Если есть входы, где-то существуют и выходы. Только входная дверь всегда с подсветкой, а поиски выхода - в темноте, на ощупь. То ли электричества нет, то ли электрик пьяный, то ли выключатель сломался, или он вообще – с другой стороны, за дверью. При последнем варианте шансов на успех совсем мало, но они все равно есть. Опять же, где-то - неизвестно где, неизвестно когда, непонятно как…
Верить хочется. И верится, и ждётся. Живёшь этой непонятной даже для себя верой, тешишься надеждой на честность, которая иногда ломаного гроша не стоит. А, видя, что и порядочность стала понятием относительным, понимаешь хрупкость и неустойчивость равновесия. Оно, словно маятник. Там убудет - здесь прибудет. Где-то разрушится - в другом месте построится. Разорвётся – склеится, умрёт - родится...
Но ведь бывают, например, демографические взрывы. И что же – это не есть хорошо? Скорее означает, что, если в одном районе произошло перенаселение из-за высокой рождаемости, значит, в другом уголке планеты обязательно должна начаться какая-нибудь эпидемия, мор или война, уносящие тысячи жизней ради этого самого равновесия. Так?
Известное дело - любой собеседник будет аргументировать: «Ничего не бывает случайно, все происходит по Законам вселенной, все закономерно и подвластно логике. Естественно, не женской, а научно-обоснованной». Сотни примеров приведут для убедительности. Да я давно согласна. Лишь возражу по последнему пункту. Только ли не женской? Чем она так плоха – женская, почему раздражает мужчин, небрежно, а чаще насмешливо, произносящих это словосочетание – «женская логика». Да и примеров не надо. Своей жизнью сыта. Чужими жизнями наелась. До комка в горле, до рвотного рефлекса. Сколько уже было «в последний раз»? А впрочем, и «в первый» тоже…
Заколдованный круг без права выбраться из него.
Мышеловка без сыра.
Болото без единой кочки.
Без шансов.
Без выходов.
Без света.
Без…
Чёрт побери! И без отопления что ли? Надо бы накрыться еще одним одеялом. Или в ЖЭК позвонить? Поругаться, разрядиться в незнакомого диспетчера автоматной очередью брани и успокоиться. Только тёток этих жалко, на них все сейчас наезжают, а они при чём? Сантехника ведь к телефону не подзовут, он всегда – «на аварии». Хорошая отмаза…
Господи, как холодно… В темноте еще холоднее. Но свет включить не то чтобы лень – просто не хочется яркого света, а свечи дома никогда не держала. Сейчас мерцающий во тьме огонек не помешал бы…»
Галя нехотя высунула руку из-под одеяла, нащупала шнурок ночника и резко его дернула, отчего бра зазвенело подвесками и повернулось на 45 градусов, осветив стоящий на полке горшок с цветком, название которого женщина забыла. По потолку поползли змееобразные тени от растения.
«Какой он белый. Словно насмешка над моей жизнью. Потолок должен быть черным – так вернее. Или хотя бы полосатым».
Минут двадцать Галина лежала, равнодушно пялясь в пространство перед собой, потом, точно что-то вспомнив, вдруг резко встала, суетливо заправила постель, притащила из «тёщиной комнаты» целлофан и накрыла им своё ложе. Полчаса ушло на поиски краски, которой осталось больше половины трехлитровой банки (она точно помнила) от покраски весной общественного чугунного забора во дворе дома, валика, и уже через пару часов потолок зловеще сиял черным глянцем. Обессиленная женщина укуталась в одеяло-кокон, и снова замерла в постели, устремив взгляд теперь уже в черное поле над головой. Успокоения не наступило, как и облегчения. Усталость и раздражение нагнетали еще более мрачные мысли.
«Вчера себя в зеркале не узнала – щёки ввалились, нос заострился, под глазами синеватые мешки. Десять лет плюс. Еще пара недель – еще десять лет плюс. А через месяц – дряхлая старушенция, которую не узнает даже собственный кот - никому не нужная, никому не интересная.
Такую себя не смогу уважать никогда. Потому знаю только один выход, но тело с разумом никак не договорятся.
Чья возьмёт?
Хотя… Мне уже всё равно. Надоело ходить в потемках. Безразлично и совершенно не обидно за себя.
Обидно за детей. Они-то при чем?
Вот именно. В этой жизни каждый сам за себя. И только таким дурам, как я, выпадает великая честь, утверждают гадалки-всезнайки, быть талисманом других. Жизнь-труд в настоящем за жизнь-грех в прошлом. Жизнь за себя и за того парня. Ты – талисман, парень – его владелец. Он живет в свое удовольствие, зная, что есть оберег, грешит направо и налево, нисколько не сомневаясь – амулет спасет. В следующем воплощении наоборот? Получается, что именно так.
Опять попадаем в равновесие – теперь уже в равновесие между жизнями.
Да не хочу я быть защитой какому-то парню. Тем более что парень – иждивенец и трус, прилипала, аппендицит, ненужный нарост на чужом теле, инородное существо. Родителей буду защищать, детей стану оберегать, а жить надеждой, что где-то, когда-то, в эфемерном будущем парень, ежедневно отравляющий мои будни сейчас, а праздники превращающий в траур, станет моей опорой и защитой – нет уж, увольте. Кроме того, еще не доказано, что жизнь после жизни существует. Так что, парень, живи сам, как хочешь, а я буду жить только за себя. И пусть нарушу это самое природное равновесие, зато оно будет в моей душе, и я проведу остаток своих дней в благостной тишине, радуясь собственным успехам, наслаждаясь счастьем детей, внуков. А если есть та самая жизнь после жизни, вот в ней потом и разберемся, кто прав, а кто виноват.
Слышишь, парень, я больше не буду тебя оберегать! Ты ведь даже не просишь об этом, ты даже не догадаешься произнести слово «прошу», потому что не знаешь его, никогда не знал и вряд ли узнаешь.
Все, что я сейчас делаю, и буду делать – это только во имя любви к детям и родителям. И никаких поблажек тебе, парень. Слышишь? А не слышишь, так это опять же – твои проблемы. А я все решила для себя. Окончательно и бесповоротно».
Рано утром соседка из квартиры напротив, вышедшая на прогулку с собакой, застыла в изумлении, наблюдая с улицы за тем, как Галина, балансируя на стремянке, с остервенением скоблит потолок, непонятно каким образом ставший за одну ночь черным.
