Потом телефончик дал: надо, говорит, чтобы другой настройщик пришел, - у него получится, он и не за такие случаи берется. Что ж, пусть попробует, коли и правда такой специалист. Посмотрим…
«Ну, что, трофейный ты мой экспонат, давай знакомиться. Кто тебя сделал, расскажи. Все вытравлено, эх. Нет, вот какие-то буквочки остались. «…и сыновья». Ну что ж, фамилию твою нам, похоже, не узнать. Ладно, немец, он и есть немец. Конец девятнадцатого века. Качественная работа, хоть ты и не аристократ, конечно. Бюргер самый настоящий.
Так, тут трещинка. Везли тебя неаккуратно. Хм, а это что? И вот еще, и вот… Кто это тебя так? Похоже на осколки от снаряда… Нелегко, брат, тебе пришлось, как я погляжу. Мда… Но на строй это не должно влиять. Потрещать где-нибудь может, пофонить… Но механизм в порядке. Причин для того, чтобы так расстраиваться, я не вижу, понимаешь?».
Нас, конечно, предупредили, что он странный, но чтобы до такой степени… Ведь он его чуть ли не нюхал. Сначала все ходил вокруг, ходил. Подальше отойдет, поближе встанет. Все ощупал. На вопросы наши не отвечал, - вздрагивал, когда к нему обращались. А потом сел вот так и голову положил на этот… как он называется? пюпитр. Минут пятнадцать неподвижно сидел, только пальцами по клавишам водил. Ну что тут скажешь?
«Рассказывай, я тебя слушаю. Что с тобой случилось? Что я должен представить, подскажи. Дом, странный какой. Где это? Польша, Германия? Обломки кругом, штукатурка. Гул снарядов за окном. В доме никого, я уже понял. Ушли твои хозяева, а может, погибли, кто знает. А это кто? Паренек. Форма-то немецкая, похоже. Мальчишка совсем, бороды даже нет. Ты его знаешь? Значит, просто дом твой осматривает. Ага, сел, крышку открыл. Что он заиграл, а? Что же мог играть немецкий мальчик? Что-то простое и известное. «Ах, мой милый Августин», может? Нет…Ну давай, вспомни, я тебя послушаю. Давай, хорошее мое. Ну?.. «К Элизе», я понял. Эх, бедный, как он, негнущимися-то пальцами, отвыкшими…»
А потом как вскочит!.. Мы чуть сами не подпрыгнули от неожиданности. И стоит. Смотрит, руки трясутся. Если б прежний настройщик нас не предупредил, мы бы «скорую» ему вызвали, ей-богу. Разве можно так? Что у человека в голове должно быть, чтобы он так себя вел? После этого сел и играть начал. Ничего так играет, мелодия знакомая какая-то… Это все музыка, она до добра не доводит. Вот и подумаешь после этого, стоит ли ребенка учить. Музыканты, они все немного того, а этот совсем уж…
«Я доиграю, слышишь? Я уже играю. Я тоже давно не занимался, пальцы не слушаются, ты уж прости. Не надо бояться. Что со мной может случиться? Теперь уже снаряды у окон не разрываются. Текст я могу забыть, но это же не то. Это же не кровь меж клавиш, милое ты мое. Я доиграю, во что бы то ни стало. А потом и ты уж меня не подведи. Ведь ты так звучать можешь, я-то знаю. И все твои ранения я подлечу. Мы еще повоюем, правда?»
Закончилось все тем, что он денег не взял. Вот о таком нас даже не предупреждали. Совершенно не может человек с людьми общаться - хоть бы объяснил, в чем дело. Только посмотрел как-то странно и ушел. Нет, оно конечно ничего страшного. Но с другой стороны, люди мы не бедные, немного унизительно даже… А пианино-то заиграло. Учительница по музыке приходила, прямо в восхищении вся. Редкая удача, говорит, старинное пианино и в таком состоянии. Так что, специалист, и правда, хороший. Поди разберись в них, в этих музыкантах. Вот такие дела…
