Тетя Шура имела свой законный рост 1.30, не больше. Все комплексы и досады низкорослого человека с комфортом разместились в тридцати сантиметрах шиньона, который величественно дополнял ее пышную фигуру на тонких ножках.
Ученики метко прозвали ее «бутылочкой». Т. Шура была учителем биологии.
Зима. Дорога, как и положено в сельских местностях, блещет ни чем не прикрытой голытьбой. Александра Сергеевна величественно вышагивает на тонких шпильках, неся себя по обледенелостям. Ей важен общественный взгляд на ее персону. Сельчане же, при гололеде, стараются глазеть не по сторонам, а себе под ноги. Занятая приданием себе весомости в конкретно взятом скудном обстоятельстве - путь к школе, т. Шура пренебрегла иным условием, больно ляпнувшись на дорогу.
Сняв в учительской разодранные в борьбе со стихией колготки, отправилась на урок.
Его начала так:
- Я сейчас та-ак трахнулась!
Падёж т. Шуры
Озадачив учеников, Александра Сергеевна имеет обыкновение впадать в задумчивость. А, впав, испытывает мебель на прочность. Обычно пятиминутное «грациозное» раскачивание выдерживали все стулья. Но и у «четвероногих» когда-то случаются ослабление конечностей. Одни подкосились - вторые, в черных сапожках, огрели крышку стола. Класс остолбенел, зачарованно разглядывая две тощие ноги, торчащие над столом, точно рогатины на берегу затихшего перед грозой озера.
- Чего не смеетесь? – Натужно вымолвила учительница, выкорябываясь на поверхность.
Конфуз т. Шуры
Саша страсть как любила вояжировать. А вояжировала она со всей страстью молодой женщины, желающей произвести неизгладимое впечатление на какого-нибудь мужчину. Особенным расположением ее одинокой, мятущееся души пользовались военнослужащие. В одном из самолетов, переносящих пассажиров из точки А в точку Б, рядом с собой она узрела вполне пригодного для флирта капитана. Шура очумела от тщательно скрываемого восторга и активно принялась охмурять приглянувшийся «форменный» экземпляр. Он же, имел слишком маленький чин, чтобы вовсе перестать замечать все, что движется, тем более объект передвигающийся не по-пластунски.
Армеец расслабился, отдался легкой беседе, ведущейся с неприхотливым остроумием:
- Мой подчиненный прапорщик редко стирал носки и вот однажды...
Т. Шура, не дослушав продолжения душераздирающей истории, закатилась искрящимся смехом кокетки, которой все пошлости гусара кажутся милой безделицей, услаждающей слух. Смеясь с непринужденной грацией человека, стремящегося, во что бы то ни стало обаять собеседника, она сама себе казалась самим очарованием. Колокольчик смеха звенел и искрился, прокладывая путь в чуть спертом воздухе самолетной атмосферы. И, когда весь запас ее веселья подошел к концу, с чуть натужным хи-хи последним аккордом задребезжал зычный, великолепно выпущенный в замкнутое пространство - пук. Офицерик поперхнулся, стремглав покидая эпицентр обонятельного дискомфорта. Какое никакое, а впечатление т. Шуре произвела неизгладимое. До конца рейса место рядом с ней пустовало.
Полуночный Дон Жуан
«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…»
А. Блок
К антуражу добавьте ночной туман, настолько густой, что при желании его можно было жевать, как жвачку. В белом месиве путалась сиротливая фигура. Силуэт брел так, словно тащил за собой эту липкую влагу. Потом вдруг остановился посреди тротуара. Начал энергично озираться, точно пытался, заглянув под туманный полог, найти там что-то живое. Не обнаружив никого, мужчина ( автор, приблизив к глазам лупу, рассмотрел сквозь сизость мглы представителя сильной половины человечества) слегка наклонился, отставил зад и… испустил дух. Пук получился раскатистым. Он бойко заиграл меж кирпичных стен.
Мужчина прислушался. Внимательно проводил утробный отзвук в вязкую хмарь, и вдруг к нему примешалось что-то дисгармоничное, резкое по своей сути. Мужчина поморщился.
Разорвав в клочья туман, на него выскочила женщина. От неожиданного явления мужчина вздрогнул. Облизал губы, развел руками так, словно приглашал незнакомку в свои объятия, выпалил:
- Вот так-то, красавица, бывает.
Они познакомились. Так т.Шура и обрела д. Толю.
Недуг д. Толи
Дядя Толя страдал. Болел не лишь бы как, а со вкусом страдальца занедужившего всем, что удалось почерпнуть в Большой медицинской энциклопедии. Солянка болезней случалась всякий раз, когда т. Шура обделяла вниманием мужа.
Впрочем, на сей раз д. Толя не проявил особой фантазии, ограничившись гриппом. Температура стойким ртутным столбиком не желала лезть выше 36,6 градусов. Напрасно д. Толя ухищрялся в натирании свинцово-матового наконечника о плед на диване, зря согревал вытянутый ртутный сосок у себя во рту. Ртуть стояла на своем, словно Коперник перед инквизицией. Д. Толя бросил истязать градусник. Принюхался.
Из кухни вился одуряющий, восхитительный сладковато-пряный запах готовящихся перцев. Т. Шура стряпала обильно и вкусно. В животе у д. Толи разверзлась пустота.
Он осторожно прокрался к двери на кухню. Заглянул – никого. Жена просто из парика выскакивала, когда он вот так, тайком, крал что-нибудь съестное. Но д. Толя ничего не мог с собой поделать, сказывалось голодное детство.
Непрестанно озираясь, старичок проворно шмыгнул на кухню. Осторожно приподнял крышку и… сунул в варево градусник.
