а если еще думать о прошедшем...
Вдруг - тихий шелест чьих-то крыльев, стук в окно.
И я открыл. Мне не впервой быть сумасшедшим.
Влетел мой Ангел, тяжело упал на стул,
махнул крылом - стакан упал, звеня,
в глаза мне посмотрел и подмигнул:
"Мне показалось, иль ты звал меня?"
Я потянулся и налил: "Чего пришёл?
Тебя зовёшь - ты шляешься по крышам,
а не зовёшь - так вот... Не пачкай стол.
Ну, говори, пока ещё я что-то слышу".
Тот усмехнулся: "Ты всё пьёшь? Всё как всегда?
И всё грустишь - ах, бедная овечка!
А что стихи?"
"Да что стихи... Вода.
Мараю, так, себе бумагу под треск свечки...
Ты прилетел читать мораль?"
"Отнюдь".
Он выпил и потёр висок крылом:
"Я прилетел тебе подправить путь.
Ты не устал таранить стены лбом?"
"А где ж ты раньше был, слуга небес?
Я тут уже и сам вполне управился,
я тут уже и умер и воскрес, да и не раз.
А ты всё где-то шляешься!
Да и вообще, какие стены, бог с тобой -
всё тихо-мирно, я давно уж не боец...
Я принял всё, что мне дано судьбой,
и пережил, и выжил, наконец!
Ну что, не так?"
Тот помолчал. "Не так.
Ты спрятал голову, как птица, под крыло.
Себя обманывать - вот это ты мастак!
Неужто думаешь опять, что повезло
тебе свой жалкий обрести покой?
Так отчего же ты один?"
"Ты что, всерьёз?
Мне дует, лучше ты окно закрой."
"Пускай проветрится... Ответь мне на вопрос".
"Да нет, дружок, о женщинах не будем...
Про двух ты знаешь - сам их мне принёс,
а остальных не отличить от буден.
И хватит. Я ответил на вопрос."
"Ах, ах, какой нашёлся, блин, романтик!
От буден, видите ли их не отличить!
А кто вчера, с волненья как астматик
дыша, хотел блондинку покорить?
Ну эту, помнишь - длинноногую, с губами?"
"Да помню... А вот ты попал как в дом?"
"Пить надо меньше. Я пришёл же с вами,
но, правда что, в обличии другом...
А Солнце с Верой, что души твоей касались -
ты всё по ним рыдаешь, как в кино?
Ты сам захлопнул дверь - они остались
и для тебя, считай, что умерли давно.
Ты что, слепой?"
"Да верно уж, не зрячий.
И коль прозрею - мне тогда не жить.
Я всё люблю их, вспоминаю, плачу...
И тем живу."
"Тебя пора лечить!"
"Нашёлся доктор! Поболтали, хватит.
О женщинах молчи иль вон лети -
Окно открыто." Помолчал я. "Кстати,
что ты там плёл про исправление пути?"
Тот посерьёзнел: "Да была такая блажь,
но уж теперь не знаю как и быть.
Поговорил с тобой и понял - не отдашь
ты мне и капли своей боли. Ты любить
её привык настолько, что забыл
предназначение любви, себя и боли -
ты перепутал всё!"
"О чём ты? Я любил
и всё люблю, и совладать с собой не волен.
А боль... Куда же без неё? Не обойтись.
Она - награда, предостереженье,
она мешает мне предать забвенью
всё то, что сотворил я по пути.
Отсюда одиночество. Едва
надежда мне иглой зайдёт под кожу,
и вспомнятся забытые слова,
и кажется, тепло ещё возможно;
мне боль напоминает - не спеши
любви сплести серебряную нить.
Такого потрошения души
мне в третий раз уже не пережить -
я просто сдохну. Я давно уже не тот.
Крутые горки укатали Сивку..."
Меня передразнил он: "Я не тот!
Воистину, в башке твоей опилки!
Твоя причино-следственная связь
нарушена. Да ты, мой друг, тупеешь!
Ну ладно. Жажда смерти-то взялась
откуда, ты хоть это разумеешь?
Чуть что - так ты самоубийством грезишь,
как радостью. Нашёлся - Волк Степной!
Ты сам себе когда-нибудь ответишь,
какого чёрта ты ещё живой?"
"Уже ответил и ответил дважды -
я дважды пробирался к вам, наверх,
снедаемый великой, страшной жаждой,
которую познать мог человек -
то жажда смерти. Утолить её пытался
как мог, борясь с собой до хрипоты.
Но выжил. И от этого остался
лишь стыд... Да, вот ещё - страх высоты.
Там было всё - шприцы и водка, злоба,
угар. Такое я с собой творил,
что вспомнишь - продирает до озноба.
И стыдно, больно... Боже, как я жил!"
"Да знаю я... На, выпей. Раскричался.
Признаться, было мне тогда противно
тебя хранить, уж очень ты брыкался.
Да, в гроб себя вгонял ты эффективно."
Он встал, прошёлся, щёлкнул зажигалкой,
поставил чайник, закурил и снова сел.
"Послушай, - говорит, - тебе не жалко
себя? Ты променять бы не хотел
свою судьбу на что-нибудь получше?
Я, собственно, за этим и пришёл.
Я так устал, я от тебя измучен -
храню, а надо б мордою об стол!"
"Да этого и без тебя хватает -
и мордою об стол, и чем попало.
Мне от людей порядочно влетает,
вот только от тебя и не хватало!
Да и вообще, откуда же ты взялся?
Разнылся - ах, он, видите, устал!
Зачем же ты тогда за дело брался?
Тебя просил я? На коленях умолял?
Вперёд! Чего бы крыльями тебе
над кем-нибудь другим не потрещать?
И предоставь меня моей судьбе,
я как-нибудь управлюсь с нею!"
"Сядь!
Я рад бы, но порядок, заведённый
не мной и не тобой на этом свете,
пока ещё на этом. Приземлённый
закон добра... Заварка где?"
"В буфете.
Да нет, я сам."
Молчание повисло.
Лишь бульканье воды, полоски дыма,
щелчки секундной стрелки, мысли, мысли...
"Ну ладно, раз уж так неотвратимо
с тобою мы привязаны друг к другу,
и оба, видно, этим недовольны -
то надо что-то делать. Иль по кругу
брести нам так же мерно и безвольно,
как прежде... Ну давай, колись, дружище!
Ведь ты придумал что-нибудь, наверно.
Я вижу ведь, как ты, мой Ангел, ищешь
момент удобный, чтоб быть откровенным.
Давай, я жду."
Мотнул башкой он: "Ладно.
Я прилетел не просто так трепаться.
Мне вдруг так стало больно и досадно
жизнь тратить на тебя и всё стараться
помочь хоть как-то... Тщетно! Мне уменья
с тобою или веры не хватает.
Но есть одно последнее решенье,
но, правда, к нему редко прибегают.
И я аудиенции добился
у нашего всевышнего. Мой Боже!"
Тут он возвел глаза, перекрестился
крылом. Ну, я, из вежливости, тоже.
"Так вот, давай мы сделаем сегодня
---------------------------------
---------------------------------
-------------------------------- - (неразборчиво)
---------------------------------
---------------------------------
---------------------------------
а это преисподняя?"
"Нет, лишь преддверие. Сойдем.
"А это --------------------------
---------------------------------
как-то жалко даже
и как-то быстро...
