Это кафе, которое само по себе, и посетители тоже сами по себе, сбросили галстуки и пиджаки, и сидят среди разновозрастной публики.
…Ну и брюхо! Справа - дядька лет 35, в косухе не первой молодости. «Казаки» своими острыми носами напоминают морды дельфинов, погрузившихся в пивное море. Как в старой песне одной малоизвестной группы: «Если б было море пива, был бы... я-ла-ла-ла».
Рядом сидит такой же пацан, как и я, в майке «Король и Шут».
Вот такие мы. И такие они. Родители и их дети. Мечтатели и ценители блюза.
Я один среди многих, на голове – бандана, и гайка-скелетон на пальце. Парней моего возраста немного, и они вертят головами по сторонам. Многим непонятно и интересно. Они впервые здесь. А их отцы…
Отрастившие животы, допивающие девятый бокал, потерявшие половину волос, а вторую подкрашивающие регулярно, перед каждым таким концертом здесь, в блюз-кафе, и дома, впоследствии, после разборок с женой:
- Дорогая, ты же в детстве так любила группу «Круиз»? Зачем я это напоминаю? Зачем малого туда потащил? Ну, выпил пива чуть больше, чем следовало?! А сын тут причём? Пусть приобщается! Да не к пиву - к музыке хорошей! …Да и сейчас ты самая красивая, как и ...дцать лет тому! А вспомни, как мы были на концерте «Арии» в горсаду Одессы? Какой это был год? 1987... 88? Помнишь, что было потом?
Улыбаешься?
Ведь именно там мы познакомились, два студента, два рокерских счастья с нелепыми браслетами в клёпках и в дешёвых майках с надписью «Чёрный Кофе»… Да-а-а…
…Рокер предаётся воспоминаниям, как терапии после длительной комы. Видимо, жизнь его нынешняя не балует такими же яркими впечатлениями. Видимо, внутренний протест против попсы и серости требует выхода.
А мы сидим за столиком, на удобных стульчиках, напоминающих зубоврачебное кресло, и не испытываем боли - головной, зубной или ещё какой-нибудь. Вот только когда гитарист на сцене лажает – папан морщится. Для него нота, взятая не там и брошенная не туда – всё равно, что чрезмерное количество кофе в тонких чашечках, или качество текилы, наливаемой барменом с волосатыми ручищами.
Всё должно соответствовать, всё должно быть порционно и опционно, как настроенная гитара, как налаженный быт…
Гитарист старается. Завёл «Black Magic Women» Сантаны…
Пальцы длиной в десятилетия. Его пальцы – продолжение струн, натянутых на видавшем виды «Стратокастере», а повязка на голове – как у автора песни. Техничности никто не требует, а лирики – хватает и в самой вещи. Даже играя неточно, он, чувствуя это, не стыдится: Братцы, это же Карлос! Всё равно вы напеваете эту вещь внутри, знаете её до последнего аккорда! И несёте её внутри себя как полный бокал пива, боясь расплескать. Я стараюсь, я стараюсь не испортить. Уф-ф-ф… Получилось!
Спасибо ему. Он мог и не смог - одновременно, и выбрал среднее. Выбрал ностальгию и вполне этим доволен, как, впрочем, и мы…
Папан со своим братом, поглядывая на пышнотелых официанток с пирсингом, о чём-то шепчутся на ухо друг другу.
Они тут – как рыбы в воде. Это их музыка. Это их прошлое, подёрнутое угаром «металла» и скоростными гонками на старых «Явах» и «ЧеЗетах» по ночным улицам.
Когда это было… Они ли это были? Они…
Помнят. Вспоминают регулярно! А ведь сейчас могут позволить и «Харлей», да и не один, но мышечная память вытаскивает наружу ТЕ впечатления, когда им 17, и чувиха за спиной ещё моложе. Они мчатся, они летят под оглушительный «Deep Purple» из раздолбанного кассетника «Весна», они летят в неизвестность, они летят в вечность…
…Официантка приносит ещё пива отцу и дяде, ставит кружки на стол, полуобнажая грудь с россыпью веснушек, и подмигивает мне. На её ногтях тускло поблёскивает рисунок в виде скалящихся дырявыми ртами черепов. Официантка выглядит обалденно. Она своя тут, и скабрёзные шутки поддатых рокеров ей кажутся такой же песней, как и те, которые каждый вечер льются с маленькой сцены.
Официантка отходит, покачивая бёдрами, не спеша, чтобы оценили, не спеша и не оглядываясь.
Мы ей понравились, видимо.
Да впрочем, как же не понравиться, когда она, скользнув взглядом, оценила и марку часов на отцовской руке, и его обувь, и главное – выражение лица человека, который не требует, не скандалит, но настаивает так, что как-то сразу хочется выполнять безоговорочно и шустро, с прицелом на щедрый чай…
…Музыканты плавно ведут «What Is And What Should Never Be» «Лед Зеппелин». Гитара обволакивает, как лондонский туман, вокалист похож на Планта, похож на меня, лохматого, взрыв на макаронной фабрике, светлые волосы и руки, сжимающие микрофон – это сновидение, это ручей в шотландских лесах и Джимми Пэйдж, сидя на берегу озера, играет на двухдековой акустике. Играет для деревьев, для листвы, для чёрных лебедей, скользящих тенями по глади воды…
«..Never Be..Never Be..» - закидывает голову певец. Он не здесь. Он не сейчас. Он эротичен и не стыдится этого, как не стыдятся в зрелом возрасте воспоминаний о первом поцелуе, о первом свидании, когда всё делал не так. Сейчас и сама музыка настраивает на девственное и чистое НЕ ТАК. Блюз ведёт за собой, манит в чащи лесов, и странный воздух гор пьянит, как желтоватый скотч, переливающийся в высоких бокалах, как шотландский напиток, играющий в лучах разноцветных фонарей одесской сцены.
Отец о чём-то переговаривается с братом, они улыбаются. Это их музыка, это мой мир, возможно, но с некоторыми оговорками. Они приручили меня, приучили к СВОЕЙ музыке. Я фыркаю чеширским котом, переключая каналы телевизора и натыкаясь на парней и девчонок с «Фабрики»…
…Священнодействие продолжается.
Парень в клетчатой рубашке навыпуск делает «Have You Ever Really Loved A Woman» Брайана Адамса, вызывая оживление женской части посетителей блюз-кафе. Он старается, он тянется за этой песней, вряд ли понимая её истинный смысл. Басист пощипывает струны узловатыми пальцами, свет колышется на потолке и стенах, дымовая пушка, недовольно ворча, выпускает синеватые кольца, окутывая музыкантов…
Кто-то недоволен. Кто-то в недоумении: разве это блюз?..
Истинных ценителей видно сразу.
Но какое это имеет значение, когда есть такая энергетика, Адамс отличный мелодист, пожалуй даже лучше Маккартни и Элтона в некоторых вещах... Словно почувствовав недоумение, группа плавно переходит к «Still Got The Blues» Гэри Мура, переходит короткими шажками, как по льду, боясь подскользнуться, боясь вспугнуть громкостью.
А дальше – Би Би Кинг. Дорогу Королю, граждане и гражданочки! Двое темнокожих в правом углу кафе (наверное, студенты), аплодируют, перекатывая сигаретки из одного угла рта в другой. Это их музыка, это генетически, видимо: следы рабов на плантациях, Мисиссипи в огне, и Джон Ли Хукер, приснившийся ночью, поблёскивающий идеально белыми зубами.
«I’m In The Mood», детка…
Вечер катится себе дальше, как иллюзия, как видение, как пикап с двумя афроамериканцами в кузове: у одного – гитара, у другого – губная гармошка, скоро Хеллоуин, а потом - изобилие и сапожки над камином на Рождество где-то в Миссури.
А мы, догадывающиеся и сопереживающие, ценители и любители, а часто и просто подсознательно чувствующие хорошую музыку – здесь, в этом клубе по интересам, в этом задымленном кафе, как на острове, необитаемом острове на окраине каранавала, праздника души и тела. Нам комфортно, и мы себе можем позволить этот побег…
Разный возраст, образование, воспитание и положение остались там, за бортом этого нашего плота, и теперь мигают тревожными огнями, пытаясь привлечь внимание…
И любая спасательная операция против нашей воли – обречена. Пусть кому-то покажется нелепым и бессмысленным спуск по лестнице пешком при наличии лифта.
Это наша лестница, соединяющая поколение отцов и поколение детей, которым так трудно встретиться в этой сумасшедшей жизни, так трудно понять друг друга, и мы ходим по ней безостановочно, ведь подъём наверх для одних может означать спуск вниз - для других. Фон – как всегда размыт и неясен, мы в пути, главное – мы в движении, по отдельности или вместе взятые…
Мы здесь, на этой лестнице в небо, которую ни купить, ни разменять на значки и сувениры…
…”And she’s byin’ a stairway to heaven”, - блюз наших душ, которые не надо спасать, которые не требуют SOS и назойливого внимания извне...
Оставьте всё как есть, и это будет лучшей наградой. Оставьте всё как есть – и вы, возможно, найдёте себя, потерявшегося во времени…
