует.
Я специально забилась в самый дальний, тихий уголок Португалии, почти на границе с Испанией. Мне нужны одиночество и покой. Тишина и одиночество.
Я приехала на свидание к моему океану!
Океан. Я так давно ждала свидания с тобой, что ты просто не мог меня обмануть. Я верила, что мне и только мне обязательно покажут всплывшую Атлантиду. И только для меня теплые ветры принесут надежду на повторную жизнь и вечную молодость, не зря же этому мифу чуть более, чем преданию о распятом Христе, и живет эта мечта о магах, сотворивших миф о бессмертии ни много, ни мало – пятнадцать тысяч лет. Пятнадцать тысячелетий назад утонула моя Атлантида.
Если вы не боитесь жить вечно, то делать это нужно в маленьком городке на границе Португалии и Испании. На берегу соснового океана.
Океан – это не глупое и домашнее, прирученное, пусть и с некоторыми капризами типа штормов и прочих новороссийских ветров Черное море. Это даже не Красное, Белое или какое-нибудь раскрашенное в другой цвет море, не говоря уж о таком скромненьком по сути озере, не имеющем никаких претензий кроме как фонтанировать нефтью и быть предметом вечной дележки, как Каспий.
Океан… он живой. С характером почище, чем у бывшего мужа и нынешнего шефа!
Вода в океане – ледяная.
Надо сначала немного разогреться, подремав под солнцем, потом собраться с духом и пойти навстречу воде. Океан мне кажется строптивым, я прекрасно плаваю – выросла на Черном море, но океана немного опасаюсь. Мне трудно представить, что он бескрайний – вот эта вот вода дышит, пульсирует волнами до самого горизонта и дальше, простираясь на много сотен километров, доходит до берегов Африки и Америки.
У океана бывают приливы и отливы. Когда вода наступает, она забирает почти весь пляж. Я едва успеваю передвигать подстилку, волны съедают берег метр за метром, так, что через полчаса место, где ты лежал, уже находится в воде довольно далеко от берега. Зато отливы обнажают душу океана, оставляя всю подноготную на мокром песке.
Сотни местных жителей выходят на охоту, в песке делают ямки, что-то копают. Присматриваюсь: собирают ракушки. Они здесь в любом ресторанном меню. Супчик с плавающими в них ракушками и прочей океанской снедью, перечислить всю я не смогла бы, но охотно пробую эту экзотику.
Мне нравится океан, моя любовь к нему - чисто женская: я его боюсь и тем больше люблю. К океану я хожу как на свидание, подбирая одежду – белые пляжные штаны (их я закатывая по колено), белый топик с болгарским орнаментом – привет Атлантике от Черного моря! - белый, тонкий как паутинка газовый шарф – его я наматываю на шею из-за сильного океанского ветра. Через день-другой я уже не боюсь простуды. В отличие от московского сквозняка, океанский ветер меня не берет, ни простуды, ни рези в ушах, ни единого чиха! Я словно сроднилась с ним, я сама стала им, мне хочется поднять руки к бледно голубому атлантическому небу цвета океана, мне кажется, я теряю вес и вот сейчас полечу над волнами куда-нибудь к Кабо Верде, я буду лететь до самой Африки.
Мне нравится уходить подальше от официальных пляжей на безлюдный берег океана, благо, что песчаные пляжи здесь, вблизи Формозы, тянутся на двадцать километров и одни из самых длинных непрерывных пляжей побережья Португалии. Я бреду километр за километром по колено в воде.
Иногда я отхожу немного от берега, забираюсь в дюны, и дальше, перебравшись через них – в сосновую рощу. Рядом нет ни единого человека. На несколько километров! Хорошо то как!
Возвращаюсь к океану и слышу:
- Зоя! Зоя!
Мо лучшую университетскую подругу зовут Зоя….
…А Зоей оказалась милейшая черная псина, загоравшая на пустынном бережку вместе со своими хозяевами. Кроме нас троих и собаки до самого горизонта не было никого.
Я рассказываю новым знакомым про свою собаку Шерри. Заодно вспоминаю английский.
С моей жаждой общения знания португальского мне сейчас больше всего не хватает!
Мои новые знакомые – пожилая пара, собака им заменяет не рожденного вовремя ребенка.
Я фотографирую на память пожилую собаку Зою и моих новых знакомых.
Вечером я и мои русские друзья-музыканты Нина и Володя сидим в ресторанчике на одной из ближайших к отелю площадей Монте Гордо. Ну вот, наконец, и я попробовала креветки на гриле в чесночном соусе. Здорово! В Москве я потом целый год фанатично готовила точно такие же.
Прямо над нами на балконе третьего этажа жилого дома кто-то играет на гитаре и поет.
Мы просим официанта, чтобы он помог нам с переводом на португальский. Он кричит наверх двум музыкантам, сидящим на балконе:
- Здесь русские гитаристы!
Нас приглашают подняться. Хозяин квартиры Паоло, португалец за пятьдесят, спускается к подъезду, чтобы открыть нам: подъезды здесь запирают на ключ. Мраморная лестница, уютная однокомнатная квартирка, в которой балкон больше чем жилая комната. На балконе четыре кресла и пластиковый стол, на нем - стаканы и бутылка довольно дорогого приличного португальского красного вина. Ее Паоло поставил специально для нас. Второй музыкант – его друг. Ему лет сорок, на пальце его я замечаю кольцо, он очень красив и женат. Поет фаду, низкий голос, и невероятная тоска в нем. Несмотря на то, что в Москве меня предупредили:
- Никогда не сравнивай Португалию с Испанией, они этого не любят,- я отважилась:
- Не могу понять, в чем разница, но, кажется, Испания пылает огнем, страстью, энергетически она сильная, темпераментная, чувствуется влияние Африки и арабских завоевателей. Цыганские мотивы. Но в целом – радость, много ярких красок и радости! А Португалия – это как русская душа, грусть и горечь. Почему фаду такие грустные?
- У нас история другая. Совсем недавно здесь был еще диктатор Салазар. Что касается меня, я не исполнитель фаду. Я пою песни протеста.
- Протеста?
- Да, я – социалист! – Он говорит это с гордостью. Мы для него – русские, Россия – бывшая страна победившего социализма.
Надо же! Вот дела. Надо было пересечь всю Европу, чтобы встретиться с нашим по большому счету прошлым. Но социализм здесь не российский, португальский социализм – штучка европейская, мне ее тонкости сразу не понять. Похоже на социальное государство. Или наши национальные программы. Он объясняет мне, что недавно на выборах в Португалии победили социалисты. Вот как! Потом я рассмотрю на улицах плакаты социалистической партии и огромные щиты с портретом президента.
О русских реформах мой собеседник слышал, но не очень представляет, что происходит в России. Я рассказываю:
- Страна победившей криминальной революции.
Он в шоке.
- Но не все так плохо. Кое-что меняется к лучшему, - вру я. – А можно еще фаду?
Слушать фаду я готова хоть до утра, а вот песни протеста меня волнуют мало.
Более молодой португалец поет грустную песню про «миминью». Миминья по-португальски – это «молодая девушка». Слово это в португальских песнях встречается так же часто, как «амор» - любовь. Песня, конечно же, очень печальная, мотив такой, что я едва сдерживаю слезы. Закончив пение, португалец специально для меня переводит текст песни на английский:
- Миминья ждет своего юношу, его посылают на войну, и она не уверена, что еще когда-нибудь увидит его живым. Португалия воевала не раз, и не только во Вторую Мировую. Были еще и колониальные войны.
Из нас троих я одна говорю по-английски. Мои спутники знают только два языка, русский и музыкальный. Гитара идет по кругу.
Теперь очередь Володи. Я им горжусь, мне приятно, что среди русских оказался гитарист, классом не ниже наших новых португальских друзей, потому что в Португалии умение играть на гитаре ценится высоко. Догадываюсь, что гитара у них главный национальный инструмент. Володя – настоящий мастер. Португальцы в восторге. И уже не отбирают у него гитару, а слушают его часа два подряд.
Божественная музыка «Биттлз» для начала, для легкой ностальгической медитации
(на разогрев, как принято говорить в шоу-бизнесе), и - тут же почти без перерыва Володя переходит к композициям испанского классика Исака Альбениса. Виртуозная испанская гитарная музыка ошеломляет не только меня, под балконом собрался народ, в ресторанчике затихла музыка – все слушают божественные испанские мотивы в исполнении этого странного русского, владеющего гитарой как не всякий португалец. Мое слегка поврежденное двумя последними годами сердце на сей раз переполняется гордостью за соотечественника, осмелившегося демонстрировать свою игру на родине фаду и сложнейших гитарных композиций.
Не успели отзвучать испанские мотивы, как в тишину португальского городка ворвались русские, грустные, раздольные и шальные песни. Володя играет вступление, и вдруг Нина, тихим, но полным силы голосом, которому не нужен никакой микрофон, голосом, идущим словно бы откуда-то издалека, из далекой страны, покрытой вечными снегами, начинает выводить мелодию глубокой русской тоски и страсти:
- Ах ты, душенька….
Португальские сердца отзывчивы, и так же хрупки, как наши, это я понимаю, разглядывая лица слушающих. Но не дает им разбиться песня, тут же, не успев отзвучать, переходит в удалой мотив:
- Я на камешке сижу…
И - снова – возвращаясь из снегов и полей наших - звучали в этот вечер и невероятно красивые гитарные мелодии Вилла Лобеса, испанское фламенко Пако де Люсия, и Скарборо Фэр.
Володя закончил и Паоло разливает вино.
- Вы – Мастер, - говорил Паоло, и я перевожу. – Гитара – ваша специальность?
- Да, у меня – собственная частная музыкальная школа в Москве.
- Вы здесь надолго?
- Они пробудут одну неделю, - отвечаю я Паоло.
- Жаль, что вы скоро уезжаете, мне бы хотелось поучиться у вас.
- Я разведен и одинок. – Неожиданно говорит Паоло. - Так сложилась судьба. А вот с ним, - Паоло показывает на молодого друга, - мы десять лет жили в соседних квартирах,
а познакомились и подружились только два года назад, когда я узнал, что он тоже увлекается гитарой.
Паоло замолчал, что-то у него во взгляде было щемящее, но расспрашивать подробнее о его жизни было неудобно. Одно я поняла, прочитала в нем - люди не так легко сходятся и здесь, как мне показалось сначала, когда я увидела веселые компании, сидящие вечерами в открытых уличных кафе, отчуждение здесь такое же, как и в Москве. Мы живем в больших городах и не знаем наших соседей по этажу. Не говоря уж о соседях по подъезду. И не хотим знать.
Наверное, наши хозяева слушали бы Володю до утра, но в отличие от Москвы, в Португалии чтут законы о тишине, и Паоло, извиняясь, говорит нам, что уже двенадцать и он не хочет беспокоить соседей. Я завидую соседям Паоло. Мои соседи сверху не думают о том, беспокоят ли они меня, подпрыгивая, бегая или передвигая мебель часа в три ночи.
Паоло протягивает мне визитку. Оказывается, он – владелец суденышка, совершающего морские и речные прогулки для туристов, и в ресторанчике на своем судне он обычно сам же и играет на гитаре вместе со своим другом.
- Вы должны обязательно посетить мой катер!
Мы обещаем, но мне на это так и не хватило времени.
На следующий день мы с Ниной и Володей бурно обсуждаем вчерашний концерт.
- Ну что, пойдем еще раз к Паоло? – Спрашивает Нина.
- Не надо. Все хорошее бывает хорошим только в первый раз. - Владимир старше нас всех, и, наверное, мудрее. Подумав, я соглашаюсь.
Ах, Паоло! Какие теплые взгляды ты бросал на меня, как трепетно, протягивая визитку, коснулся моей ладони! Разведенный и одинокий. Жаль, что ты мне не понравился. Наверное, здесь мне было бы хорошо…писать свои романы на берегу океана…
Настоящий португалец, не эмигрант, с собственной квартирой и небольшим бизнесом. Вот только… зачем мне все это? Склонная к мысленным экспериментам, я тут же представила всю мою жизнь на двадцать лет вперед…
…тихий славный городок, сосны и океан…
…и жуткая тоска….
…жуткая до нервного срыва… до крика - «немогу-заберите-меня-отсюда!»
Вечером мы втроем пошли кататься на лошадях. Итак. Сначала выбор коняги.
Тот, который мне понравился, неожиданно облегчился прямо на рессоры! Фу, ну как тебе не стыдно, животное, ты же не в Бобруйске каком-нибудь, а в Европе! Он еще и ржет в ответ. Взяли следующего. Благо, что экипажи выстроились в очередь, а конюхи с нетерпением дожидаются желающих прокатиться. Кучера смотрят вам в рот, умоляя взглядом:
- Выбери меня!
От этого зависит их доход. И вот – сделаны ритуальные фотографии, я и Нина в экипаже. Две дамы, одетые в стиле «девятнадцатый век, русская аристократия на водах в Виши». На мне – памятный костюм а ля Людовик, тот самый, в котором я снималась на фотографии в Болгарии у креста, и за который получила прозвище «Миледи».
Мы трогаемся с места, звенят колокольчики, цокают копыта. Если вы меня спросите, где искать Блаженство, отвечу:
- Это было ОНО!
Думаете, что все ограничилось катанием? Как бы не так! Наша троица пела хорошо поставленными голосами на весь славный город Монте Гордо!
- Бирюзовые златы колечики
Раскатились по лужку!
Надрывная цыганщина сменялась русским плачем а ля «Ярославна потеряла мужа в разборке с дружиной Князя Олега». Картина маслом.
Затем, впав в окончательный раж, и озираясь на шокированных, однако все еще благожелательно улыбающихся (видимо, по инерции) местных деревенских пенсионеров:
- Выходила на берег Катюша…
…шумел камыш…
…подмосковными вечерами…
Притихшие жители махали платочками, встречая русскую конницу-колесницу, только что не кричали:
- Русские идут!
© Copyright: Виолетта Баша, 2007
Свидетельство о публикации №2709220065
