Стою средь солнечного дня,
И тонкой струйкою сгущёнки
Сочится детство из меня.
Я умиляюсь, я ревную,
Завидую, чего скрывать.
Эх, слить бы жидкость тормозную –
И тоже броситься играть!
Но бремя лет и груз приличий
Мои желанья сторожат,
И только хороводы птичьи
Над сединой моей кружат.
Играют дети. Я в сторонке
Стою, как нищий на пиру,
И нет ни одного ребёнка,
Кто позовёт меня в игру.
И я грущу, я вспоминаю
Картинки давних юных лет,
Я, словно пазлы, их слагаю
В счастливый свой автопортрет.
Я наяву как будто вижу,
Когда, зарыв себя в скирде,
Слова любви девчонке рыжей
Пишу углём на бересте.
А вот в заштопанной сорочке,
В награду взятый на покос,
Целую, стоя на носочках,
Я лошадиный мягкий нос.
А вот в серёжках из черешен
Я перед зеркалом пою,
А вот уже, по-детски грешен,
Портвейн со взрослым другом пью.
А это номер я гуашью
На белой майке вывожу:
В дворовую команду нашу
Под пятым номером вхожу.
А вот качусь с крутой я горки,
Ломая вдрызг велосипед;
А вот уже курю махорку,
Что сыпет в шкаф от моли дед…
Всё наяву как будто вижу –
Рукою только не достать,
Хоть стань на бесконечность выше,
Хоть птицей научись летать.
Играют дети. Я в сторонке
Стою, не признанный никем.
Лишь детский смех счастливо-громкий
Душой голодной жадно ем.