Позволяю себе пофантазировать. Закрываю глаза и представляю Николая Васильевича Гоголя. Он сидит за столом в согбенной позе, голова ниже плеч, часто макает перо в чернила, быстро черкает, скрипя и ставя куда ни попадя кляксы. Перо пора бы выбросить, да период безденежья накатил – не за что вещи добротной приобресть. Со стороны кажется, будто носом водит по бумаге. Видок не из благородных. А перед кем стать держать, ежели он здесь один одинешенек - в живопырке из шести квадратных метров? Если не считать, конечно, тех образов, которые толпятся над его головой, задевают плечи, толкают друг дружку, норовя пробиться первыми на бумагу. Гоголь торопится всех схватить, уложить на листы, пока навалом, делая зарубки, чтобы затем, в другое неспешное время, раскрасить их ярко, оживить, вложить в их уста странные слова, зажечь глаза дурным блеском.
Согнулся коршуном, плечи крылами сложенными торчат, выступая над головой. И водит клювом, синхронизируя его с, двигающейся рывками, пишущей рукой. В эту минуту лучше не отвлекать его и в глаза не заглядывать – все равно ничего не услышит из сказанного, но так зыркнет, что отшатнешься и больше уж не рискнешь потревожить. Вот он весь - в этом страстном сочинительстве. Велика потребность Николая Васильевича выплескивать свои фантазии на бумагу, более нежели государственная служба, чем преподавание, чем любовь к женщине. Здесь лежал его интерес. Здесь была суть его существования. Процесс написания даже важнее результата. Вылепить такой художественный образ, чтобы всякий подумал: с живого человека списан. «Все развивать и в самых страшных призраках» по отношению к литературным персонажам и к собственной жизни.
Он был настолько занят собой, мнил безгранично, верил в то, о чем возомнил, что мог мыслями нагнать на себя хандру, и мыслями же наделить своих героев фантасмагоричностью, которая становилась реальнее самой жизни. Придуманное оживало. В нем и вокруг него. И чтоб оживить все это было у него верное средство – СЛОВО. Волшебное. Он так очаровывался им, так увлекался в процесс выуживания из себя меткого, живописного слова, что сами персонажи и даже сюжет чаще пребывали в тени, в то время как язык блистал. Он творил, будучи настоящим художником - от Бога, вырабатывал свой неповторимый стиль, доводя повествование до абсурда, якобы смешного, но по сути своей – трагичного, ибо всякий абсурдизм трагичен. Гоголь оттачивал свой стиль в полном соответствии с трансформациями собственной чувствительной души.
Андрей Белый сумел...