талой тишиной,
насельницей
осиротелых комнат,
и солнце,
передразненное хной
твоих волос,
уже тебя не помнит,
а дерево
любимое твое,
вполкроны
постепенно умирая,
одною половиною в раю
моею половиною играет,
в осколках
отражающихся лет
мы бродим
как в единственно возможном,
две тени,
совершившие побег,
расставшиеся так неосторожно…