Глава 3 окончание
Сам я пришел туда заранее, чтобы убедиться, что здесь безопасно, и воспоминания снова нахлынули на меня. Вот здесь, стоя у леера, я вербовал профессора. А он обещал обязательно помочь, потому что считал себя истинным патриотом. Бедный профессор! Он был настоящим членом «Великой России» и отдал свою жизнь за правое дело. Я обязательно потребую от Ефима, чтобы он упомянул о нем в рапорте в 13-й отдел. А сам я непременно выступлю с лекцией о политической бдительности перед медведями. Надо только подобрать как можно шире аудиторию. Например, юнкерское училище. И расскажу, как недолго профессор пробыл в круизе, но сколько успел сделать!
Я огляделся. Никого на корме не было. Сюда вообще редко кто заглядывал. Разве что, ненадолго полюбоваться на буруны под ходовым винтом.
А когда это я вербовал профессора? Не было его у этого леера! Это Зураб по моему заданию вышел на профессора. А потом они оба погибли, а мне приснилось, что они живы. Это сновидение переплело реальность и вымысел, выбило меня из колеи, да и сейчас продолжает терзать. Надо немедленно выбросить из головы и профессора, и Зураба. Их больше нет. Человек исчезает окончательно. Все остальное - выдумки!
«А как же твоя замкнутая кривая?», - произнес кто-то язвительно в моей голове.
«А при чем тут кривая?! - разозлился я. – Она для сверхбольших величин!».
И нервно шагнул к правому борту.
На носу теплохода стоял Зураб, улыбался и махал мне рукой.
«Боже мой! – окончательно расстроился я. – Когда же он от меня отстанет?».
«На девятый день, - ответил Зураб. – Только свечку поставь».
Вера Сергеевна пришла в новом платье и с аккуратно уложенной прической, как на свидание с понравившимся ухажером. Она старалась выглядеть серьезной и сдержанной, но в ее глазах прыгали бесики любопытства. Я не стал околачивать грушу и тут же вылил на нее, как ушат холодной воды, все, что от нее хочу. Выслушав, она снова пришла в ужас:
- Да вы что! Видела я этого Шнайдера! Мы с Клавдией Алексеевной с ним разговаривали.
- Вот и прекрасно, вам легче будет с ним завязать контакт. И, пожалуйста, называйте меня по-прежнему на «ты».
- Да нет здесь ничего прекрасного! – продолжала она негодовать, не обращая внимания на мое замечание. - Как я смогу с ним любезничать? В нем же не меньше девяти пудов!
- Многим женщинам нравятся … крупные мужчины.
- Он не крупный, он толстый! Это сколько же он съедает!
- Да не важно, сколько он съедает. Кормить его вам не придется. И при том, вам не надо с ним любезничать. Просто заинтересуйте его собой. Якобы невзначай улыбнитесь ему, что ли. Ну, женщины лучше знают, как это делать. И он сам начнет за вами бегать. Ведь вы такая эффектная женщина! А вам просто надо держать его в поле зрения. Ведь я не могу постоянно за ним наблюдать. А для вас это ничего не будет стоить. И если он предпримет попытку оторваться от группы – немедленно поставите меня в известность. Вот и все.
- А что он натворил?
- Пока еще ничего, но может.
- Если бы я знала, что меня о таком попросят, я бы никуда не поехала! Тот… нерусский … оглы… ничего подобного мне не говорил! Он сказал: «На всякий случай».
- Вот он и случился…
- А может, у вас есть кто-нибудь другой, за кем надо последить?
- Вы можете отказаться, - холодно сказал я. – И, пожалуйста, на «ты».
- Да ладно уж! Я же понимаю, что вам это надо не для развлечения. И долго мне ходить с этим немцем?
- До Австрии. А после Австрии можете послать его к черту.
«Если, конечно, он раньше не сбежит», - подумал я.
Потом я проинструктировал Веру Сергеевну о правилах конспирации и двухстороннем способе срочной связи.
- Боже ты мой! – закатила она глаза, выслушав инструктаж. – Откуда только взялся на мою голову тот узбек из Чарджоу!
Вера Сергеевна мне понравилась. Такая не сплошает. Будет держать немца на коротком поводке. Узбек, то бишь туркмен Огулдурдыевич проявил истинно музейный нюх. А отработанная мною линия поведения легко вписывалась в среднестатистическое поведение туристов и даже у везучего Шнайдера не могла вызвать подозрение. Потому что как только теплоход покинул берега Конфедерации, на судне закружил дух империалистической свободы. Круизные женщины, не смотря на семейное положение и социальный статус, как в омут головой, бросались в объятия мужчин, которых на всех все-таки не хватало. По палубам дефилировали в обнимку счастливые пары, вводя в шоковое состояние Клавдию Алексеевну, идеологического партработника.
- Как же отбирали кандидатуры для выезда за границу? – негодовала она. – Я это так не оставлю! Я подыму вопрос в обкоме. Все секретари партийных организаций, которые подписали характеристики, положат на стол партийные билеты!
Ко мне начали подкатывать мужчины из нашей группы и умоляли уступить им каюту хотя бы на час, обещая взамен солидное вознаграждение в баре. Я отбивался как мог, пока легкомысленно не заявил, что мне самому нужна каюта. В тот же вечер ко мне постучали. На пороге стояла фурия в облегающем платье с глубоким вырезом.
- Как насчет немного выпить? – весело сказала она и, не дожидаясь ответа, играя бедрами, прошла в каюту. – Подруга моя куда-то задевалась, а мне одной скучно!
И поставила на стол бутылку вина, купленную, очевидно, в баре.
Тут же вырос надворный советник Подковыров с вытаращенными глазами. «Изучение объекта, - гнусавил он с кафедры, – начинается из ознакомления с его анкетными данными. Анкета и автобиография могут очень много рассказать об объекте, если вы, конечно, научитесь их правильно читать. На основе анкетных данных можно не только изучить жизненный путь объекта, но и определить его социальное положение, жизненную позицию и, если хотите, характер».
А я изучил не просто анкеты, а выездные дела. А там еще были характеристики-рекомендации с места работы и жительства, материалы спецпроверок,16 фотографий размером 3 на 4 см и, наконец, заключение комиссии партийного контроля обкома партии о возможности выезда за рубеж.
Моя гостья имела высшее образование, работала в райисполкоме, была замужем и являлась морально устойчивой. Ее муж, согласно анкетным данным, работал на земснаряде. Следовательно, она была служащей и относилась к интеллигенции, а он к рабочему классу. Ее появление с бутылкой вина скорее всего было вызвано их социальной несовместимостью.
Я живо представил, как муж-рабочий, пропахший соляркой и пивом, сидит на кухне, поглощает ложкой винегрет из эмалированной миски и с набитым ртом рассказывает о лопнувшем шнеке. Его жена, подперев щеку, сидит напротив, делает вид, что внимательно слушает, а сама прикидывает, как лучше поступить - прибить его сковородой или уехать в отпуск к маме? В конце концов, она выбирает поездку за границу. А он пусть меняет свой шнек. Я видел, как он стоит на дебаркадере, по-матросски широко расставив ноги, и смотрит куда-то вдаль поверх колышущихся камышей. Ветер треплет его разорванную тельняшку и оголяет на груди татуировку в виде змеи, обвивающей морской якорь.
«Землечерпалочка, - мечтательно подумал я, – видел бы тебя сейчас твой муж».
За окном каюты бушевал весенний вечер. Гуляли счастливые пары. Слышался веселый смех и звонкие голоса. С палубы доносилось жизнеутверждающее пение «На теплоходе музыка играла…».
- А чего ж не выпить! - в тон Землечерпалочки ответил я.
Уже на следующий день я увидел, как Вера Сергеевна со Шнайдером прогуливаются по теплоходу. Немец, тужась, втягивал живот и галантно поддерживал свою спутницу под локоток. Странно было видеть эту необычную пару. Даже Ефим недоуменно вздернул брови. Потом встретился со мною взглядом и все понял. А я, якобы случайно, прошелся им навстречу и подал Вере Сергеевне ободряющий знак, признательно опустив ресницы. В ответ Вера Сергеевна так сверкнула глазами, что я тут же снова опустил ресницы и врезался в висевший на бортике спасательный круг.
Клавдия же, узрев новую пару, пришла в панический ужас.
- И Вера Сергеевна туда же! – в отчаянии вопила она. – Кто бы мог подумать! А еще в народном образовании! Пусть только попробует пригласить его к нам в каюту! Я ей устрою сладкую жизнь!
Пришлось ей кое-что объяснить, и лицо Клавдии тут же вытянулось от изумления. Теперь она принимала Веру Сергеевну за подпольщицу, которая вынуждена танцевать перед врагами канкан.
- А к вам, Клавдия Алексеевна, у меня тоже будет просьба, - прибавил я.
- Слушаю! – по-военному отчеканила Клавдия, преданно глядя мне в глаза.
- Вам надо будет разыграть небольшой спектакль, -сказал я Клавдии.
Клавдия жеманно поежилась.
- А какой?
А дело было в том, что доверенная Васи Остапенко Оля начала искать в нашей группе сотрудника Музея искусств.
- Я вам сто процентов даю, что он есть в нашей группе! – горячо уверяла она, когда несколько человек из нашей группы сидели на верхней палубе в шезлонгах, подставляя свои лица набирающему силу весеннему солнцу.
- С чего ты взяла? – спрашивала Землечерпалочка. - Есть же Ефим. Он из Музея, всем ясно.
- Нет! Есть еще кто-то. И он в нашей группе!
- Да откуда тебе это известно?
- Мне рассказывали.
- Кто?
- Не важно. Те, кто ездил в круиз раньше. Они говорили, если есть посещение капиталистической страны, – обязательно в группу включают сотрудника Музея. А мы будем посещать Австрию.
- Может, Пожарский? Что-то он больно шустрый…
- Пожарский не может. Он из райцентра. А там музея искусств нет.
«Что-то слишком уж она старается, - думал я. - К чему бы это?».
Отвлекая от себя подозрение, я принял активное участие в художественной самодеятельности, организованном круизным массовиком-затейником по случаю праздника дня Нептуна. Массовик мне выдал гуттаперчевую маску с рогами, а Олю я попросил намазать мне грудь и спину черной гримировочной краской. Прыгая и улюлюкая, я вместе с другими такими же чертями гонялся по теплоходу за туристами, и мы их окунали в резиновом бассейне, установленном на верхней палубе. Я так вошел в образ, что начал импровизировать и вне сценария пел «Ходят кони над рекою, ищут кони водопоя», когда очередного пойманного черти несли на руках к бассейну. Оля радовалась как ребенок. Она прыгала, хлопала в ладоши и хохотала. Тогда я, распаленный ее активностью, схватил и ее и отнес на руках к бассейну, куда немедленно и бросил. Мне показалось, что она не очень сопротивлялась, а наоборот, крепко обхватила меня за шею, хотя и громко вопила, что у нее новое платье.
Я посчитал, что и этого мало для отвода от меня подозрения и провел еще одну комбинацию по отвлечению. В Братиславе после завершения экскурсий мы с Землечерпалочкой пошли бродить по городу.
- Далеко не будем уходить, - сказала Землечерпалочка. - В четыре часа надо быть на судне.
- Не в четыре, а в пять, - возразил я.
- Ты что?! Клавдия лично предупредила – в четыре чтоб все были!
- В пять, - упорствовал я. – Ты невнимательно слушала.
Землечерпалочка заколебалась.
- Мне все-таки кажется, что в четыре, - неуверенно произнесла она. – А куда мы идем?
- Не знаю, - ответил я. – Но уверен, что мы придем куда следует.
Она бросила на меня удивленный взгляд, но ничего не сказала.
Сегодня был девятый день со дня гибели Зураба и профессора. С правой стороны узкой улочки, по которой мы шли, неожиданно вырос храм. Может, это была православная церковь, а может католический костел или протестантская кирха – это не имело никакого значения.
- Зайдем, - сказал я.
Мы вошли. В глубине сводчатого помещения священник в белых одеждах совершал свое священнодействие. Народу было мало. Мы остановились у самого входа, но не загораживая его.
- Давай немного постоим, - шепнул я Землечерпалочке.
- На пароход опоздаем, - шепнула она в ответ.
- Не опоздаем.
Священник стал что-то говорить. Наверное, читал какую-то молитву. А я стал произносить свою: «Господи, упокой души рабов Твоих, Зураба и Романа Ивановича». И когда священник произнес: «Амен», я перекрестился.
- Ты что, - в ужасе зашептала Землечерпалочка, - верующий?
«Станешь тут верующим!», - подумал я, а вслух ответил:
- Иногда.
- А я член партии, - гордо заявила она.
«Знаю, - подумал я. - Я тоже».
- У нас надо быть обязательно членом партии, - пояснила Землечерпалочка. – Иначе росту никакого.
- Я куплю свечи, - сказал я.
- Какие еще свечи? - возмутилась Землечерпалочка. – Зачем? Это какая-то иезуитская церковь. Видишь, у входа емкость с водой? В нашей церкви так воду не ставят. Как ты думаешь, зачем эта вода? Может, сначала нужно мыть руки?
- Не знаю. Никто ведь не моет…
Привычной бабки, продающей на входе свечи, иконки и прочую мелкую церковную утварь, не было. Свечи просто лежали на небольшом деревянном столике, а рядом стояла небольшая урна для сбора пожертвований. В ее прорезь я просунул две кроны и взял две свечи.
- Ты хочешь за здравие? – прошептала Землечерпалочка.
- За упокой.
- Тогда нужно слева.
Я подошел к небольшому кануну, где уже горели несколько свечей и зажег от них свои. И снова перекрестился. Землечерпалочка ничего не сказала.
Когда мы вернулись на теплоход, было уже половина пятого. Возле трапа нас встретила Клавдия Алексеевна с перекошенным лицом.
- Немедленно в кают-кампанию, - прошипела она.
Мысленно я ей поаплодировал. Играть она умела не хуже белоруса Осиповича. В кают-кампании Клавдией уже была собрана вся российская группа. Предстояло наше публичное линчевание. Туристы прятали глаза, Саша с Таней смотрели на меня безразлично, Вера Сергеевна с интересом, а Оля смотрела жалостливо и печально. Ее глазки туманились за толстыми стеклами очков.
- За нарушение дисциплины, - выносила приговор Клавдия, - вы оба на ближайшие десять лет лишаетесь права выезда за границу! Я лично прослежу.
- Я же тебе говорила - в четыре, а не в пять, - чуть не плача сказала мне после собрания Землечерпалочка. – Вот что теперь делать? Знаю я эту Клавдию. Она в обкоме в партийном контроле работает…
- Да пошла она!..- в сердцах ответил я.
Теперь до самой Австрии можно было себя чувствовать спокойно. Немец Шнайдер под контролем доверенной Веры Сергеевны, Землечерпалочка меня ненавидит, а у Оли окончательно развеялись подозрения, что я из Музея. Я был вполне удовлетворен. Правда, немного беспокоила Вера Сергеевна. Последнее время она выглядела не в своей тарелке. На встрече, которую я назначил на корме в 12 часов ночи, она была растерянной и рассеянной.
- Что он вам рассказал? – спрашивал я.
- А что он может рассказать? Ерунду всякую…
- О родственниках не говорил?
- Говорил, что женат и у него есть сын…
- Сын? А где его сын?
- Да там же…
- Где это – «там же»?
- Ну где… Под Талды-Курганом. Колхоз какой-то. Имени Ленина, что ли…
- И больше ничего?
- О господи! Ну что обычно говорят мужчины женщинам?! Как будто вы не знаете…Когда все это кончится!
- Скоро, Вера Сергеевна. Скоро. Вы прекрасно справляетесь. Сейчас будет Венгрия, а после нее – Австрия. А уже после Австрии пошлете этого немца к черту.
- В Венгрии я хочу с Клавдией Алексеевной пройтись по магазинам. Что мне и Генриха с собою таскать?
- Какого Генриха?
- Ну немца этого! Его Генрих зовут.
- Ах, Генрих! «Уж полночь близится, а Генриха все нет». Нет, не надо Генриха. Можете просто с Клавдией Алексеевной.
- И на том спасибо.
Но Вере Сергеевне не суждено было пройтись по венгерским магазинам. Ее кривая плевать хотела на все мои планы и понеслась в совершенно ином направлении. Это стало ясно, когда наша экскурсия по Будапешту завершалась на главной площади венгерской столицы - площади Героев.
Вера Сергеевна со Шнайдером как раз шли вдоль левой колоннады и рассматривали величественные статуи венгерских вождей, и я видел, как Шнайдер размахивает своими толстыми руками и что-то ей объясняет, а Вера Сергеевна как-то странно смотрит на него, будто видит впервые или не узнает его. Потом пьяно шатнулась, завалилась набок и быстро засеменила ногами к статуе святого Иштвану, где и врезалась головой в его постамент.
- Боже мой! – вскрикнула член партии "Великая Россия" Клавдия, которая теперь неотступно вела наблюдение за созданной мной парой.
Все наши туристы вместе с экскурсоводом застыли в немом ужасе.
- Что ж вы ее не поймали?! - в отчаянии кричала Шнайдеру Клавдия Алексеевна.
Перепуганный Шнайдер только судорожно разводил руками и мычал что-то нечленораздельное. Губы его побелели и дрожали как на морозе.
Веру Сергеевну срочно доставили на теплоход, где доктор определил у нее сотрясение мозга и предписал несколько дней лежать в постели.
«Ну и что мне теперь делать? – думал я. – Следующая страна – Австрия! А все мои усилия на смарку!».
Вечером в мою каюту постучали. «Неужели опять Саша с бутылкой?». Не зажигая света, я отворил дверь. Это была Клавдия Алексеевна. Она по-змеиному проскользнула в каюту, дверь я запирать не стал. Если кто и вломится, подозрений не возникнет: мало ли зачем ко мне явилась руководитель группы. Клавдия села на диван Зураба.
- Извини, что без приглашения, - сказала она. - Хотела поговорить.
- Что вы, что вы, для вас всегда моя дверь открыта.
Клавдия не заметила неудачный реверанс – слишком была озабоченной.
- Не выдержала Вера Сергеевна! – вздохнула она. – Да и сама я бы не выдержала!
- Как она?
- Уже лучше. Доктор укол сделал. Спит. Ей сейчас покой нужен.
- «Покой нам только снится», - подавленно пробормотал я.
- Что этот Шнайдер натворил? – зашептала с дивана Клавдия Алексеевна. - Ты можешь мне сказать? Я спрашивала Веру Сергеевну, а она говорит, что и сама не знает.
- Есть данные, что в Австрии он хочет сбежать, - ответил я буднично.
- Да ты что?! – в ужасе вскрикнула Клавдия Алексеевна и зажала рот ладонью. – Ничего себе! И что же теперь делать?
- Пока не знаю.
- А в нашей группе нет таких… чтобы изменить Родине…- тревожно спросила Клавдия.
- В нашей нет.
- Ой-ой-ой! – запричитала Клавдия. – Свалилось на тебя! А что ж Ефим? Почему он не подключается? Я смотрю, он только эту москвичку, руководителя круиза, обхаживает!..
- Ефим тоже подключен. Просто мы делаем каждый свое.
Клавдия смотрела на меня с восхищением.
- А может, я тебе смогу помочь?
Я представил, как толстый немец вышагивает по палубе рядом с Клавдией, бережно держа ее под локоток.
- Спасибо, Клавдия Алексеевна. Выглядеть будет слишком уж не натурально. Вы и так мне здорово помогаете.
- Да что там! – смутилась Клавдия. – Одно дело делаем. Я по возвращении на выездной комиссии обязательно подниму вопрос, чтобы в туристические группы включали медведей, ну в смысле новороссов. Не будет тогда таких проблем. А то в Плевне – помнишь ту экскурсантку? «Румынские богатыри, румынские богатыри!». А о русских, которые их освободили – сквозь зубы! А были бы медведи – не было бы румынских богатырей! Сволочи!.. Я обязательно укажу в отчете…
Мы еще поговорили немного и на прощание Клавдия повторила:
- Смотри, если что – обращайся.
Я запер дверь, лег на кровать и стал смотреть в потолок. Смутные и тревожные мысли вихрились в моей голове.
Во-первых, Шнайдер связан с нечистой силой. В этом уже нет никаких сомнений. Сначала Зураб и профессор, теперь Вера Сергеевна.
Почему-то он сам не попал под автомобиль и не треснулся лбом о постамент! А во-вторых, как противостоять этой силе? Опять отправляться в церковь и заказать молебен?
Почему-то вспомнился Гена, сидящий на корточках с каменным лицом. Затем его старший с его «Импровизировать» … Да, надо импровизировать. Другого выхода нет. Допустим, подбросить немцу в каюту записку печатными буквами «Приходи в 12 ночи. Вера». Или что-то в этом роде. Немец трусит по палубе к каютам первого класса, а я в этот момент сзади его хватаю за ноги и через бортик в Дунай вниз головой! А потом «Полундра! Человек за бортом, человек за бортом!». Немца вытаскивают, но вода в Дунае холодная, градусов 12, воспаление легких гарантировано. Как же вас угораздило? Надо быть осторожным. «Сбросили меня!». Кто сбросил? А может вы от неразделенной любви свалились за борт? «А записка вот!». Какая записка? Значит, есть еще воздыхатель, соперник ваш… На почве ревности… Потом разберемся, а пока в лазарет. И продержать там этого Шнайдера, пока Австрия не закончится. С доктором договориться… Только как же сбросишь – сто пятьдесят килограмм!
Когда все варианты импровизации иссякли, я подумал об Оле. Ох. Оля, Оля… Оле, оле, оле…
Долгосрочный опыт сотрудничества, знание немецкого языка, дядя в ФРГ. Все это, несомненно, плюсы. А как их использовать? Да так и использовать! Где-то на палубе или в другом месте Оля прет буром на немца.
- Шпрехен зи дейч, Генрих Андрейч?
- Шпрехен… - растерянно отвечает немец.
- И я шпрехен. Как же захотелось поговорить на родном наречии!..
- А откуда узнали, что я немец?
- Господи! За сто верст видно! И земляки рассказали.
- Какие земляки? Немцы?
- Почему обязательно немцы? Профессор технологического института, например, который сейчас в реанимации…
Пусть попробует перепроверить!
- Очень приятно, очень приятно … Данке шен.
- А у меня дядя в Западной Германии! Часто приезжает в гости. Мороженные омары привозит. У вас есть в Талды-Кургане омары?
Я вскочил как ужаленный, подбежал к зеркалу над умывальником и стал прихорашиваться. Побрил щетину, почистил зубы и вспрыснул грудь дезодорантом. Легенда выглядела безупречной.
В танцевальном зале гремела музыка как в преддверии конца света.
«На теплоходе музыка играет, - пела теплоходная певица, -
А ты стоишь на этом берегу».
Люминесцентные лампы разноцветно перемигивались. Отдыхающие прыгали и бесились. Даже старый конь Ефим с ожесточенным лицом кружил вокруг себя какую-то юную молдаванку с бордовыми щеками. А в центре площадки выделывала замысловатые выкрутасы Землечерпалочка. Ее кавалер Семен, припадая на отдавленную трактором ногу, пытался не отставать. Землечерпалочка увидела меня, сверкнула глазами и завиляла бедрами быстрее. Семен тут же сбился с ритма и стал загребать инвалидной ногой.
Я высматривал Олю. Мигающий свет слепил глаза. Аккорды давили на перепонки.
Оля одиноко стояла у стенки, вытянув шейку и приоткрыв рот. На стеклах ее очков играли радужные блики.
- Привет, - сказал я. – Потанцуем?
Оля радостно закивала, ее губы растянулись в улыбке, а глазки загорелись как люминесцентные лампы. «Ишь как обрадовалась! - подумал я. –
Наверное, никто не приглашает. Сейчас не так обрадуешься!».
Когда я вывел ее на средину зала и обхватил за талию, она задрожала как в ознобе, и гриппозный румянец покрыл ее щеки. Я подумал, что слишком жестоко будет сразу же назвать ей пароль. Пусть девочка пока потанцует. Пароль можно произнести в следующем туре. Но в следующем туре музыка загремела еще громче, и я растерялся, не зная, как быть. В таком грохоте Васина доверенная вообще могла не разобрать, что я ей говорю. Еще, чего доброго, начнет переспрашивать: «Чего-чего, какой привет? От кого привет?». А я начну горячиться: «Да Вася Остапенко тебе кланяется! Ты что, Васю забыла?». Так мы и будем разбираться посреди зала, пока на нас не начнут обращать внимание. Я стал думать, под каким бы предлогом вывести ее из зала, чтобы все сделать конспиративно, но тут музыканты заиграли что-то медленное и лирическое, и я, склонившись к Олиному уху, томно зашептал:
- Оля, тебе…
Но Оля неожиданно прижала свой пальчик к моим губам.
- Молчи-молчи, - перебила она меня. – Ничего не говори. Я сама все скажу. Вот только соберусь…
Я в изумлении на нее уставился. «Чего она скажет? Тебе привет от Васи Остапенко»?
Оля взволнованно задышала, и румянец на щеках возгорелся пламенем.
- Ты веришь в судьбу?
Бесконечная прямая линия несколько тысяч раз пересекла саму себя и ее начало соединилось с ее концом.
- С некоторых пор – верю…
- Я загадала. Если ты придешь и пригласишь меня на танец, я обязательно тебе это скажу. А если нет – значит, не судьба. Но ты пришел и пригласил меня. Это знак. - И опустила голову.
Я видел, как ей трудно. Что она задумала? Я как-то сразу забыл про привет от Васи.
Оля подняла голову и пристально посмотрела на меня, покусывая губы. Затем прижалась ими к моему уху.
- У меня в Западной Германии есть родной дядя, брат мамы, - зашептала она. - Он богатый человек, имеет свой бизнес. У него из родных только моя мама и я. Мама уже старенькая, я поздний ребенок. Поэтому в случае чего, все дядино состояние достанется мне. Он меня очень любит.
«Знаю-знаю, - хотелось мне ей сказать. – Вася Остапенко рассказывал. А еще он любит лобстеры. Или лангусты. Черт его знает, какая между ними разница!».
- Викентий! – Оля отпрянула, и я увидел ее широко распахнутые глаза, выступавшие поверх очков. – Давай вместе сбежим в Германию. Я уже все продумала. Мы отстанем в Австрии от группы, у меня есть дядин телефон, и мы с ним свяжемся из автомата.
Зал стал беззвучным, распаленные тела танцующих исчезли.
- Какого автомата? – машинально спросил я.
- Да с любого телефона-автомата, у них это запросто! Я знаю немецкий язык, я ведь наполовину немка. Мы переедем в Западную Германию и там попросим политического убежища. Мы будем жить в свободной стране и ни в чем не будем нуждаться. Ты выучишь язык, будешь работать на их атомной электростанции. Дядя поможет. У него большие связи.
Статья 64, пункт 3: «Измена Родине в форме бегства за границу». Карается лишением свободы от 8 до 15 лет с конфискацией имущества. На квартиру ко мне являются медведи-судоисполнители. Несчастная жена, плачущие дети. «Стол журнальный с кривыми ногами неизвестного дерева» пишут в протоколе медведи. «Телевизор черно-белый на четырех ногах». И проходят в ванную. О-о о! Клеенчатая ширма! Подлежит! Срывают ширму.
Заорать бы ей в ухо: «Тебе, дура, привет от Остапенко Василия Николаевича!». Вот бы она завизжала!
- Пошли отсюда, - просипел я и схватил Олю за руку. Она засеменила за мной, как обписавшийся ребенок, как габонцы за проводницей Галей.
Я тащил ее на кормовую палубу. Музыка неслась нам вслед и призывала вернуться. Только на корме прекрасное место для конспиративных встреч. Там безлюдно, потому что шумит винт, клокочет вода и холодные брызги поднимаются веером. Они падают на плечи и обжигают голову. Я дотащил Олю до кормового леера и поставил ее перед собой, не отпуская руку. Она, как ребенок, невинно смотрела на меня, ничего не понимая. Внизу за кормою кипела дунайская вода, и мелкие крапинки орошали наши лица.
- Какой такой дядя? – спросил я первое, что пришло мне в голову, потому что только так я мог потянуть время, чтобы прийти в себя и избежать расшифровки. И бросил взгляд на верхнюю палубу, где могли прятаться отдыхающие.
- Мой дядя, родной брат моей мамы, живет в ФРГ, - уже совершенно спокойно повторила Оля и даже робко заулыбалась.
- И вы с ним встречаетесь в Австрии?
- Да нет же! Я предлагаю тебе бежать нам вместе в Австрии. А потом переедем в ФРГ.
- А почему именно мне?
«Дурака надо включать, дурака! – стучало в моей голове. – Только так моя реакция будет выглядеть естественной».
- А ты уже кому-то это предлагала?
- Дурак, - ответила Оля и обиженно надула губки. И вдруг ошпарила вопросом: – Ты Остапенко знаешь?
- Какого Остапенко? –выкатил я глаза. - Начальника вневедомственной охраны нашего объекта? А он здесь причем?
- Нет, Василия Николаевича! – Оля пристально смотрела на меня.
- Васю Остапенко? С параллельного потока «Промышленной электроники»? А ты его откуда знаешь? Он же, кажется, после окончания института остался в Одессе… Что ты мне голову морочишь!..
Оля поникла.
- Ладно, забудь, - сказала она. -Я понимаю, что все это для тебя неожиданно, но другого такого случая может не быть! – И продолжила после короткой паузы: – Просто мне показалось, что ты не такой как все.
«Это точно, - подумал я. – Неужели это так заметно?».
- … И я решила тебе предложить бежать вместе…
«Вместе?! Значит, она сбежит и сама, если я не соглашусь?!».
- Ну, я даже не знаю, - во мне прямо бурлили сомнения. «Главное, не переиграть». – Это действительно внезапно. Предложение, конечно, интересное, но откровенно говоря, у меня были другие планы. Стать со временем главным энергетиком …
- Да зачем тебе главный энергетик? Жизнь человеку дается один раз и ее надо прожить не в итоге главным энергетиком, а хорошо! А у меня на работе - медведь начальник химлаборатории! И на вахте медведь сидит!..
- И чтобы не было мучительно больно, - добавил я.
- Вот именно!
«Не слишком ли много желающих бежать за границу с одного теплохода?» - подумал я.
- Ну и как ты себе все представляешь? – задал я вопрос, настраиваясь на противоборство.
- Смотри, все просто! – оживилась Оля. - Давай отойдем отсюда. Вода на голову попадает!
- Да куда здесь отойдешь? Везде люди ходят…
- А может, к тебе в каюту?
- Саша может явиться. Ему вечно выпить не с кем.
- Тогда давай хоть сядем на ту скамейку.
Мы отошли от леера и сели на лавочку. Теперь надо было разговаривать только шепотом: с верхней палубы нас могли услышать.
- Мы в Вене отстаем от группы, - стала излагать свой план Оля, - и уезжаем куда подальше…
- Куда уезжаем, на чем уезжаем?
- Господи! Да хоть на трамвае, хоть на такси! Допустим, на главпочтамт.
- А как к главпочтамту проехать, ты знаешь?
- Перестань! Таксист знает. Оттуда я звоню дяде…
- А ты с ним предварительно договаривалась, что позвонишь?
- Нет, не договаривалась.
- Так его дома может не оказаться.
- Звоню в офис.
- Куда?
- На работу.
- А его и там нет.
- Почему?
- Уехал во Францию. Или в Бельгию. Ты же сама сказала, что он бизнесмен.
- Да никуда он не уехал! Он вообще практически никуда не ездит. Его компаньоны ездят.
- А в этот раз уедет. Потому что так всегда бывает по закону подлости.
Оля с недоверием посмотрела на меня.
- Хорошо, - сказала она. - Мы подождем и позвоним еще раз.
Но ее решительность была уже поколеблена.
- И сколько будем ждать и где? - продолжал я наступать. - На главпочтамте?
- Почему на главпочтамте? Погуляем по городу…
- А ночевать пойдем на вокзал, - подсказал я.
- Почему на вокзал?
- Потому что в скверике еще холодно! - безжалостно заключил я. – А на гостиницу у нас денег не хватит. И полиция нас подберет как бродяг!
- У них не так, как у нас. – Олины глаза протестующе сверкнули. - Если ты ничего не нарушаешь, полиция тебя не трогает.
- Допустим, - согласился я. – Но ведь нас начнут искать. А ты сама говоришь, что в группе есть кто-то из музея. А мы даже не знаем – кто. Вот он и начнет землю рыть копытом. Подключит наше посольство, наши представительства, ну я не знаю, что там еще. Фильм видела, как один наш спортсмен сбежал в Америке и хотел, чтобы к нему присоединилась его жена? Там такое началось!.. Консулы, министерство иностранных дел, гражданская авиация, наш самолет из аэропорта не выпускают!..
- Не видела я такого фильма! – жестко ответила Оля.
- Зато я видел.
- Ну при чем здесь фильм? – рассердилась Оля.
- Как «при чем»? Снят на основе реальных событий на «Мосфильме». Такие вещи экспромтом не решаются. Слишком рискованно. Поймают – посадят нафиг! А если и не посадят, то жизнь испортят навсегда.
- Так ты отказываешься?
За очками тускло блеснуло разочарование. Она предложила мне радужные перспективы, а я оказался трусом.
Зато не предателем!
- Не отказываюсь. Вернемся домой и все обмозгуем как следует. Надо дядю сначала подключить.
- Но ведь за границу у нас каждый год не выпускают! - Олины коготки впились мне в руку
- Не выпускают. Но можно, например, через пару лет выехать по туру в Финляндию…
«Хрена с два ты теперь выедешь за границу! - подумал я. – Даже в гости к дяде».
«Эх, Васька ты, Васька! – думал я. - Водила она тебя за нос, как слона за хобот. Вот теперь я тебе расскажу, какая она преданная и надежная. «Преданная» от слова «предавать»!». Одна мысль, что я мог направить ее на Шнайдера, приводила меня в содрогание. Сбежала бы она вместе со Шнайдером, только бы пыль закурилась! Вот тогда по возвращению я имел бы бледный вид перед Его Превосходительством, как Петя Тестов в своих кальсонах.
«Сколько не возвратилось из круиза?! Два погибли и два сбежали?! А что же вы там делали? Загорали на верхней палубе?!».
Оля не хотела расставаться с надеждой. И тогда я нанес завершающий удар.
- Я не отказываюсь, потому что ты мне очень нравишься.
- Правда? – прошептала Оля.
- Ты очень смелая и решительная… И симпатичная.
- А еще я вкусно готовлю, - растерялась Оля и на ее лице застыла сконфуженная улыбка.
Улыбка Чеширского кота из «Алисы в стране чудес».
Как просто обманывать женщин! Влюбленных женщин обманывать еще проще.
А силы зла натужились, так что затрещали их кости, и вывалили мне еще один сюрприз.