Он отряхнулся, встал, и начал петь.
Нет, не убить руками его память,
Не запугать, не истребить; и не поможет смерть.
Хотел бы спеть я с ним, на пару, песню,
Которую он пел, смеялся и грустил,
Сесть и спросить, за что поэту
Печальная такая выпадает жизнь?
Не понимаю, почему за правду
Стараются унизить, опустить и задушить.
Зачем в родной стране таланту
Мешают чисто и красиво жить?
Каким же глупым надо быть, незрячим,
Чтобы губить великих и возвышенных людей.
И после смерти лишь оставить отпечаток
Для будущего жадных и больных зверей.
Хотел бы я под пулю встать и лечь под скатерть,
Прикрыть собой решающий удар,
Чтобы увидеть вас живыми, братья!
Я тоже с вами умирал, страдал…
Пускай не пожалеют вас ублюдки,
Решающие, жить иль умереть.
Я отменяю у них это право,
Не им решать, не им в огне гореть!
Не им жизнь отбирать у высшего создания:
Несущие после себя печаль и смерть.
Пусть Бог их, а не я, осудит.
Только за вас стихами буду петь…
Больно и холодно, и плачу я в начале,
Тихонько напеваю песню золотую,
А позже – задыхаюсь от печали
И в своих мыслях жалобно тоскую.
Меня не остановишь, не уймешь
И кляп не вставишь в рот вонючими руками.
Если сказать: ты, может быть, умрешь.
Я все равно буду рыдать стихами.
Я все равно буду кричать в стихах!
Быть может, кто-нибудь поймет, оценит…
Ведь память о поэте остается на века
И не убьет его, не уничтожит время.