где во взгляде небес меньше боли, но больше тоски…
Мы совсем не поэты, увы, мы не сходим с ума.
Мы солдаты. Мы братья камней. Мы терзаем пески.
Каждый раз, умирая, пытаешся что-то сказать,
успокоить тебя, что ещё буду трогать плечо…
Снова лязгают двери вагона командой "не спать!",
мы не спим. Мы считаем часы и молчим горячо.
Слишком много вина, слишком много потерянных дней,
слишком много разбитых, растоптанных, скомканных душ.
И за пазухой нет ни патронов уже, ни камней.
Мы ждём снега, как ждут самолёта в палящую сушь.
Каждый раз, открывая глаза, понимая, что жив,
неуместным становится думать о том, что неправ.
Ты жесток, горизонт, ты изрезан, изранен и крив,
ты вгрызаешся в лица, как ржавый кровавый бурав.
Мы - осколки третичной эпохи, мы - пепел веков,
мы шагаем в пыли и нам лгут, что уж скоро вода.
Ты своими губами на свет производишь любовь,
мы же в муках рожаем войну, и так было всегда,
и так будет всегда - умирай или не умирай.
Заржавеет металл - ерунда, люди сварят ещё.
Видно надо кому-то, чтоб были Валгалла и рай,
видно должен быть кто-то наказан и тут же прощён.
Видно небо теплеет, вбирая нас, как семена,
а потом проливается словом и мелким дождём.
Мы не спим, мы всё ждём, для того существует вина.
Если мы перестанем от боли кричать, то умрём.
Не беда. Это дело привычки - моё ремесло.
Мы на страже у нашей тоски, мы стоим на часах.
И Харон перехватывает поудобней весло,
когда нас покидает усталый и сгорбленный страх.
Мы не верим, когда говорят - мол, очнись, оглянись,
впереди, позади лишь руины, тот раб не соврал.
Наша вера стремится, как гарь наших выстрелов, ввысь,
наша вера честна и горька, как горелый металл.
_______________________________________________
Не спроси ни о чём, забери, исцелуй мне лицо,
и ладонями вытри с души эту копоть и гарь.
Завяжи мне глаза - я на ощупь узнаю крыльцо,
сделай так, чтобы я никогда не смотрел в календарь.
Занавесь волосами лицо, запрети говорить,
подари мне колени, прижми моё сердце к ногам…
Я так часто дарил людям снова возможность пожить,
что теперь голоса их слились в неразборчивый гам,
белый шум в голове, как безумный скрипичный концерт…
А судьба, чертыхнувшись, опять побрела на вокзал.
Ей привычнее камень, привычней твоих нежных черт…
Я погиб в тех горах, но о том никому не сказал.
Не сказал, продолжаю ходить, лишь вещаю во сне
О покое полярных холмов и молчаньи морей.
Я - запаянный цинк. И всё то, что осталось вовне,
продувает забывший меня, поседевший Борей.
Я не помню, точнее - не знаю совсем, что верней,
кто в судьбу мне заплёл чёрной нитью слова: " не прощу"…
Мы солдаты. Мы россыпь лежачих готовых камней,
в ожиданьи момента, когда Бог раскрутит пращу.
