уже июнь, и запахи сирени
подобны подгулявшему певцу,
уткнувшемуся женщине в колени.
А настерпимый блеск нагих холмов
еще в дрожаньи зимних стуж гремучих.
Непокидаем после холодов
уютный кров... и бродит неминучий
дух века и жестоких городов,
когда мороз под плитами из льда
заставить тякать лунную собаку,
там где в тиши уж талая вода
в придонной мгле побеспокоит рака.
Неодолимый
в ночь зимний сон нисходит в полнолунье
тревожное, но пахнет уж навозом
с соседского сарая весенний по рогозам
тревожный дух, заглядывая в окна.
Сверкает вновь застывшая дорога.
А ты, а ты,
соборница всех зим и лет моих
погибших в захолустье
напрасно - что ж молчишь, в колени опустив
свое шитье?
Крадется нежность грустью.
Река бежит и катит воды жизни
к устью.
Так жизнь уходит день за днем, ничьих
трудов не стоя. Глупые бумаги!
Пойти бродить по полнолунные овраги...
Так отчего же в Грузию
мы не поехали тогда? Здесь жизни нет!
Хотя тому уж будет десять лет.