– Юрик! У тебя ж еще коробка есть!
– Ни, хлопцы. То я для себэ взял. Привезу в село и вообще…То мое, и не разевайтэ рота.
– Да мы у тебя купим! Дома в рублях отдадим по тройной цене.
– Ни. Нэ трэба.
– Вот гад! Давайте выпьем сначала ваше, а потом каждый свое?
– Ото так. Вы ж мэнэ прыгощалы сами. Я не просыв.
– Ну и хрен с тобой, куркуль!
От расстройства добили последний пузырь и попадали спать.
С утра, естественно, траурное состояние и дикий отходняк. Торжествующий Юрик
перед завтраком демонстративно достал из своего рундучка пузырек, разбодяжил
спирт минералкой, чокнулся с зеркалом и с чувством глубочайшего удовлетворения поправил здоровье. Неспешно спрятал остатки обратно в рундучок и со словами «трэба маты розум та тэрпиння», предложил купить у него весь запас по цене, впятеро превышающую номинальную.
– Да ты вообще обнаглел!!!
– Не хотите – не надо.
– Да пошел ты! Перемучаемся, потерпим, но не возьмем у тебя.
– Эй! Покажи, что у тебя за спирт. Если они не хотят, я возьму.
– Да ты что?!!!
– Тихо! Ша! Пусть покажет…О-паньки! Ты, Юрик, кажись, попал…У тебя-то спирт не тот!
– Что значит не тот?
– Ну, просто, не тот – и все! Его пить нельзя! От него умирают. А если немного выпил, то просто ослепнешь на всю жизнь…Видишь, что на этикетке написано: «Warning! For external use only» (а с вечера жрали точно такой же!)
– И шо цэ?
– Только для наружного применения. Ну, там, покойника обмыть – протереть и все такое…Еще не поздно. Может, сходишь к капитану? Скажешь, что с утра пораньше хапнул спиртяги левого перед работой. Он тебя на плавбазу в лазарет отправит. Тебе там клизм штук 20 вставят, потом визу навсегда прикроют и из партии выгонят. Могут, правда, срок впаять за нарушения правил поведения советского моряка за границей, но то ерунда. Скорее всего, «условно» дадут. Зато живой останешься! Может быть…
– Та ну тебя к бису, Миша! Брэшэш ты все!
– Ну, смотри, как знаешь. Когда родственники за телом приедут, я им скажу, что предупреждал тебя…
Слегка засомневавшийся Юрик хлопнул дверями и ушел.
– Как думаешь, к капитану сдаваться пошел?
– Не… Я ж с ним с одного села. Он за копейку наждак зубами остановит. Не пойдет он….
В обеденный перерыв сияющий Юрик опять повторил утренние манипуляции с жидкостями, и изрекши: «Ты, Миша, брехун завидючий. Бач? Все нормально. Живой я. Не слепой. И рожу твою одесскую очень хорошо вижу!» – завалился в койку и тут же захрапел.
Он проснулся от стука костяшек домино по столу и громких комментариев по поводу того, кто ж останется «козлом»?
– Который час?
– 12:45!
– А вы что, с ума сошли – среди ночи в темноте «козла» забивать?
– Ты че, не проснулся до конца? Какая ночь? 15 минут до конца обеденного перерыва. Скоро уже на палубу выходить…
– А почему темно как у нег… – щелкнул выключатель надкоечной лампы и уже дрожащий голос продолжил : …ра в жо.. Хлопцы! Миленькие! Темно!!! Не вижу ничего!!!! Юрик грохнулся с койки и на ощупь, хватаясь за знакомые предметы, добрался до выключателя каютного освещения. Раздались несколько щелчков и дикий вой: «Ослеп! Ослеп! Я теперь слепой! Мамочка!!! Что ж делать-то теперь????» Так же, наощупь, он распахнул дверь в коридор и, рухнув на пороге, зарыдал горько и безнадежно… «Слепой! Совсем слепой» – всхлипывал он... – Как же жена? Как же ж хозяйство? Кому я такой нужен? – Говорили ж тебе…Ну ладно, не убивайся ты так. Давай чайку горячего попей. Осторожно. Не обожгись только. Кипяток. И вставили ему в руку кружку… А-а-а-а!!!! – Что случилось? Обжегся? – Нет! Умираю я! Уже умираю. (За пару дней до этого Миша красочно описывал смерть соседа по коммуналке, отравившегося суррогатным алкоголем. Тот мерз, и все время просил горячего чая. Пил абсолютный кипяток и жаловался, что чай холодный – рецепторы и нервная система постепенно парализовывались, и он уже не чувствовал ни тепла, ни боли) – Чай холодный! Совсем! Я тепла не чувствую. Все…Мамочка! Вот и смерть моя пришла…»
Чтобы не отбирать у вас время: задраить броняшку на иллюминаторе, заменить лампочки в каюте и в коридоре на сгоревшие, постучать в кромешной тьме костяшками по столу, сунуть в руку действительно остывший чай, а главное – удержаться и не заржать…Вот и все! Жестоко? Не знаю… Юрик ушел с китобоев, стал вести абсолютно трезвый образ жизни и угодил к баптистам. Стал со временем проповедником и уехал жить в USA. В Портленде, штат Вашингтон, он мне это все сам и рассказал…
Мише он до сих пор благодарен и не забывает его в своих молитвах.