Мой поздний Друг, пора парить!
Уже позволено прощаться…
Ты слепорОжденным любить
рукополОжен оставаться…
Тебе не свойственна печаль
моих спонтанных лихолетий.
Но всё ещё немного жаль,
что был незрим на белом свете...
И лишь на тёмном полотне,
где душам выдалось живое,
ты – лик-овал, назло Луне,
давно не видевшей такое
пристрастие крылатых сил,
с которым падают в объятья…
Твой мир отчаянно носил
любви монашеское платье.
Он выучен до лоскутка
со мной, забившейся в столетья.
Как в дальний угол чердака,
где догнивают междометья.
Где мало слов – и те на «ты»,
с мольбой расшатанных ступеней.
Где даже снам зашили рты,
чтоб не вынашивали пений
И не упрашивали Высь,
пока она не станет ниже…
Мой поздний Друг, поторопись!
Я притворюсь, что не увижу,
как ты стремишься вычитать,
пока земные стропы рвутся.
Мой лучший Друг, пора летать!
Осталось
только
от-
толкнуться…
1995 г.
