проведен охрой в синеве.
С утра серьезны пешеходы,
я в старой сталинской Москве.
И у писателя о глобусе
еще не высохла строка,
и двухэтажные автобусы
везут на ЗиС, ВДНХ.
И в Елисеевском с пельменями
толпятся и за колбасой,
и радуга висит деревьями
над облаком Москвой-рекой.
Москва знатна иными лицами
из тундр, пустынь и горних дол,
и пароходы, теша плицами,
идут из камских дальних сел.
Текут из поездов с мороженым,
а в детсадах среди гвоздик
в панамках белых и восторженных
читают сказку древних книг.
И пахнет ладаном прилавка,
святые смотрят на стене,
в соборе духота и давка
и поминанье о войне.
В столовой щи и дух сметанный,
в окне курносая весна.
И говорят в заморских странах:
Россия - новая страна.
Пропах махоркой, дикой степью
пиджак, в котором здесь сидит
с медалью Славы второй степени
в пивной безногий инвалид.
...
Но говорят уже о нови
так, что и древним невтерпеж -
все о фиалках и любови
с Арбата в белом молодежь.
В Кольце Садовом тают спицами
и теннисками на бегу,
красавица во платье ситцевом
летит в троллейбус в МГУ.
И все в кипеньи и в движеньи
по всей державе для веков
над древним вязом поколений
упорных башенных кранов.
Дивится древняя дорога
в подсолнух и озимый хлеб,
на новых школ большие окна,
на золотые мачты ЛЭП.
Блестят колбасы, крабы, рыбы
у гастронома как гора,
висячих туш, балтийской рыбы,
глаза в бассейне осетра.
Еще везде дома в заплатах,
но мрамор новый сводит сень
на дам и в шляпках и в перчатках,
на дев невинных деревень.
А вечером в поселке дачном
на пруд с кувшинками как сон
вдали за мостиком прозрачным
поет живой аккордеон.
И при звезде в прохладе вешней
как вкусен в сумраке густом
горячий хлеб с пекарни здешней
с вином цимлянским и сальцом.
Грядущее закрыто многим
и раем кажется для вех...
И нет унынья, безнадеги
как в фарисеевой РФ.