Покойная насмешка (Рассказ)

Вы, конечно, возразите: о подобном писать нельзя! Чудовищно! Не может быть! Но было. А то, что было – не вырубишь и топором.
Произошло в чахлом городишке Бэнске. Там, ни одно мало-мальски значительное событие не протекало обособленно. Охочие до зрелищ горожане, неслись к месту событий, в том числе и предполагаемых, точно куры, почуявшие ошметки мяса. И теперь, перед трехэтажным домом красного кирпича собралась изрядная толпа, со скорбными лицами отмахивающихся от зноя и апатичных мух. На причину массового любопытства указывала крышка гроба, приткнутая возле входной двери.
-Не выносили? – Спросил рыхлый мужчинка, торопливо подбираясь к месту события.
-Не-а-а, - отозвался пучеглазый юркий подросток, уносясь в трагический подъезд.
-Полчаса как должны, Семен Никифорович. - Пояснила сведущая старушка.
-Ф-у-уф. Успел. - Окончательно отдувшись, удовлетворился Семен Никифорович.- Значит скоро.
-Да быстрей бы уж. А то я к зубному опоздаю. - Заявила  девушка  лет до двадцати пяти, сложив  кукольное личико  в недовольную гримасу.
Протекло еще двадцать знойных минут. Зеваки, обсудив достоинства покойной, стали подбираться к недостаткам, которые отчетливо виделись им на расстоянии. Когда часть критиков измолола тему, другая – слушателей, занервничала. В истории города похоронные мероприятия  на такой неприличный срок не затягивались. Некоторые ротозеи, что совсем невероятно! засобирались домой. И тут, словно капризные актеры на требовательный «бис», из подъезда вышли двое.
Траурные лица выражали высшую степень озабоченности.  
-Что  случилось, Николай Федорович? – Подскочил к сухонькому мужчинке в очках  гражданин, отразив лысиной, словно пинг-понговый шарик, окулярный блик.  
- В гроб не помещается, - брякнул тот.
Толпа  ахнула.  
-А вот так. – Хмуро отозвался статный седеющий мужчина с благородным лицом. – Распухла.
Звучно огрев белую «копейку» дверьми -  укатили, оставив публику в мощном замешательстве.
-Дык в ней килограммов сто с гаком, - ввернула в общий гомон сухопарая  бабуля. – Семка-гробовщик говорил, что сын -  тот что Володька -  пришел и выбрал  самый хлипонький. На мамку денег пожа…
Бабкин  голос потонул в  всколыхнувшимся, точно болотное марево,   гуле  воспоминаний о том: кто, когда,  и где  сыграл в ящик. Дополнительный час пронесся соколом, точно третья рюмка.
Именно столько времени понадобилось отбывшим, чтобы найти вместительное последнее пристанище.
Поиски усложнялись тем, что в Бэнске находилось всего одно ритуальное агентство «Земной рай». В гробовом эдеме царствовал Семен Петрович. Пройдошливый пучеглазый мужичонка, вечно обсыпанный опилками, словно манной небесной.    
-Чего желаете Эдуард Рафаэлович? - Любезно поинтересовался он, скаля остатки гнилых зубов на посетителей.
-Что подсунул? - Зловеще поинтересовался высокий. - Восемьдесят сантиметров! А спихнул, как метровый, так?
-Че ты, че ты епс! - Залебезил гробовщик под тугим взглядом серых глаз. - Я скидочку, как постоянным клиентам. Я-то... Эдуард Рафаэлович. Я,  епс, на выбор... Два. Один, поболе, да подороже. Он и выбрал… Я что, епс? Я и дал. Предупреждал. Епс. А он: «Ничего, вместится».  А они того, мертвецы-то…
-Покажи что есть. –  Оборвал Николай Федорович.
Деревянное хозяйство было разбросано по всему помещению, словно яблоки в райских кущах. Даже на затертом серо-сизом кресле, из подлокотников которого желтыми кустами торчала вата, расположился, точно на отдых  - гроб.
- Т-ыы-кс, щас епс глянем, - забегал между делом рук своих  гробовых дел мастер, - вот извольте, самый большенький. Загледеньеце. Вылитый дуб. Сам бы, епс, в такой… Хы-хы-ы. Не побрезговал.
Эдуард Рафаэлович не торопясь обошел  товар. Постоял, прищурив глаз. Постукал костяшками пальцев по бортику. Хмыкнул:
-Дай-ка, Николай, сантиметр. Сдается мне, тут не полтора метра вширь. Та-аак!  На десять сантиметров меньше!
- Ну, это… Уступлю в цене, - проблеял спец по деревянным приютам.
-Сколько? – Деловито поинтересовался Николай Федорович.
Сема  бодро вышел на свет:
-Ну-уу. Эдак. Епс. Так и быть,-  в безнадежной щедрости  махнул  костлявой  рукой, - скину пятьсот!
-Что? – Нахмурил кустистые брови  Эдуард Рафаэлович
-Епс-с. За девятнадцать. Он же высший сорт. – Сник.
-Не ввинчивай мозги! Знаю, сколько  процентов накручиваешь.
-Побойтесь Бога, Эдуард Рафаэлович! Он же мне как родной, епс. – Жалостливо замигал гнилозубый. – Вот этими руками, – затряс ими перед носом у клиента. - Ни у кого такого… Так и быть, епс, за восемнадцать! От души.  
-Что-то он здесь поцарапанный, - Николай Федорович, карябнул коричневую полироль. – Он случайно, не бывший в употреблении?
Торговались  с надрывом, словно себя в рабство продавали. Вспотели. Наоравшись до сипоты, наконец, ударили по рукам.
Гроб оказался невыносимо тяжел.  Подмога явилась  в образе трех мужиков, смердящих застарелым перегаром и кислой одеждой. С ними дело пошло.  
Зрителей возле дома прибавилось. Николай Федорович вместе с напарником кряхтя, принялись вытаскивать прискорбный груз. Толпа пораженно заклокотала. Деревянный саван был таких чудовищных размеров,  что с ужасом на него можно было смотреть вечно.
Пара мужчин, чья фантазия  более всех отличалась безыскусностью форм и представлений,  быстро  пришли на помощь. Под печальный матерок полупьяного электрика Гришки,   полированного монстра   сняли с грузовика.
-Теперь ей будет просторно, - подал голос кто-то из зрителей.
  В подъезде -  судя по затейливой брани, летевшей в зевак, точно тухлые яйца - ноша исправно застревала на каждом повороте.
Обратный путь дался  едва легче. Мужики муравьями  облепили гроб. Натужно волокли к катафалку.
Кладбище. Пафосные речи. Тягостное прощание. Как обычно... Как у всех...
Шестеро  крепких парней побагровев лицами, набухая рельефом мышц, приподняли, подсунули веревки, подняли. Заунывно скрипя, конечный приют грустно поплыл вниз.
Зрители  ахнули. Помертвели. Гроб, точно бутерброд с маслом перевернулся и с  грохотом хрястнул об  дно.  Крышка отлетела  - толпа с истеричной шумностью вздохнула.  Увидев,  в какой замысловатой позе на своей последней недвижимости очутилась покойная - выдохнула. Казалось, в последнюю минуту умершая устыдилась своего веского поступка,  прикрыв голову и часть туловища  крышкой гроба, но бесстыдно обнажив филейную часть. Широкий зад  монументально белел, точно последний глумливый привет оторопевшим живым. Работники морга, как выяснилось, не сумели полностью натянуть одежду на могучее тело.
Так хоронили мою тетку.