только руины да гибель дотла.
Что ты увидел в нерусской Москве,
друг, в этом диком позорище зла?
Грезы ль масонов о царстве обжор,
их коммунизм неславянский вьяву?
Или услышал какой разговор
скотства московского в сытом хлеву?
Нет. Ты увидел в дороге раззор
в диких полях вместо лёна и ржи.
Нет. Ты услышал чужой разговор
на иноземной не речи, а лжи.
Там ты увидел блудницу степей,
новой Америки тело в Москве
на красном Звере - не плат до бровей
русской девицы о сон на траве.
Пьяная, голая дура бредет
по переулкам кавказской Москвы,
проч иноземный нерусский народ
прет поглазеть, не склоня головы.
У многозначно молчащих святынь
племя хамитов да вопли чертей...
Русь только здесь у безлюдных пустынь
у нищих изб - вон и плат до бровей.
Кончилось все, миновалось. Лишь грусть
у кирпичей и обломков руин.
Девица ясная, девица Русь,
дай наглядеться в туманах равнин!
Взгляд твой бездомен, и странен, и пуст,
белые крылья убитых теней.
Благословляет нас в белом Иисус
в ферме разбитой как солнце полей.
Это весна ль среди стужи и вьюг?
Красного Зверя ли жертвы пошли?
То долетает таинственный звук
ангельской песни к неверью земли.