сей мир прожженых атеистов,
где смысл ушел и Красота,
что потерял давно Христа.....
Что делать в нем?
Бежать лишь только
в деревню, в глушь, в дремучий лес:
кругом колючие осколки
былого зеркала небес.
И там, в старинных книгах редких,
чтить сердцем лишь один кумир -
сейчас почти умерший, редкий
неоскотитненный т о т мир.
Что было нам в селе? Народу
несладко стало и в лесах.
Так мертво-косная природа
мстит атеистам от Творца.
Весной глядели в нас сугробы:
но в черных листьях гнили мы.
Водой налитые чащобы
после суровейшей зимы.
Невоскрешенная природа
смотрела чуждо нам в окно
на нищету, на грех народа
мертво, и тупо, и темно.
А лето, слепо и дождливо,
нам отомстило за грехи
гнилой травой, гнилою нивой -
как графоманские стихи......
И лишь сентябрь благословенный
нам ярким солнцем поблазнил:
в лесах под сенью прикровенной
народ грибов понавалил.
Сосед с двустволкой там без смысли
впустую бег с собакой Нимфой.
Такую прозу серой жизни
писать одной глагольной рифмой!
Ежа гоняли в эхе гулком
с утра туманным переулком -
наивная детская душа
схватить колючего ежа!
Зимой же стало веселее.
По елкам розовый рассвет
в ветвях еловых иней греет
в восход и вместе лунный свет.
Вблизи седых электролиний
по тропкам узким и пустым
всяк брел порой в морозной стыни
в туман колючий по своим.
Зима! Опять премилый русский
январь. Холодная закуска,
маня, сияет что весна.
Как злая водка холодна!
Она чиста как девы слезы
нам освящает нищий рай.
А баня,топлена березой,
играет, что башкир курай.
.........................
..........................
.........................
.........................
Зима. Башкирия. Граниты
могучих скал опутал снег.
Как мед башкирский именитый
лед желтый тянется на брег.
Туманна Белая седая.
Колхоза бывший бригадир
в санях за реку отьезжает
на дикой лошади башкир.
Тайга на скалах вроде рая
на скрип полозьев замерла.
В кладовках спит почти живая,
жужжа, башкирская пчела.
На огородах на ограды
сугробы блещут что во сне,
горя как некие брилланты,
сапфиры при большой луне.
И тихо на деревне бедной.
Все спит и дремлет, холодны
обьятья сосен в заповедной
стране далекой до весны.
Но потеплело вдруг. На "Скорой"
с соседом едем вдаль на склад.
И смотрим дальний поезд скорый
с шоссе, вдыхая самосад.
Когда с Уфы прикатят гости,
уходит нудная тоска,
как звезд слепит многоголосье!
Играет Белая река!
И снова снег горит бриллиантом
при ярком новом фонаре,
с утра божественным талантом
сияет солнце на горе.
И как божественные книги
вдруг раскрывают тайный шифр,
седой Урал, батыр великий,
глядит, насуплен, в нижний мир.
В ветвях пиликают синички,
стократ приятней чем ТВ -
не голозадые певички,
трусы, поющие в ламэ.
И финно-уггры, и славяне,
татары смотрят, тупя взор -
столбы, немые поселяне,
запели вдруг немой фольклор.
Совсем не дедовы победы
с Москвы тогда пищал Приап.
Но в интернете даже шведы
спеть попытались "Су буйлап".