Здесь осталась могилка дорогой бабули. Здесь когда-то у меня была квартира в престижном доме. Рядом возвышался памятник создателю алгебры - восточному математику Аль-Хорезми. Сейчас его снесли - увы, времена такие, не до алгебры, понимаешь.
Здесь я когда-то постигал литературные азы, работая в молодежном издательстве. Помню свои первые стихи в "братской могиле" - так в нашем писательском цеху любовно называли коллективные сборники, и я не знал, что делать со своим громадным первым гонораром - 12 руб 50 коп.
Я особо не гонялся за политикой, но честно собирал свои хлопковые кило в счет рашидовских шести миллионов тонн. А еще сдавал комсомольские взносы и писал поэму о Че Геваре, которого любил не меньше Джона Леннона.
А потом пришла пора уехать. Я стал чувствовать необъяснимый душевный вакуум. Друзья, родные вдруг начали неожиданно умирать или куда-то далеко исчезать. "Что ж, ехать так ехать", - решил я.
Приехав в Америку, я не стал отчаянно ругать свою Родину, как делали, увы, многие. И когда меня спрашивали:"Что, так уж плохо было в вашем Ташкенте?", я неизменно отвечал, как заведенный:"Вовсе нет, в Ташкенте все хорошо. Я уехал по личным мотивам".
Два года я хранил верность своей Родине. Комок подкатывал к горлу, когда я смотрел на заснеженные кливлендские сугробы, вспоминая знойный июльский ташкентский "саратан".
Подспудно я понимал, что не смогу полностью слиться с американской культурой, ее традициями и обычаями. И поэтому поначалу мы с женой устраивали не местные "party", а русские застолья. А стенки своей квартиры я увешал дедушкиными самаркандскими этюдами, прибавив к ним китайско-японский колорит. Получился этакий маленький восточный остров в американском океане. Правильно ли это было - создавать свою микрокультуру - не знаю. Но меня постоянно грыз червь сомнения: верно ли я сделал, что уехал оттуда на край земли.
... И вот я ненадолго вернулся туда. Именно в ту точку земного шара, откуда два года назад отправился искать счастья на новом витке своей жизни.
То, что я увидел, меня просто потрясло. Глаза отказывались верить. Мусор, блевотная грязь, грязь всюду - физическая и духовная. В сорокоградусную жару нет ни света, ни холодной воды. Люди задыхаются, как рыбы, брошенные на берег. Боже, где этот берег?.. В девятиэтажках не работают лифты. ЖЭКам (или как их теперь там называют?) просто наплевать на страдания и слезы жильцов. А что, неужели у них самих лучше? Денег нет, зарплаты нет, пенсия просто нищенская. Кругом взяточничество, неприкрытое и наглое.
Люди ходят ошалелые и в дрезину пьяные. Подростки, накурившись анаши, марихуаны или черт его знает какой гадости, бродят как псы по улицам, круша все и вся вокруг.
Милиция занята только одним важным делом: отловом проституток, число которых за два года неизмеримо выросло и достигло такого уровня, что представителям других, менее древних профессий, просто даже как-то неудобно. Дело свое милицейское милиция выполняет достойно, перехватывая "птичек" у клиентов перед самым их носом или, уж простите, перед чем другим. И ведет их в свои "апартаменты", то бишь отделение, для дознания, сами уж догадайтесь какого.
А в это время с великой помпой проходит 7-летняя годовщина образования суверенного Узбекистана. Вычищена до блеска главная площадь столицы, фейерверки, праздничные шествия, громкая музыка, костюмированные представления с показом радостно сияющих лиц. А еще - награждения достойных мужей и жен, и опять - фейерверки, салюты, красивые слова, слова...
На базарах есть все. Восток есть Восток. Как говорится, поди и купи. Если сможешь, конечно. Голодные люди, юродивые, нищие, мелкие воришки толпятся и толкутся на базарах возле лепешек, дынь и арбузов, как мухи и тараканы, которые тут же мириадами ходят и летают рядом. Сотни тысяч болезней роятся здесь при полном отсутствии санитарии. "Подайте, подайте, бога ради!" - эту фразу я слышал много раз и готов был проклясть всех возможных богов за то жестокое унижение, которому они подвергли этих несчастных.
Приближалась школьная пора. На прлавках - многочисленный выбор учебников для... узбекских школ. Справляюсь об аналогичных русских. Полное непонимание в ответ и добродушный совет отправляться в Рязань. Замечательно, а главное - смешно.
На нас с женой смотрели, как на марсиан. Взгляды были разные: завистливые, опрокидывающие, удивленные, радостные. Последних было меньше. Но друзья оставались друзьями, и нас приняли радушно. Хотя "принять" по нынешним меркам - это очень сложное мероприятие. Я не говорю о бывших партийно-профсоюзно-комсомольских работниках, которые, хорошенько отмыв заработанные денежки, превратились в мулл, баев и эмиров. Они настроили себе громадные особняки, минареты на каждой улице, да такие громадные и роскошные, что эмир бухарский лопнул бы от зависти, а не от обжорства.
Восточный человек лукав и хитер от природы (раньше говорили "мудр"). Нам улыбались, хорошо понимая, что мы - "оттуда", и перед нами открывались все двери. Мы заходили, но ничему не верили: ни завистливым, угодливым ужимкам-улыбкам; ни пресловутому восточному гостеприимству.
"О, фарисею, фарисею слепе..."
А когда наступал вечер, и изможденные от жары люди вываливались на улицу в поисках хоть малейшего дуновения ветерка и намека на еду, мы с женой тоже шли к тому месту возле нашего дома, где когда-то возвышался памятник, тот самый, создателю алгебры. Я все время сокрушался: ну чем же им Аль-Хорезми не понравился? Ведь не Ленин же, не Фрунзе, в конце концов. Вместо памятника Ленину водрузили огромный земной шар, в центре которого простираются очертания Узбекистана. Бедного Фрунзе (он восседал на своем боевом коне) крушили по частям, и очень долгое время вместе с постаментом оставалась одна нога со шпорой. А вот Аль-Хорезми исчез, как мне потом объяснили, по техническим соображениям - птицы разъели гипсовую основу, а на предполагаемую бронзу не хватало ни средств, ни даже идеологической национальной подпитки. А жаль, хороший был памятник. Его в программе "Время" часто показывали.
Ну да что уж тут. Сидим мы вот так возле низвергнутого древнего математика и считаем-маракуем, до скольких лет здесь могут протянуть люди, если учесть, что их физиология обратно пропорциональна их социальным функциям. И еще: может ли являться Родиной то место, которое фактически уже не существует? Как Атлантида или низвергнутый памятник.
Нет, скорее Родина - это наше ностальгическое время, наша юность, любовь, живые родители, школа, институт, неуехавшие друзья, все вместе взятое - не перевернутое, а настоящее. Это даже господь бог вернуть не сможет, что уж там говорить о каких-то президентах и мелких политиках.
Надо жить, и жить красиво, по-человечески, а не пресмыкаясь по-собычьи. Увы, ты не нужен Родине. Помочь ей в трудную минуту ты не можешь. Стало быть, смирись и соверши в своем сердце дипломатический развод. Ты, вероятно, нужен совсем в другом месте и, как говорится, по другому поводу.
Да, умом все-все понимаю, все постигаю. И живу там, где живу. Без особых проблем. С удовольствием. Но все-таки, что же они с тобой сделали, Родина моя милая?!
1998