К концу декабря потеплело. За время холодов вырос на Рыжике подпушек, и она смогла перетерпеть кусачества лютого дядьки Мороза. Он разобиделся на её стойкость и удалился за подмогой. Пока дядька наяривался морозильной силой, Рыжик вышла погулять. Потянула лапки, выгнула спинку, широко зевнула. Встряхнула пушистую шёрстку. Пошевелила хвостиком. Повела носиком. Принюхалась: пахнет корицей. Люди готовятся к празднику.
Голодная и продрогшая, потрусила к ближайшему селенью. Зимой дни куцые и на солнце скупые. Торопилась Рыжик, семеня лапками по обледеневшей снежной корке, засветло попасть к людям. Вот и первая хата. Прошмыгнула сквозь штакетник, подбежала к окошку, дотянулась передними лапками до наличника, заглядывает. Сидят старик со старухой, телевизор смотрят. Грустью от хаты повеяло, старческой безнадёгой. Посеменила дальше.
Вот видит – хата вся в огнях. Изнутри светом её распирает и снаружи лампочками светящимися украшена. У яблонь на голых ветках – проводами с лампочками перевиты – иней подтаивает. Рыжик в окошко заглянула, а там веселье. Ёлка наряженная посредине красуется, вокруг неё дети снуют, завистливо на подарки, под хвоей спрятанные, посматривают. Руки так и тянутся туда, глаза ничего и видеть не хотят, как только эти заветные цветные, блестящие коробочки. Взрослые чинно-довольные, умиляются детками, в разнобой друг с другом переговариваются.
Отворилась дверь, выпустив облако духмяного пара. У Рыжика голова закружилась. Два здоровенных захмелевших парубка покурить вышли. Кошечка между исполинами в горницу проскользнула. И сразу – на кухню. Чуть в обморок не упала от ароматов бесподобных. Быстренько оценила обстановку, прыгнула на стул, стащила со стола кружок колбаски. Съела под столом, укрытая длинной фалдой скатерти. Проделав несколько вылазок, насытилась Рыжик копчёностями, умылась и отправилась искать тихий уголок, от праздничного шума подальше, где можно было бы прикорнуть.
Кошечка выбежала из хаты, благо...