Столько вер сменил, а всё ищу чего-то.
Пару раз уже, безудержно напившись,
я пытался с этим миром кончить счёты.
И однажды вышел к маленькой деревне,
позабытой всеми в том краю медвежьем.
Утро жаркое росой было плачевно,
на меня пахнуло чем-то давним, прежним.
Я увидел косарей, что шли по полю,
с песней косами размеренно махая.
Звон железа, зноя звон неслись на волю.
Видно, жатва в этот год была большая.
А поодаль, на пригорке, я увидел,
как слепой старик на флейте им играет.
Бог забрал глаза, но даром не обидел.
И той флейты каждый звук на сердце тает.
И босая рядом девушка старалась
наточить косу. И вздрагивали плечи,
и от ровного дыхания вздымалась
грудь высокая. И я лишился речи.
Чистых губ её манящие изгибы,
стройных ног тугая плоть, и нежность шеи.
И я понял, что теперь, где бы я ни был,
глаз забыть её глубоких не сумею.
Ах, какая у неё была улыбка!
Улыбалась, доводя косу до бритвы,
оселком звеня по стали без ошибки,
пальцем пробуя, как саблю перед битвой.
Подошел я к старику, и сел с ним рядом,
и, не в силах совладать с души порывом,
прошептал: "Она прекрасна, боже правый…
На земле такое вижу я впервые.
А какое у неё, должно быть, имя!
Ну, скажи мне, кто она, поведай, отче!"
Повернулся тот глазницами пустыми -
"Это - Смерть. Она всегда здесь косу точит".