А ослабшие крылья легли на землю.
Что ни мысль, искушение нам обоим.
Что ни выход, засада и неприемлем.
Это небо швырнуло меня на берег.
Да и ты, раз уж здесь, добрела до края.
Потому-то от холода сводит перья,
А дыхание – как от любви, спирает.
Словно рыбы в воде, в небе рать святая.
Задыхается падший, вдыхая воздух.
Ведь одни неприкаянными блуждают,
А другие всегда на местах, как звезды.
От сердечных порывов сберечь бы душу,
Но сердца от любви вряд ли сохраним мы.
Хоть и делаем вид, что чем дальше - глуше
Мы к тому, чем с годами сильней ранимы,
Что от холода больше не сводит крылья…
Штили в стаях страшней одиноких смерчей.
Где порывы привычкой не усмирили,
Там и опытный ангел порой доверчив.
На земле запустение. Холодает.
Стая ангелов – кверху, как птицы к югу.
Знаешь, если людская душа пустая,
Тем сильней искушает сердечным стуком.
Ангел-профи бесстрастен и бессердечен,
Человек с виду боленепроницаем.
Но предательский взгляд… В нем бывают течи,
Самонеочевидное отрицая.
В лабиринте души есть места для света,
Где свое сокровенное вы храните.
Монстры могут окутывать мраком ЭТО,
Только страсти достаточно тонкой нити.
Чувства лгут, так что каждая Ариадна
Вновь сгущает потемки, рвет нитку в клочья.
Может, лучше отпустишь меня обратно?
С виду я хоть и падший, но ангелочек…
От падений никто ведь не застрахован.
Как и ты нынче от искушенья небом.
Я тебя сохраню от всего плохого -
От себя сохранить бы.
Пожалуй, мне бы
Улететь, на корню отвратив опасность.
Снова стать отстранненым, невидным, лишним.
Но от встречи и Некто вверху не спас нас.
Здравый смысл говорит, а тебе не слышно.
А когда что ни довод, то неприемлем,
Мы идем на ловца и грозим угрозе.
И я выброшусь снова к тебе на землю.
А захочешь – сама вверх навстречу бросься.