имени не имеет, а лишь размер,
выраженный, например, словом "гора"
или "ущелье", "плато". Отрицание сфер.
Где оно, тиканье стрелки, капели стук?
В этой почти осязаемой черноте
ухо хватается судорожно за звук
любой, противопоставляемый пустоте.
Камень всегда колюч. И чем выше, тем
колючее. Злее. Упал - и ранен уже.
Гора сначала тебя позовет. Затем
выпустит в мир, как своего протеже.
Здесь всегда должна быть свободна рука,
здесь совершенно не принято сходить с ума,
здесь говорят "бывай" вместо "пока"
или вообще не прощаются, словно сама
мысль о прощаньи кощунственна. Будто нить
жизни можно словами продлить, иль срастить.
Здесь "Осторожно! Работает снайпер" вполне
заменяет "При артобстреле на той стороне..."
Солнце способно загар нанести и удар,
сушит исправно стираные бинты.
И по ночам, со свечи снимая нагар,
слушаешь ветер, такой же бездомный, как ты.
Вязью арабской чеканится акростих:
"Будет один конец из многих начал".
И совершенно не помнишь имен живых,
и уж тем более - кого не откачал.
Камень на монумент. Пускай он поспит.
Я видел, как устают до смерти, до рвот.
Пусть отдохнет молчаливо, как и гранит.
Я скоро стану таким же, как он, вот-вот.
Чуть поменьше удачи в другом бою -
и камень начнет непосредственный инструктаж,
поудобней пристраиваясь на грудь мою
и плечи, шепнув мне в мертвое ухо - "Ты наш".
