Не будь на то Господня воля
Мы б не познали алкоголя.
Э т о п о – н а ш е м у.
1.
Сан Саныч приткнулся к ограде французского посольства и, испытывая блаженство, после только что выпитых шести кружек разливного пива даже не пытался оглядываться по сторонам. Сейчас его не тревожило ничего. Брызги от каменного основания ограды падали на ботинки и уже начали падать на брюки, но остановиться Сан Саныч не мог, ибо слишком велико было получаемое блаженство, в народе называемое кайф.
Дежурный охраны посольства встал позади и долго наблюдал за происходящим.
- С бодуна, что ли? - Произнес охранник, когда последняя капля разбилась о носок ботинка и неровно растеклась по шнурку.
- А ты, чо пива не пьешь?
- Пью! Конечно! - С испугом произнес охранник.
- Тогда меня понять должен, - уже спокойнее произнес Сан Саныч.
Охранник поправил ремень, на котором болтались пистолет наручники еще какие то предметы делавшие представителя власти похожим на слесаря ремонтника, у которого все отвертки висят на поясе в специальном кожаном карманчике. При этом количество этих вещей столь велико, что порой не позволяет полноценно работать от постоянно спадающих брюк.
- Ты это, давай отсюдова. Не видишь тут посольство. Тут не положено.
Последняя фраза с трудом попала в голову Сан Саныча. Он приподнял голову, на сколько смог, что бы полюбоваться красотами архитектуры посольства. Архитектура ему явно понравилась.
- Ух, ты! Наши так не делают, - метко подметил Сан Саныч не смотря на то что, смотрел на здание, построенное еще при царе горохе тульскими строителями.
- Вот тебе и ух ты.
Сан Саныч застегнул молнию брюк и заплетающимся языком произнес, доверительно обращаясь к охраннику.
- Видал, какая красотища?
- Я ее каждый день вижу. – Возразил охранник - Говорят тебе не положено. Посольство.
- Слушай, а международного конфликта не будет? - при этом Сан Саныч взглянул в глаза охранника с таким выражением лица, словно это именно он потерял ядерный чемоданчик.
- Не будет, - охранник всеми силами старался освободиться от изрядно надоевшего собеседника, - давай по домам. Сам дойдешь?
- Ты уж там извинись. Скажи, что я же не, потому что Францию не уважаю, - продолжал Сан Саныч, ведомый под загривок охранником на другую сторону улицы.
- Хорошо, хорошо. Обязательно передам. Вот как только посла увижу так сразу же и передам.
- Я Францию уважаю! - Далее Сан Саныч произнес шепотом, стараясь приблизиться к уху охранника, заполнив его ушную раковину устойчивым винным перегаром, - это же естественная необходимость. Я шесть кружек выпил. А Францию, я уважаю!
2.
Как всегда в это время Марь Ивана стояла за прилавком ликероводочного магазина. Старого типа в эпоху перестройки пользующегося особым вниманием у алкашей да еще студентов из-за поразительной дешевизны товара.
Будучи в подпитии жилец соседнего подъезда Сан Саныч неоднократно ругал и перестройку и гласность и постоянно увеличивающуюся цену на водку и выискивал в очереди первого президента, непременно желая плюнуть ему на лысину. Не находя объекта, слегка успокаивался садился на ступеньки у самого входа в магазин и пускался в полемику со всеми стоящими в очереди.
- Была рупь сорок девять, а потом два восемьдесят семь, а потом начался маразм четыре двенадцать. И к чему мы пришли, сегодня водка, которую можно пить и не отравиться стоит около сотни и то не наша. Встречу этих все им скажу.
На что в очереди всегда находился кто-нибудь, кто пытался его урезонить.
- На тебя Иосиф Виссарионовича не хватает. Он бы тебя сразу урезонил.
- А я и ему все скажу. И не побоюсь.
Очередь медленно двигалась. Марь Ивана отпускала традиционный Портвейн, и, принимая деньги за товар успевала выглянуть в окошко магазина. Из его маленького окошка можно было разглядеть Кремлевскую стену. Зрение ее никогда не подводило, и она могла разглядеть даже бюст Иосифа Виссарионовича и мемориальные доски на стене. Уже к половине восьмого вечера на пороге магазина виднелась только лысина самого Сан Саныча, в пол голоса беседовавшего с самим собой. Марь Ивана только теперь смогла перевести дух в этот жаркий августовский вечер и вышла на крыльцо магазина.
- И кто только выдумал эту круглосуточную работу, - произнесла Марь Ивана, обращаясь в пустоту и к сидящему на ступеньках Сан Санычу.
Он часто засиживался на этом месте, добросовестно исполняя роль сидячей антирекламы продаваемого в этом магазине товара.
- Перестройка. Вот кто тебе эту круглосуточную работу сделал. А ты голосуй на то и гласность. Товарищ верь, пройдет она так называемая гласность и вот тогда госбезопасность припомнит ваши имена.
- Иди уж, - совсем незлобиво произнесла Марь Ивана, - перестройка.
В принципе она была не прочь, что бы Сан Саныч засиживался до закрытия магазина. Какая никакая, но мужская душа рядом вроде как охрана. Но, сегодня ей хотелось закрыть магазин пораньше и сбегать домой. Домашних дел накопилось много. Одной постирушки со вчерашнего дня замочено два таза. Уйти часа на два, потом вернуться. Никто и не заметит. Выручки за полночь все равно никакой две три бутылки пива, да и то не каждый раз. Народ у нас еще вполне советский к ночной зарубежной жизни не привык.
- Иди домой. Завтра придешь я тебя уж так, и быть опохмелю.
Марь Ивана знала предысторию жизни Сан Саныча и по этому с некоторых пор уважала его и иногда наливала сто грамм ,,наркомовских,, из разбитых бутылок.
- А то еще загнется.
Сан Саныч, с трудом поднявшись, зашагал в сторону своей однокомнатной квартиры, сильно покачиваясь на изрядно опьяневших ногах.
- И Владимир Ильичу усы повыщипываю и талоны ихие на лысину приклею
Эти слова являлись звуковым сопровождением его неуверенной походки.
Марь Ивана вздохнула и сочувственно всплеснула руками вслед уходящему спившемуся окончательно герою ,,чернобыля,,. Она еще помнила, как в этот же самый магазин приходил стройный подтянутый сорокалетний мужчина с орденом мужества на груди и взял, как сейчас помнится, бутылку полусладкого Шампанского и шоколадку ,, Вдохновение,,. В ее же магазине он закупал водку на свадьбу. Марь Ивана сама тогда ездила на базу, что бы взять подешевле. Через некоторое время Сан Саныч стал захаживать в ее магазин без повода, а то и по два раза на деню, с друзьями. А потом первая бутылка в долг. ,,Смирновка,, сменила простую, ну а далее просто на «рыгаловку». Все эти воспоминания привели ее к тому, что пора закрывать магазин и бежать домой на пару часиков к своим постирушкам.
Привычным движением Марь Ивана закрыла входную дверь, плотно притворив засов. Быстрым шагом направилась к заднему входу, что бы выйдя на улицу накинуть на петли металлическую перемычку и затем, выйдя снова вовнутрь магазина закрутить гайки на просунутые сквозь отверстия в дверях шпильки с нарезанной на них резьбой. Она делала эту процедуру уже сотни, раз и по этому вскоре вернулась в магазин и, держа в руках гайки, направилась к двери.
- Будьте добры милочка. Одну водочки.
Марь Ивана стояла к прилавку спиной. Эти слова в первое мгновение вызвали у нее лишь профессиональный рефлекс.
- Водка у меня ведь, на второй полке.
И только после этого до нее дошло, что магазин то уже закрыт. Рой мыслей пронесся в голове. Да и кто мог проникнуть сквозь притворенную дверь. Может, кто из знакомых через черный ход зашел, пока я на улицу бегала. Марь Ивана не опасалась за выручку. Она сдала ее еще в восьмом часу. Племянничек, так обычно именовали инкассаторов во всех совковских магазинах забрал на этот раз всю выручку даже мелочь. И в кассе не осталось и на коробок спичек. Товара хоть было и много в магазине, но, только, кто на него позарится, а если кто и возьмет, так тут же напьются и упадут. Под утро их милиция в соседнем скверике и подберет, как это случилось в прошлом году, когда Марь Ивановна была в отпуске. По этому она спокойно закрутила гайки и повернулась.
То, что увидела она в следующее мгновение, заставило ее сердце замереть на какое-то мгновение, а потом забиться с лихорадочной скоростью.
Перед прилавком стояли двое мужчин. Один в форменке сроковых годов, в точности Иосиф Виссарионович другой в черном костюме белой рубашке в жилетке и кепке. Никак Владимир Ильич.
- Будьте добры милочка одну водочки, - Иосиф Виссарионович произнес эту фразу четко с легким акцентом и его оспиное лицо показалось Марь Иване не натуральным, - Не извольте беспокоиться он самый. На фото ретушировали подлецы. Вот теперь настоящего то и не узнают.
- И непременно смирновской, - сильно картавя, добавил Владимир Ильич.
- Смирновская у нас нынче в цене. Она дороже других будет, – цепенея от обстоятельств, произнесла Марь Ивана.
- Ага, - обрадовано воскликнул Владимир Ильич, - что я говорил? Вот что значит качественный товар. Марку свою аж в другое тысячелетие закинули. Другие то с тех времен, какие водочки до нас дошли?
- Да вроде, более никакие. - Ответила Марь Ивана
- Вот! Я говорил, - восхищенно воскликнул Владимир Ильич, обращаясь к Иосиф Виссарионовичу. - А ты ничего не изменилось. Ничего не изменилось.
- Будь те добры милочка, одну водочку. - Снова произнес Иосиф Виссарионович, не вынимая трубку изо рта и придерживая ее правой рукой, а левой выкладывая на стол, смятый в кулаке зеленый трояк.
Марь Ивана, не решившись сделать замечание вождю, приняла деньги и выставила на прилавок бутылку смирновской. Вождь взял бутылку и внимательно рассмотрев ее, обратился к Владимир Ильичу.
- С каждым разом наклейка лучше.
- Лишь бы качество не страдало.
- Это тебе не Цинандали.
- Милочка и на сдачу закусить. - Владимир Ильич просто влез на прилавок.
Наблюдая за мужчинами Марь Ивана, отказывалась верить в происходящее. Но профессионализм заставлял действовать так, как и положено продавцу.
- На какую сдачу. Бутылка смирновки за сотню стоить будет.
- Слушай, - Иосиф Виссарионович развернулся к Владимиру Ильичу, стараясь заглянуть ему в глаза, - мы с тобой в последний раз, в каком году были то?
- В 78-ом.
- Тогда водочка два восемьдесят семь была.
- Теперь за сто рублей цена. - Произнесла Марь Ивана.
- Я тебя предупреждал. А ты Иосиф все свой рваный трояк суешь. - Владимир Ильич заложил руки за жилетку и стал расхаживать перед прилавком.
- А вы. Как вас называть, разрешите спросить?
- Марь Ивана.
- Вот я и говорю, Иосиф Виссарионович надувает вас, а вы молчите. Привыкли за годы советской власти!
- Вождь, все-таки. - Робко возразила Марь Ивана
- А вы потом из своего кармана будете докладывать? - Владимир Ильич просто огорошил Марь Ивану.
- Слыхал, на дворе новый век, а меня все вождем величают. - Иосиф Виссарионович произнес это с нескрываемым удовлетворением.
- Это действительно так? - Владимир Ильич обратился к Марь Иване.
Марь Ивана только теперь поняла, что перед ней стоял настоящий Иосиф Виссарионович и что она разговаривает с настоящим Владимир Ильичом. И от этого ей стало еще страшней. Все это походило на сюжет из фантастического фильма. Она оглянулась по сторонам. Вокруг все еще был ее родной ликероводочный магазин.
- Если вы нам поверите, то в следующий раз мы с вами обязательно рассчитаемся по полной программе, милочка. - Владимир Ильич был явно в ударе. И было видно, что ему очень хочется выпить.
- Видите ли, Владимир Ильич у нас в конкурсе двойников подрабатывает. Неплохо платят на выездах. Правда проблемка выходит одна. По началу некого было в мавзолей подменить. Одного бомжа на подмену мертвецки пьяного положили на период выступления, так он во сне на бок перевернулся. В мавзолее решили, что землетрясение виновато. Вот шуму то было. По этому сейчас только ночные. Мавзолей же ночью не работает.
- Иосифу труднее. Ему каждый раз приходится мундир разыскивать. А во всех музеях только с орденами, - Владимир Ильич укоризненно поглядел на Иосиф Виссарионовича. - Скромный он. Не может при орденах по Москве разгуливать. Форменку ему подавай.
Тут только Марь Ивану осенило.
- Боже, так как же вам там. Вы же, небось, и поесть хотите.
- Ну, если откровенно, еще более картавя, произнес Владимир Ильич, - от вкусненького не откажусь. А вы Иосиф. Вам, небось, чего-нибудь грузинского.
- Ну, грузинского, у меня нет. А вот пельменями домашними и солеными огурчиками собственного приготовления. Это я вам сейчас устрою. Да, вы садитесь. Мне не долго. Я тут же в этом доме и живу. В соседнем подъезде.
- Да, работа и не далеко от дома это удобно. Как вы считаете Иосиф - Владимир Ильич как всегда живо принимал участие в происходящем.
- Я тоже в Кремле жил. До работы не далеко. Согласитесь? Тоже удобно, - заметил Иосиф Виссарионович.
- Вы посидите тут. Я мигом. Одна нога тут другая там. Да, кстати, а костюмчики свои могли бы у меня хранить. Я их и поглажу и подштопаю если что. Чего вам всякий раз проблемы. - Марь Ивана говорила это по-женски заботливо, точно так же как она заботилась о собственном муже, покойнике, о сыне который уже давно работает на Владивостокском химзаводе.
- Настоящая русская женщина. И коня на скаку и в горящую избу. С этим народом хоть коммунизм хоть. - Владимир Ильич подошел к зарешетчатому окну магазина и слегка приподнял голову. Его глаза заблестели, когда он о чем-то задумался.
- Брось Володя. Ты всегда был романтиком. Во всем я виноват. Распустил народ. Гайки надо было с самого начала закручивать. А то пока в коме лежал таких откровений наслушался. - Иосиф Виссарионович подошел к Ильичу и похлопал его по плечу.
- Ну, вот и хорошо. Вы пока побеседуйте, а я скоренько.
Марь Ивана уже собралась, было уходить, но голос Владимир Ильича ее остановил.
- Уважаемая. Если не ошибаюсь, Марь Ивана, мы тут выпить собрались, а вот третьего у нас нет. Может быть, вы составите нам компанию. А мы будем вам очень признательны.
- Хорошо, хорошо. Я мигом.
Марь Ивана выскочила из магазина через заднюю дверь и, оказавшись на улице, почувствовала ночную прохладу. Когда дверь магазина захлопнулась, Марь Ивана вздрогнула, и ей показалось на мгновение, что всего только что произошедшего не было. Она разжала ладонь. В ладони все еще находился трояк зеленоватого цвета образца 71 года, только что полученного из рук самого Иосиф Виссарионовича. Чисто женское взяло свое.
- Бежать надо. Гостей кормить.
Она быстрехонько добежала до своего подъезда и тут только вспомнила о предложении составить компанию.
Квартира Сан Саныча находилась на первом этаже. И пил он сегодня не много. Может быть его пригласить. Ей показалась эта идея не плохой. Она ткнула дверь рукой. Дверь открылась. В квартире горел свет. В ванной журчала вода. Это был хороший знак. Когда Сан Саныч напивался, в квартире стояла мертвая тишина. Сегодня было все по-другому.
- Дома есть кто?
Из ванной показалась голова Сан Саныча.
- Заходи Мария. Случилось чего. Опять дверь в магазине не запирается. А то я вот стирку затеял.
- Да, ты не беспокойся с дверью все в порядке. А вещички мне отдай я их и выстираю.
- Какое дело то у тебя?
- Необычное.
- Выкладывай.
- Ты сегодня вроде и не пьяный.
- Так ведь я сегодня на работу устраивался. На ремонтно-механический. По этому только слегка. Да что у тебя за дело то? Да, ты садись, рассказывай.
- Некогда мне засиживаться. Гости меня ждут еще не кормленные. И тебя хочу пригласить. Ну, вроде как третьим.
- Это можно.
- Согласен? - Удивилась Марь Ивана, словно ожидала иного ответа. - Я только к себе поднимусь, кой-чего возьму и сразу пойдем. Подождешь меня?
- У тебя чего закусить найдется. А то у меня и выпить еще имеется.
Отмахнувшись от предложения Сан Саныча, она взлетела на свой третий этаж. Схватила все, что было в холодильнике, тоскливо взглянула на замоченное белье в ванной и спустилась вниз.
Сан Саныч явно возбужденный ожидал Марь Ивану внизу.
- Пошли, - резко скомандовала Марь Ивана и уверенно зашагала к магазину, - только ничему не удивляйся.
Входили в магазин через черный вход. Когда вошли, даже остатки вчерашнего хмеля улетучился мгновенно. Все что он увидел, напоминало ему состояние окончательного опьянения граничащего с сумасшествием. Спокойный голос Марь Иваны вывел Сан Саныча из оцепенения.
- Познакомься с моими гостями, - Марь Ивана говорила это так, словно ничего не произошло.
- Иосиф Виссарионович. Вождь, - добавила она после некоторой паузы.
- Сан Саныч кавалер ордена ,,Мужества".
Иосиф Виссарионович с чувством пожал руку.
- Можно просто Коба.
- Видите ли, его так с детства звали, - в разговор опять вмешался Владимир Ильич, немного оправившись от только что нахлынувшей меланхолии.
- А это Владимир Ильич вождь революции, - Марь Ивана указала рукой на невысокого с явной залысиной и небольшой бородкой мужчину в черном костюме тройка. Сан Саныч подошел к Владимир Ильичу и протянул ему руку и только сейчас заметил, что был с ним одного роста.
- Добрый вечер.
- Очень приятно, батенька. Третьем будете. - Владимир Ильич заискивающе улыбнулся.
- Не понял? - Растерялся Сан Саныч.
- Видите ли, мы тут с Иосиф Виссарионовичем решили сообразить. А вот третьего нам не хватает.
- А, а!? - Понимающе произнес Сан Саныч. - Это хорошо.
- Ну, и, слава Богу, - облегченно вздохнула Марь Ивана, - а я сейчас закусочку то и приготовлю.
- А вам когда возвращаться?
- Ну, мне то собственно. Разве что Владимиру Ильичу.
- У меня с этим всегда проблемы. А сейчас и заменить то некем.
Марь Ивана нарезала ярко оранжевые помидоры. Разложила зеленые пупырчатые огурчики. Ловко открыла консервным ножом с деревянной ручкой баночку шпрот. Шпроты оказались крупными и тесно прижимаясь, друг другу плавая в золотистом масле. Сваренную картошечку она поставила прямо в кастрюльке, чтобы вкус и тепло не уходили. И слегка подрезала в нее зеленого чесночка для вкусу. Аромат наполнил весь магазин.
- Хлебушка у меня маловато, - посетовала Марь Ивана.
- Ничего, ничего, – успокоил ее Владимир Ильич.
- Но, зато, у меня сюрприз, гости дорогие, – и она достала из сумки бутылку водки с зеленой наклейкой, запотевшей от долгого лежания в холодильнике.
Бережно приняв ее из рук Марь Иваны, Иосиф Виссарионович поставил ее на стол. Все придвинулись и начали внимательно рассматривать наклейку. Обсуждали все, качества стекла интенсивность зелености цвета на бутылке и прочее и прочее. Пришли к выводу. Настоящая.
- Позвольте полюбопытствовать, откуда такое совершенство?
- О! Это еще когда я в институте училась. Сейчас все больше академий или университетов. А раньше высшее образование в институтах давали. Ну, вот нас на картошку после учебы и направили. Там в сельмаге одна и обнаружилась.
- Чудненько! Велики запасы нашей страны.
- Как предмет для пития? Это же наша история. Ее в музей надо бы. Лично я пить ее отказываюсь. Выпить ее все равно, что родине изменить. Ее разглядывать и то в удовольствие. – Включился в разговор Сан Саныч.
- Эко ты Сан Саныч хватил! – Удивился Владимир Ильич.
- Нет, в этом есть смысл.
- И какой же?
- А вот какой. За рубежом, так как мы пьем, пить не могут, – Произнес Иосиф Виссарионович, что вызвало всеобщее одобрение. – Они пьют, потому что мыслей нет. Им за столом говорить не о чем. Без тоста, без повода. А мы пить не будем, если тоста или повода нет. У нас слов, сколько хочешь, да и мыслей хоть пруд пруди. Стало быть, для нас водочка это вроде женщины в наслаждение.
- А как же от алкоголизма? Ну, в ящик. Когда спиваются.
- Так ведь если женщин много тоже можно в ящик сыграть. Во-первых, от истощения. Во-вторых, от болезней всяких. В-третьих, от конкуренток. С одной пошел от другой по морде получил. Меру знать надо.
- А.
- Значит, водку и женщину совмещать не желательно. Это как в физике одинаковые заряды отталкиваются и могут быть неприятности.
- Точно!
- Да, вы не беспокойтесь, - перебила их Марь Ивана, - в кое-то веке такие гости ко мне. Вы пейте, закусывайте. Эту водочку можете в приглядочку. Я вам другую откупорю. Просто она холодненькая была вот я ее и взяла. А я сейчас пельмешек подогрею. У нас тут в магазине и подогревалочка имеется. На ней мы обед обычно готовим.
Иосиф Виссарионович вынул трубку и положил ее в боковой карман форменки. Владимир Ильич сорвал козырек с запотевшей бутылочки и начал разливать. Прозрачные капли наполнили граненый стакан Иосиф Виссарионовича до самых краев, как говорят «горкой».
- Хватит, хватит, – Иосиф Виссарионович пытался рукой остановить процедуру.
Тогда разливающий перевел слегка наклоненную бутылку к стакану Сан Саныча и проделал почти туже процедуру. Все происходило в тишине. Глаза всех присутствующих были устремлены только туда, где сокровенные капли наполняли испытанные во многих заварухах граненые стаканы. Кстати сказать, полная ода граненому стакану которыми заполнены все больницы, укомплектованы все автомобили и в каждой квартире имеется хотя бы один граненый стакан, что бы мерить количество риса или муки или того, что сейчас разливается на глазах у изумленной публики, еще окончательно не спета.
Себе Владимир Ильич слил оставшуюся часть.
- Что ж себя то обделили? – Возмутился Иосиф Виссарионович.
- Ничего, ничего. Мне хватит. Давайте за знакомство! Вас как звать можно?
- Сан Саныч с четвертого класса так зовут.
- Это хорошо. Предлагаю за знакомство. Хорошая у нас компания собралась.
- На троих, так сказать.
Все согласились. Первый тост явно понравился.
- Да, вы не стесняйтесь, разливайте по следующей. Как говорят между первой и второй перерывчик не большой. – И Владимир Ильич передал бутылку Сан Санычу.
- Как скажите Владимир Ильич, – Сан Саныч принял бутылку и приступил очередному розливу.
- И как у вас перестройка? – Эту фразу Иосиф Виссарионович произнес как тост на свадьбе, после которой обязательно должны прозвучать крики горько.
- Я вот как скажу, – не выпуская из рук нарезанного красного помидора, изрек Сан Саныч, – горечь от плохого качества не проходит даже тогда, когда радость от невысокой цены уже забылась.
- Здорово сказал! Голова варит. – Владимир Ильич был явно доволен.
- Вот и я говорю. Ему в Институт нужно. Учиться ни когда не поздно. У него и льготы есть при поступлении чернобыльские и стипендия ему положена. – Вмешалась Марь Ивана.
- Да брось ты Марь Ивана. Какие там льготы, если государству мы вовсе по барабану. Вот мы и мрем как мухи.
- Постой, – Владимир Ильич просто не мог молчать. – Слышишь, Иосиф, ты ветеранов, по-моему, не обижал.
- Нет!
- Цены понижал?
- Так ведь это же была фикция.
- Не важно у народа в глазах счастье было?
- Было.
- А сейчас его нет! Мир что перевернулся? Ветеранов всех под нож. А молодежь в бой за деньги. Куда же старикам деваться?
- Вот этой осенью и поступай на юридический, – это Марь Ивана принесла пельмени. – Прошу к столу. Сама лепила пельмешки. Домашние.
Потирая ладошками от предвкушения удовольствия, все устремились к столу. Количество внешний вид и вкус домашней еды способны решить все политические проблемы. Если бы политики это знали, то гонка вооружений уже давно бы прекратилась. Напыщенность наших политиков порой вызывает удивление. Если они ничего более не умеют кроме как рассаживать в определенном порядке своих подчиненных то грош им цена.
- Давайте за хорошую жизнь выпьем? – Иосиф Виссарионович поднял стакан.
- А где она жизнь хорошая? – Сан Саныч уже захмелел.
- Не нравится? Вы же сами себе такую жизнь выбирали? – Владимир Ильич задал вопрос скорее риторически.
- Мы ее не выбирали. Мы ее получили.
- Володя отдыхай. Чего к человеку пристал? Давайте выпьем за ту жизнь, которую мы достойны. Народ у нас просто золотой. Я, каюсь, этого не понимал.
- А можно вопрос? – Сан Саныч пытался подняться со стула.
- Конечно.
- Я вот кавалер ордена мужество свое здоровье и жизнь нашему государству отдал. Я с чернобыля пришел, а моя девушка к другому убегла. Детей у меня быть не может. Только уроды. Что то там с генами от радиации. Я честно в этот саркофаг лазил. А государство ко мне жопой повернулось. Нет мне жалости не надо. Я если работу найду, пока смогу, могу и потрудится. Вот только с работы меня не гоните, если я в больницу попаду. А государство ко мне спиной и не ко мне одному. Если так дело пойдет, кто Родину защищать будет. Чеченцы во второй раз, афганцы во второй раз. Они еще молодые. Их государство тоже кинет. Потому что наше правительство от своих обещаний всегда отказывалось. Вспомните «мы старый мир развалим, а затем». Затем не бывает на песке. – Сан Саныч уронил голову на стол. Воцарилась тишина. Все понимали, что именно в этом состоянии человек за частую говорит откровенную правду.
- Я только сейчас слышу правду, – Иосиф Виссарионович прервал тишину. – Я только сейчас понимаю, что их надо было всех расстрелять и набрать простых людей. Но, с образованием. Они эту жизнь лучше знают. А эти клерки мной и управляли. Жополизы! У них даже фамилий нет ни одной. Просто бюрократы или клерки. Это мы все по имени фамилии, а они просто администрация. Вот по тому они и руководят нами. Их надо всех сразу под корень. Как хрен в огороде. Что бы, не размножались. Я много чего в своей жизни сделал, но не все смог проконтролировать. А клерки этим и пользовались. Давайте за хозяйку выпьем. Ведь это благодаря ей, мы смогли тут сегодня собраться.
Мужчины встали.
- И вы с нами Марь Ивана. Хозяюшка не обидьте уж, – Владимир Ильич подал стакан.
- За хозяйку нашу. За женщин наших.
Марь Ивана, смущаясь, останавливала Владимир Ильича наливающего в ее стакан
- Хватит, хватит. Мне чуть-чуть. Я только за компанию.
3.
Сквозь полуприкрытую дверь заднего хода пробивался свет. В дверь настойчиво колотили.
- Марь Ивана товар принимай. А то у ворот оставлю. Мне еще в два места ехать!
Это водитель привез товар разменные деньги и накладные.
Марь Ивана окончательно очнулась и едва приоткрытыми глазами усмотрела, где лежали ключи. Схватила их и побежала открывать дверь. Всегда веселый вихрастый паренек ураганом ворвался в магазин.
- Марь Ивана куда ставить. Сегодня двадцать ящиков.
Только теперь Марь Ивана обернулась и увидела все остатки ночного пиршества. На столе лежал надкусанный пирог, пустая банка шпрот тарелки вилки крошки хлеба и Сан Саныч склонивший голову над бывшей тарелкой с пельменями.
- Марь Ивана чего гуляли на двоих. Традицию нарушали. На троих и только на троих. Меня бы позвала. Я бы мигом примчался.
- Ты бы примчался. Реактивный. – Марь Ивана произнесла это, словно ей самой было лет восемнадцать, и покраснела.
Она растолкала Сан Саныча и отвела к рукомойнику. Сан Саныч был ни какой, вернее, такой как он, был всегда.
- Тебе ж сегодня на работу. Ты же вчера.
- Успею. Я с Иосифом Виссарионовичем пил.
- И с Владимиром Ильичем. – Пошутил водитель.
- А что, и с Владимиром Ильичем тоже.
Водитель Сергей работал быстро. Ящики с вином, водкой, шампанским и портвейном выстроились в ряд, где им было и заказано. Готовые влиться в коллектив стоящий в томительном ожидании за закрытой дверью магазина. Пока водитель расставлял ящики, Марь Ивана пыталась вспомнить прошлую ночь. И самое главное, если гостей не было и это все ей почудилось, то чего это она назюзюкалась с Сан Санычем. Вопросов было очень много. Но ответ состоял в том, что необходимо было, как всегда открывать магазин. На ступеньках магазина уже собралась группа особо активных алкашей. Они чувствовали время на несколько минут точнее московских курантов. С позволения сказать своих часов у них уже не было, так как они их уже давно их пропили. А куранты пропить не можно по этому именно их и считали своими наручными часами.
- Хозяюшка! Магазин открывай. Горим!
- Это тебе не старый режим. Хватит! Перестраиваться пора.
- Заткнулся бы ты перестройщик липовый.
- Мужики, гласность зажимают!
Толпа одобрительно загудела.
Марь Ивана открыла магазин, и сама встала за прилавок. Стая мужчин, с зажатыми в потных ладонях деньгами, обгоняя друг друга, кинулась спасаться. Сегодня Марь Ивана смотрела на них совершенно другими глазами. У нее самой было сухо во рту и, слегка побаливала голова.
Первая половина дня пролетела, словно в тумане.
- Обед! – Громогласно провозгласила она и грудью настоящей женщины сдвинула очередь к двери. А когда алкаши разошлись, Марь Ивана обнаружила Сан Саныча на ступеньках.
- А ты чего сидишь? Заходи. – Она только сейчас смогла оценить всю его боль.
Сан Саныч поднялся, и они зашли в магазин, закрыв за собой дверь под неодобрительные замечания алкашей сидящих на травке решивших никуда не уходить до окончания обеда.
- Нас на улицу, а его к себе под крылышко.
Но, сидевшие рядом стараясь быть объективными, возражали.
- Да, это же сосед. Он магазин ей закрывать помогает.
После этого веского довода все сразу умолкли. Ибо самая высокая ценность в жизни алкаша это она сама родимая и все то, что с ней связано. И тем более если человек помогает закрывать дверь, а это почти то же что и оберегать родимую. По их меркам этот человек просто обязан иметь особый статус.
5.
- Голова болит? – Марь Ивана спросила, закрывая входную дверь магазина, – я сейчас тебя опохмелю. У самой голова болит. У меня представляешь такое первый раз в жизни.
- Это ты здорово придумала.
Марь Ивана достала бутылку. Налила в маленькие граненые стаканчики и подала один из них Сан Санычу.
- Опохмеляться необходимо, так как пишешь стихи, - Сан Саныч понял, что он единственный из присутствующих обладает подобным опытом. Решился объяснить саму процедуру опохмеливания до тонкостей. – Все должно быть со смыслом тактично и в рифму. Когда мы пьем, всегда тост говорим. Верно?
- Верно, – согласилась Марь Ивана.
- А когда опохмеляешься нужно в свою душу заглянуть. Но делать это нужно молча и вдумчиво. Вроде как, выпиваем вместе и в тоже время каждый по себе. Словно господь дает всем шанс понять - стоит или не стоит еще употреблять.
Марь Ивана, старалась выполнить все наказы Сан Саныча. Подняла стопку. Задумалась. Воцарилась тишина.
- Та сам то, веришь, в то, что вчера произошло? – Марь Ивана не нашлась, что сказать.
- С трудом. – Сан Саныч пытался припомнить прошлую ночь. – Не отвлекайся. Ну!
Когда дело было сделано, Сан Саныч заботливо поднес к губам Марь Иваны кусочек хлебушка.
- Ты только не дыши. Сначала закуси, а лучше занюхай.
Марь Ивана оказалась примерной ученицей.
- Ничего не пойму. Зачем приходили?
- На троих сообразить, – иронически высказался Сан Саныч.
- Скажешь тоже? Два вождя только из-за этого в мой магазин? В этот задрипанный магазинчик ради стаканчика водки? Ты сам то, веришь, в то чего говоришь?
- Я в то, что это вообще было, не верю. Хотя? – Сан Саныч задумался – С другой стороны. На троих! Это наш основной менталитет. Народ без этого дела никак не может.
Марь Ивана махнула рукой. Разговор явно не клеился.
6.
Солнце светило в окна и будило горожан, в каком бы состоянии они не находились. Единственный свидетель, которому всегда позволительно разглядывать с трудом открывающиеся глаза «после вчерашнего» и карие глазки девушек без грима, а так же их стройные фигурки, за окнами так удачно сливающиеся с новыми халатами джинсами и прочей одеждой. Таким или почти таким был сон Сан Саныча.
- Сан Саныч опять дверь не закрыл!
- Все равно брать нечего.
- Смотри, тебя самого унесут.
- Каму я нужон-то!
Марь Ивана была на подъеме.
- Ты чего спозаранку?
- Мы с тобой сегодня в музей идем.
- Куда? – Удивлению Сан Санычу не было предела.
- В мавзолей.
- Это еще зачем?
- Тебе хочется узнать, было это или нет?
- Чего?
- Вставай. Сейчас поймешь.
Сан Саныч с трудом протолкнул внутрь, приготовленный Марь Иваной завтрак. Наскоро собравшись, вышел во двор. Какое лето стояло в то время в Москве. Даже брошенная на произвол судьбы столица за период перестройки казалось молодой и ласковой в такое летнее время. После многолетнего запоя Сан Саныч обратил внимание на мир вокруг себя. Дерево причудливо изогнутым стволом и пышной зеленой кроной улыбнулась ему, а солнце заставило закрыть глаза и доставляло истинное блаженство своим теплом и нежностью. Московские дворики, воспетые в картинах Перова, Васильева, Сурикова очаровывали. И в них не возможно было не влюбиться.
- Готов?
- Ага. И чего в такую рань?
- Все дела нужно делать до конца. Понял?
- Понял. А куда идем?
- Сейчас все сам увидишь?
Они вышли на Красную площадь, благо до нее было рукой подать. Брусчатка площади была, как воробьями засижена иностранцами. По их непонятной русскому человеку привычке они сидели везде. Словно их и ноги то не держат. Они сидят на лавочках, различных парапетах, гипсовых львах, и вот теперь на брусчатке красной площади. От обилия людей на площади, Сан Санычу стало не по себе.
- Может, не пойдем? А то я как-то не привычный к этим сборищам.
- А тебе то, что до этого сборища? Они тут навроде украшения. Посидят облизнутся и уедут. Они к тебе никакого отношения не имеют. Ты их приглашал? Нет! И я не приглашала. Они не к нам приехали, а к тому, кому это выгодно. К нашему президенту и правительству.
- А им то они зачем?
- Что ж ты не понимаешь то? Сегодня иностранцы помельче. А завтра глядишь и крупняк приедет. У него можно и денег выпросить. Знаешь, какие кредиты без нашего ведома уже правительство понабирало. Только ты не переживай за них. Отдавать их все равно нам придется. Будешь их кредиты своим ударным трудом отрабатывать.
- Тогда я на работу завтра не пойду. Или в запой уйду на месяц.
- Ну, на работу ходить надо, хотя бы потому, чтобы себя прокормить. А пить надо меньше. – Сказала Марь Ивановна.
- Ты конечно права. Я пить брошу и в институт поступлю.
- Наконец-то! За ум взялся.
Длинная очередь к мавзолею, которая была одной из самых характерных особенностей всех новостных передач телевидения, просто отсутствовала. Никто не стремился увидеть мумию лежащую в гробу и этим обеспечить свое политическое кредо. Никто не хотел стоять в очереди в душный летний полдень, да и зачем? Собственно кто он лежащий в роскошном гробу для любого из нас? Этот бывший человек – любимая бабушка или богатый дядюшка? На бабушку он явно не похож, а богатые дядюшки оставляют после себя наследство. Этот же наоборот разграбил церкви, продал произведения искусства из Эрмитажа и других музеев, умертвил все Поволжье, разгромил сельские деревни. Все это наследством и тем более хорошим не назовешь. Так почему стоя у гроба чужого дяди мы обязаны делать скорбные лица читая на развевающимся транспаранте, что «он и теперь живее всех живых». Вот когда задумаешься, если он самый живехонький, то мы, то просто спящие на ходу.
- Не отвлекайся!
Марь Ивана держала Сан Саныча за руку, как держат маленьких детей, чтобы не убежали.
- Чего мы сюда приперлись?
- Тихо. Тут нельзя громко.
Осторожно вступив на ступеньку перед входом, они вдвоем направились внутрь мавзолея.
Продвигаясь мимо упокойного Владимира Ильича, ей вдруг показалось, что рука его дрогнула и указала всем путь к выходу.
2002 г.
