В предыдущем веке человек.
Он заранее флажки расставил
Под преследуемый волчий бег.
Волки, кони, люди, лес с флажками,
Только кровь крапит рубином снег…
Подошёл к нему. Спросил: что с нами?
Ты ли это, мой несчастный Век?!
Он остановился. Глянул молча –
Взгляд такой усталый и больной.
Вижу: ногу чуточку волочит,
Трубку держит высохшей рукой.
Век мой, как тебя инсульт расквасил,
Передёрнув ледяной затвор?!
Пеплом с головы до пят украсил,
И вступил с самим с собою в спор.
С губ его, как с каменных утёсов,
Словно придавило утюгом:
Треснули хребтины на колёсах,
Всё, что было, – всё пошло на слом.
Затрещали позвонки и кости,
Мясо заскрипело в жерновах,
Добродетель встала против злости
На своих подкошенных ногах.
И, не удержавшись, в волчью яму
Обе рухнули, зашорились «листвой».
От чего же стал ты окоянным,
Век мой, перекошенный такой?!
В перекошенные окна-лица,
Перекошенные дни и образа.
В цепь одну ушитые петлицы,
И поверх ползущая слеза.
Свежей гнилью дунул с океана,
Потянулась вслед за нею мша.
Век мой, начал ты излишне рьяно,
И закончил слишком «поспеша».
Сколько всякого по ходу наковеркал,
Пожирая мириады душ.
Кто стучался в дверь – тот был отвергнут,
Под бравурный, но могильный туш.
Через седловину перевала
Межвековых призрачных границ
С сладкой миной горького оскала
Ты лицо своё потупил ниц.
Но и в отражениях зеркальных
Ты не видишь, не желаешь зреть
Кровью высеченных слов наскальных:
Кто воскрес, тому не умереть.