После того как куранты на Спасской башне прозвонили два такта из «Боже, царя храни!» и ударили один раз в тяжелый колокол, на Белорусский вокзал прибыл Калининградский поезд. Из него неспешно вышли немногочисленные пассажиры. Спешить было некуда. Метро закрыто, городской транспорт не ходит. Москвичам было проще. Они направлялись к стоянке такси перед вокзалом и уезжали домой, а транзитные пассажиры, ухватив свои баулы, плелись в комфортный зал ожидания, где их встречал милиционер.
- Здание закрыто, - категорически объявлял он, и пассажиры видели вывешенную на входной двери табличку «Закрыто на уборку». – Проходите в старое здание.
- А в камеру хранения вещи сдать?
- Тоже нельзя, там сдадите.
Граждане покорно разворачивались. А тех, которые проникли в запретное здание раньше и уже устроились на полумягких лавках, подложив под головы чемоданы, милиционеры тоже выгоняли в ночную прохладу.
И была уборка здесь не при чем.
Вся наша смена во главе с Володей собралась в одном из милицейских кабинетов, ожидая доклада, что здание очищено. Только Альберт оставался в музее и, наверное, дремал на сдвинутых стульях.
Сквозь приоткрытую дверь виден был стеклянный барьер с надписью: «Дежурная часть». За ним Григорыч делал вид, что всецело занят работой, водя ручкой в журнале происшествий. Милицейский оперативник Семенов, одетый по-граждански, был шестым в нашей группе. Он как раз рассказывал анекдот, когда входная дверь отворилась и вошел курсант с хозяйственной болоньевой сумкой.
- Вот, товарищ старший лейтенант, - обратился он к Семенову. – Подобрал на перроне. Хозяев нет. Там вообще уже никого нет.
- Что в ней?
- Не знаю. Я не смотрел. Сверху лежат апельсины.
Петя ревностно впился в сумку, и его сердце затрепетало. Конечно, сумка могла содержать взрывное устройство под апельсинами, но с другой стороны – оставлена на пустынном перроне, значит, вряд ли. И его сердце успокоилось.
Старший лейтенант Семенов поставил сумку на стол и стал в ней копаться как в собственной. Сначала он выложил апельсины, затем электробритву, туалетные принадлежности и, наконец, несколько блоков разовых зажигалок, запаянных в пластик, – вещь не виданную, в России редкую.
- Класс! – оценил Семенов и запустил руку поглубже. Он там пошарил и вытащил толстый, коричневой кожи бумажник.
Семенов раскрыл бумажник и, подобно ворону, склонив голову набок, одним глазом стал изучать его содержимое. Затем зашелестел какими-то бумажками.
- Ничего себе! – воскликнул Семенов. - Вот какие сумочки забывают на Белорусском вокзале! 16 тысяч 200 рублей! И все чеками «Внешпосылторга»! Лучший российский автомобиль «Волга» ГАЗ-24! Заверните!
И продемонстрировал нам розовые фантики.
- А ну дай посмотреть, - заволновался опять Петя Тестов. – Может фальшивые… Кто же разбрасывается по вокзалу новыми «Волгами»?
И мы все посмотрели на курсанта. Тот скромно переминался у стены, и розовый румянец заиграл у него на щеках.
Но тут входная дверь испуганно всхлипнула, закачалась на петлях в разные стороны, и в коридор влетела огромная моль, трепеща серыми крыльями. Она стала биться в узком проходе, лихорадочно ища путь дальше, нашла и стремительно понеслась к дежурной части, где забилась о стеклянный барьер.
- Что за черт? – вскочил Григорыч со своего стула, выкатив глаза.
А в распахнутую дверь впорхнуло второе насекомое. Оно было размером поменьше, зато черным и явно гналось за первым. Обнаружив его у барьерной стойки, оно немедленно туда ринулось и заколотило черными крыльями куда попало, в том числе и по стеклянной перегородке.
- Сволочь! Сволочь! – истошно вопило черное насекомое.
Григорыч уже стоял, опершись кулаками о стол, а его фуражка перепугано съехала на затылок.
- А ну прекратить безобразие! – кричал Григорыч, страшно вращая глазами.
Битва насекомых не утихала.
- Сейчас в обезьянник закрою! Сержант, где наручники?!
Серая моль тут же превратилась в похожего на иностранца мужчину, чему способствовали на нем элегантный светло-бежевый плащ и белая фетровая шляпа заграничного производства. Черное насекомое преобразовалось в женщину, тоже одетую во все заграничное, но разъяренную, из-за чего на иностранку она походила меньше. Впрочем, русского человека как не одевай, иностранцем он не станет.
- Примите заявление, - прохрипел через окошко на Григорыча мужчина безупречным московским говором.
Разъяренная женщина сразу же скривила рот и сползла по барьеру на плохо вымытый Людкой Щукиной пол. Здесь она поддалась отчаянию и зашлась в рыданиях. По ее щекам побежали черные потеки импортной туши.
- Какое еще заявление в два часа ночи! – проворчал Григорыч. – Что вы… прямо… как не знаю, что! Ничтоже сумятише деретесь, а потом заявление… Езжали бы лучше домой. А завтра приходите… утром… часиков в девять…
– У меня только что на перроне украли сумку! – фальцетом завопил мужчина.
Женщина взвизгнула, засучила ногами и опять истерично запричитала:
- Сволочь! Сволочь!
- Я только что прибыл Калининградским поездом, - продолжал мужчина скороговоркой. - Я ответственный работник «Минвнешторга».
Вот мой служебный загранпаспорт. А это моя жена. Она тоже ответственный служащий. Мы работали в Вене. Это в Австрии. Командировка закончилась. И вот на перроне у нас украли сумку.
Руки у него тряслись. На свою жену, ответственного служащего, которая импортным платьем собирала московскую пыль и голосила, он не обращал никакого внимания.
Григорыч неторопливо взял паспорт.
- Умоляю вас, быстрее! Дорога каждая минута! Преступник, может, еще далеко не ушел.
- Так-таки и украли? – спросил подошедший Семенов. – А что же там такого ценного в этой сумке?
Будто он только что не держал инвалютные 16 тысяч!
Мужчина обернулся и недоуменно на него посмотрел.
- Там… апельсины, - машинально ответил он.
- Тю! Апельсины! И вы хотите, чтобы в милиции всё бросили и начали искать ваши апельсины? Да в Москве апельсины на каждом углу! И даже бананы! А вы, как человек из-за границы, вполне можете себе купить свежие апельсины. Стоит ли из-за такой ерунды расстраиваться! Драку устраивать…
- Да отстань ты! - отмахнулся ответственный работник «Внешторга», приняв Семенова как праздного типа, который неизвестно что делает ночью в милиции, да еще пристает к потерпевшим гражданам. И снова обратился к Григорычу: – Делайте же что-нибудь!
Григорыч безразлично изучал паспорт.
- Товарищ майор, - не выдержал мужчина. – К кому я могу обратиться?
- Гы-ы-ы! – раздалось из-под барьера.
Григорыч приподнялся со стула и заглянул за барьер.
- Вы, гражданка, встаньте и ведите себя в милиции приличествующим образом, раз вы только что из-за границы! – прокричал он. – Наверное, в Австрии вы на пол не садились! - И мужчине: - Подымите вашу жену на лавку. А насчет заявления – так это вот товарищ! К нему обращайтесь. Семенов! Прими гражданина насчет пропажи апельсинов!
- Извините, - растерянно произнес мужчина, поворачиваясь к Семенову. – Я не понял, что вы тоже из милиции.
- Бывает, - сочувственно сказал Семенов, нежно беря мужчину под локоток. - А может вы свою сумку просто потеряли или где-нибудь забыли? – приступил он к расследованию. - Знаете, такое бывает: вы едете из-за границы, вещей много, всех не упомнишь. Дорога дальняя, устанешь. Да еще поезд прибывает поздней ночью. И вы весь на нервах, и не выспавшись. Засуетились, стали хватать чемоданы, а сумку забыли. Ваши апельсины так и путешествуют в вагоне, и никто их не воровал. Зачем же тогда бежать в милицию, чтобы писать заявление? А? Завтра утром опять придете на вокзал, обратитесь в стол находок, и вам вернут вашу сумку. Она наверняка окажется там.
- То есть, как это «никто не воровал»? Что значит «путешествует»? – возмутился мужчина, освобождая свой локоть. – Причем тут бюро находок? Сумка пропала, как только мы с женой сложили свои вещи на перроне. Я ее сам выносил из вагона. Я хорошо помню, слава богу, амнезией не страдаю. Должно быть, кто-то из пассажиров или встречающих ее утащил. Надо срочно установить всех ехавших в этом поезде пассажиров. Их не так много было.
- Вам бы в милиции работать, а не во «Внешторге»! – восхищенно произнес Семенов. – И быстро спросил: - Какая была сумка, что в ней было?
- Сумка черная, болоньевая. А в сумке кроме апельсинов моя электробритва в чехле, туалетные принадлежности…
- Все?
Глаза мужчины забегали.
- Ну да, все. Может еще какие-то мелкие вещи, я не помню.
- А вы напрягите память! Может, какой-то редкий сувенир в виде собора святого Стефана. Нужны особые приметы. По ним легче искать.
- Сувениры? Сувениры были. Газовые зажигалки в наборе.
- Ага! Газовые зажигалки? Сколько? Какой они формы? Может быть, на них что-то изображено?
- Да что вы мне голову морочите?! – взорвался мужчина. – Нужно немедленно оцепить вокзал, а не про зажигалки спрашивать!..
- О-о, так вот сразу и вокзал оцеплять? А кем же прикажете оцеплять в начале второго ночи?.. Объявлять тревогу?
- Да вон вас сколько, сидит без дела! - кивнул на нас мужчина. - Надо немедленно начать розыск по горячим следам, а не задавать дурацкие вопросы!
- Детективы любите? Ну, что ж, давайте по горячим! Только перед этим еще раз уточним при свидетелях - что было в сумке? – выделяя каждое слово, повторил Семенов.
- Да какая разница – что было в сумке! - совсем разъярился мужчина. – Сумку украли – сумку и нужно искать! Бритва, например, тоже денег стоит.
- Ага, - сказал Семенов, - стоит. Восемнадцать рублей минус процент износа. - И склонился под стол. – Где тут у нас бесхозные сумки? Может быть, среди них есть и ваша украденная…
И вытащил черную болоньевую сумку.
- Смотрите, не эта, случайно? Здесь тоже сверху апельсины.
- Она! – радостно вскричал загранкомандированный. – Господи, вы нашли ее!
И бросился к сумке.
- А то как же! – кичливо ответил Семенов. - Мы бдим на своем посту в отличие от некоторых! Забирайте, если признали, и не требуется никаких заявлений. Чего зря бюрократию разводить?
Внешнеторговец поставил сумку на стол и стал суматошно в ней шарить. Его жена очнулась и быстро вскочила на ноги. Она кинулась к мужу, тоже уцепилась за сумку и молча стала рвать ее на себя.
- Да погоди ты, ради бога! – зашипел мужчина и оттолкнул супругу.
И вдруг лицо его стало каменным, как у загримированного оперного трагика. Он судорожно схватил сумку, перевернул ее вверх ногами и высыпал все ее содержимое на стол.
Апельсины раскатились в разные стороны, попадали на пол и покатились из кабинета в коридор, а оттуда к стеклянному барьеру Григорыча. Туалетные принадлежности и электробритва пристыжено остались лежать, будто чувствуя свою вину за исчезновение ценного соседа.
- Бумажника нет! - обреченно прошептал мужчина. –Нет бумажника!..
- Какого такого бумажника? – быстро спросил Семенов и перешел на «ты»: - О бумажнике ты ничего не говорил. Я же тебя спрашивал, что в сумке? Ты назвал. Смотри сам. Бритва есть, зажигалки тоже. Полотенце, мыло, зубные щетки, рулон туалетной бумаги. Какой еще бумажник? О чем ты?
Жена работника «Внещторга» шарила, как слепая, руками по столу, отбрасывая в сторону бесполезные предметы.
- Бумажник черный, кожаный. То есть, коричневый. А в нем чеки «Внешпосылторга», 16 тысяч 200 рублей. Все, что мы с женой накопили за три года. «Волгу» хотели купить.
Семенов вплотную подошел к мужчине и схватил его за лацканы импортного плаща.
- Послушай, ты! – злобно зашипел он. – Я не посмотрю, что ты ответственный сотрудник министерства внешней торговли. Мне на это глубоко насрать! Что ты здесь врешь непрестанно? Какой еще бумажник с шестнадцатью тысячами, да еще в валюте? Тебя русским языком в милиции спросили, что было в сумке? А ты что ответил?
Мужчина попытался вырваться, но милиционер держал его крепко.
- Вы почему так со мною обращаетесь? – взвизгнул он. - Я жаловаться буду!
- Нет, вы только посмотрите! До чего ж народ гадостный пошел! Он жаловаться будет. На что ты жаловаться будешь? На то, что нашли твою сумку? Давай, собирай свои апельсины и катись отсюда! Ночь на дворе!
Семенов отпустил заграничный плащ.
- Да вы что! – запищал внешнеторговец. – Стал бы я из-за каких-то апельсинов шум поднимать и обращаться в милицию!
- Да кто ж тебя знает, на что ты способен!
- Там – деньги огромные! Украли все мои честно заработанные сбережения!
- Так украли или ты их все-таки потерял? - наседал Семенов.
- Я… я… я не знаю. Вы меня запутали. Сумка была на перроне, это точно. Я сам ее выносил. А в сумке деньги. У нас вещей много. Чемоданы, коробки, шуба жены… Нас товарищ встречал. Мы все снесли в его машину. Там еще какие-то медведи шатались, отвлекли наше внимание …
- Так ты медведей подозреваешь? Намекаешь на наших славных спортсменов, которые, не щадя своего здоровья и сил, завоевывают для нашей страны олимпийское золото?
- Я ни на кого не намекаю, а просто констатирую факт! Потом я смотрю, а сумки нет. Я опять кинулся на перрон, но ее там уже не было.
- А что же ты врешь прямо с порога, что у тебя ее украли? Ты думаешь, что ты самый умный? Забыл ее среди вороха своих заграничных шмоток, а сам прибежал в милицию, чтобы мы ее искали?
- Я просто растерялся!
- Растерялся? А вот милицию дурачить ты не растерялся!
- Я не дурачил! Поймите мое состояние. Все, что заработали… три года макароны ели… И в один момент! С ума можно сойти!
Лицо ответственного работника Внешторга сразу осунулось и постарело.
- Скажи «спасибо» этому парню, который подобрал твою сумку, – сказал Семенов. - Заметь, не заныкал ее, не съел твои апельсины, а принес сюда!
И он указал на курсанта, который все еще стоял у двери и не знал, что ему делать – то ли идти на свой участок дежурить дальше, то ли дождаться, чем все это закончится.
А Семенов решительно развернулся, демонстрируя, что разговор закончен.
Ответственный работник обалдело посмотрел на курсанта. Слабая искра последней надежды вспыхнула его глазах.
- А вы не находили бумажник? - умоляюще простонал он.
Курсант вопросительно посмотрел на Семенова, еще больше покраснел и потупился.
- Не находил он никакого бумажника! – жестко заявил Семенов. И обратился к нам: - Ну что? Двигаемся дальше?
И когда оставалось лишь мгновение, чтобы пострадавшие граждане прямо на наших глазах сошли с ума по очереди или оба сразу,
Семенов вытащил из своего кармана коричневый бумажник.
- Вот! – сказал он. – Изъят в целях сохранения. А то бы ездили всю жизнь на горбатом «Запорожце».
Жена внешнеторговца снова подверглась метаморфозе и затрепетала.
- Сволочь, сволочь! – завопила она известное всем насекомым слово и стала бить крыльями по щекам мужа. - Какая же ты сволочь!
- Да сама ты сволочь! – закричал тот, отталкивая жену от себя. – Зачем сунула деньги в пакет к апельсинам?! «Здесь никто искать не подумает»! А я - что, один должен за всем смотреть?
- Так, всё граждане, - сказал примирительно Семенов, – дома будете устраивать кровопускание. К нам претензий, надеюсь, нет?
Внешторговец суматошно схватил со стола пластиковую упаковку с зажигалками и протянул ее курсанту.
- Вот, возьмите, пожалуйста, всю упаковку, - сказал он. – Спасибо вам.
Лицо курсанта стало бордовым.
- Не надо, - пробормотал он смущенно. – Я не курю. Пользуйтесь сами.
Внешторговец засуетился.
- Может, вы возьмете? Вы курящий? – ласково обратился он к Семенову.
- Я бы взял, - строго ответил Семенов, - но мы от пострадавших граждан не принимаем. Нам государство платит. А вы будьте впредь бдительны среди своих вещей на вокзалах. Пусть вам будущая «Волга» светит вечным напоминанием этой сумрачной ночи. А теперь летите к дежурному, он примет от вас заявления. - И крикнул Григорычу: - Григорыч! Всё согласно законности и в строгом соответствии! С опознанием и в присутствии понятых! А понятые чтоб с паспортами! Пусть заявитель поищет на улице.
И когда супруг быстро направился к Григорычу, он крикнул и ему вдогонку:
- Больше не ври милиции, гнида!
Мы всей гурьбой высыпали на улицу и сразу увидели трех медведей. Они стояли, обнявшись, возле угла здания и не были похожи на медведей-спортсменов, прибывающих на соревнование. Во-первых, они были не в спортивной форме, а в летних фланелевых костюмах, что, впрочем, на помешало им одеть на головы не фетровые шляпы или хотя бы сомбреро, а суконные буденовки с огромными красными звездами, что делало их несколько карикатурными. А во-вторых, - и это было особенно странным - они держали в лапах бутылки с пивом и периодически к ним прикладывались, неуклюже переминаясь и наступая на лапы друг другу.
- Наверное, те самые, - высказал предположение Петя. - Чего они здесь среди ночи нарушают спортивный режим?
- Это болельщики, - пояснил Володя. –Их уже много понаехало. Есть даже с Камчатки.
- А где они пиво взяли? Ведь все давно закрыто, даже вокзальный ресторан.
- Наверное, в вагоне-ресторане Калининградского поезда…
- О-о! – восторженно воскликнул один из медведей, освобождаясь от объятий приятелей и указывая лапой на противоположную сторону Ленинградского проспекта, как раз туда, где был натянут баннер «Своих не бросаем». – О!
В свете прожекторов баннер выглядел красочно и впечатляюще. Мужественным и строгим выглядело лицо российского дзюдоиста, проводящего бросок через бедро, жалко и беспомощно смотрелся его соперник, зависший в воздухе вверх ногами.
- У-у-у! - восхищенно отозвался второй медведь и даже присел от переполнивших его эмоций.
- Р- р-аз! – рявкнул третий медведь и попытался повторить телодвижение русского спортсмена, но запутался лапами и повалился набок. Бутылка у него выскользнула, и пиво полилось на асфальт.
- Р-рох –ла! – прорычал первый медведь, пытаясь помочь встать товарищу.
- Они разговаривают! – как будто оглашая открытие, сказал Сережа. – Один сказал: «Раз!», а второй: «Рохля!».
- Да нет! – возразил Володя. – Обычные звериные звуки, похожие на наши междометия… Как в бамбара.
- Нет, - упорствовал Сережа. – Я в прошлое дежурство общался с одним медведем. Он опоздал на автобус, в ресторане «Фанту» пил. Я его спрашиваю: ты откуда? Он отвечает: «Роттердам!». Думаю, какой еще Роттердам? Откуда в Голландии медведи? Все дежурство мучился, пытался понять, при чем тут Роттердам. Потом изучил карту – в пресс-центре висит карта Российской конфедерации – и нашел в Якутии населенный пункт Чапчылган. Вот откуда медведь – из Чапчылгана! Просто он не мог правильно произнести это название. Они мягкие согласные не выговаривают и заменяют их на твердые. И обязательно добавляют букву «р».
- Прямо фонетика и морфология! – с сомнением произнес Володя. - Чапчылган – Роттердам… Ты что, и в языкознании рубишь?
- Да нет, - смутился Сережа. – Просто определенные навыки в дешифровке…
Мы двинулись к новому зданию вокзала. Огромные часы на фасаде показывали час сорок пять. Милиционер, дежуривший у входной двери, доложил, что никого нет и открыл дверь.
- А медведи? – спросил Петя. – Они что, не в счет, по-твоему?
- Медведи сюда не заходили, - растерялся сержант. – Я понимаю, что в неположенном месте они распивают, но пустые бутылки они в мусорную урну сложили.
Мы вошли в вестибюль, свернули направо и спустились по лестнице в огромный зал автоматических камер хранения. Воздух здесь был спертый и вязкий, тело начало покрываться липким налетом.
В зале нас уже поджидала дежурная по камере хранения.
- Привет, Нина! – весело сказал Семенов. – Ты готова слушать Иоганна Себастьяна Баха?
- Чего? Какого еще Севастьяна? Я тебя готова слушать всю ночь, – ответила словоохотливая Нина, улыбаясь во весь рот. – Я слышала, что в Америке вашу работу делают собаки.
- Где это ты такое слышала? Вранье все. Никакая собака не сможет заменить настоящего опера. У собаки только нюх, а у нас еще и соображалка. Ты лучше скажи, каким рядом прошлый раз закончили?
- Этим. Ячейка 326.
- Значит, от нее и начинаем плясать.
Мы быстро разошлись по рядам. Я с Сережей оказался в одном пролете, а Володя, Петя и Семенов ушли в следующий. Нина сразу же стала отпирать своим ключом 327 запертую ячейку. С первым же оборотом ключа над рядом вспыхнула красная лампочка, и оглушительный трезвон ударил по барабанным перепонкам. Сережа открыл дверцу ячейки и потащил из нее большую хозяйственную сумку. Он поставил ее на пол, расстегнул змейку и стал изучать ее содержимое. Тем временем Нина завертела ключом в моем ряду. Новый трезвон подключился к первому, создав несложный аккорд.
- Нина, твою мать! – закричал в очередной раз Семенов, выглядывая из-за железного шкафа. – Ты не можешь открывать только один ряд, чтобы звенела только одна сигнализация?!
- Да здесь давно все перепутано! – закричала в ответ Нина. – Хрен его знает, что от чего звенит! Долбанные электрики…
Это была святая правда.
В первый раз проведения секретного мероприятия я вызвался отключить сигнализацию и обследовал электрические сборки. Увиденное меня ужаснуло. Ленивые электрики Белорусского вокзала вместо предохранителей обкрутили губки сборок толстой медной проволокой. Мне оставалось только отключить сборки вообще - но тогда бы нам пришлось работать в темноте – или вместо электриков зарядить предохранители и установить их вместо перемычек. Ни то, ни другое не было приемлемым, поскольку в первом случае обрекало нас на некачественное обследование, а во втором - грозило расшифровкой мероприятия.
Я вытащил из ячейки чемодан, положил его плашмя и попытался открыть замки, но они оказались запертыми. Тогда я достал из кармана связку ключей (вот зачем оказались нужны эти связки на подоконнике!) и стал подбирать ключ. Пока я возился с замками, Нина открыла еще несколько ячеек в нашем пролете и ушла к Семенову, Володе и Пете.
В Большом зале Московской консерватории мне не довелось побывать, чтобы послушать орган, но я готов дать голову на отсечение, что все его тридцать тысяч труб ничто в сравнении с тем, как звучит сигнализация автоматических камер хранения Белорусского вокзала.
Звон метался по огромному залу, не находя выхода, отражался от железных рядов и распахнутых ячеек, резонировал и усиливался, будто звуковой генератор, попавший в жесткое самовозбуждение, и мне казалось, что я сам нахожусь внутри органа Московской консерватории. А еще казалось, что от этой металлической какофонии голова разлетится на щепки. Я громко пел «Победный марш», потому что, как утопающий хватается за соломинку, полагал, что внутренним слухом смогу защитить свой мозг.
«Если главный командир…», - орал я, не опасаясь, что меня услышат. И действительно – никто не слышал моего пения. И только Нина, запирая за мною просмотренную ячейку, бросила на меня тревожный взгляд. Она носилась между рядами, орудуя своим ключом, новые дребезжания наслаивались на звучащие, но это уже не воспринималось.
Я просмотрел уже с десяток чужих чемоданов, но ничего подозрительного не обнаружил. Обычный багаж обычных пассажиров – носильные вещи, дефицитные покупки, которые можно приобрести только в Москве и только во время Олимпиады. Одним глазом я наблюдал, как в ряду напротив орудует Сережа. Он уже безнадежно отстал от меня, потому что скрупулезно просматривал каждую вещь, вытащенную из ячейки. Даже, если это была сумка с помидорами.
И вдруг по залу камер хранения пронеслось короткое и дикое рычание с завыванием.
- Во-о-р-р!!!
Оно было настолько мощным, что превозмогло какофонию. И доносилось оно со стороны лестницы, по которой мы всего полчаса назад спустились к камерам хранения. И тут же с этой лестницы скатились три медведя в солдатских буденовках с красными звездами и разъяренными звериными мордами. «Которые пиво пили», - успел подумать я.
Замелькали косолапые конечности, не предвещая ничего хорошего. Вслед за медведями бежал сержант милиции. Фуражка на его голове съехала набок, он пытался ее поправить, но она не поддавалась.
- В чем дело, товарищи?!
Семенов выскочил в проход между рядами, выставляя перед собой служебное удостоверение с гербовым двуглавым золотым орлом.
Бежавший впереди медведь, на шее которого я успел заметить бейджик с надписью: «Ираклий из Уссурийска, болельщик», резко остановился, а два других медведя налетели на него и сердито зарычали. Ближе всех к медведям оказался Сережа, перед которым на бетонном полу лежали раскрытыми три чемодана и четыре дорожные сумки. Ираклий из Уссурийска указал на Сережу когтистой лапой и громко повторил:
- В-в-о-о-р-р!
Сережа побледнел.
- Нина, твою мать! – что есть мочи закричал Семенов. – Выключи, на хер, сигнализацию! Надо же с людьми разобраться!
Перепуганная Нина быстро завертела ключом. Вибрация железных рядов стала стихать. Наступила тишина, от которой в голове сразу загудело.
- Я старший лейтенант московского уголовного розыска, - громовым голосом объявил Семенов, продолжая в вытянутой руке держать свое служебное удостоверение.
Медведи подобрали животы, вытянулись и приложили левые лапы к буденовкам. У одного из медведей буденовка оказалась одетой задом наперед.
- Провожу ночные учения, - продолжал Семенов, - по проверке сигнализации камер хранения в случае несанкционированного к ним проникновения во время Олимпиады. Учения секретные. Это мои подчиненные, - Семенов указал на нас с Сережей удостоверением. - Вы стали невольными свидетелями секретного мероприятия. Кто у вас старший?
Медведи молчали, уставившись круглыми глазами на золотого орла.
- Я так понимаю, что Ираклий из Уссурийска? Самобытный край! Дерсу Узала, женьшень и тигры. Тигры еще целы? Берегите, они в Красной книге! Так о чем я хотел подчеркнуть? С вас бы взять подписку о неразглашении, но учитывая вашу порядочность и стремление к порядку от лица вышестоящего руководства объявляю вам благодарность за проявленную бдительность и альтруизм. Можете отдыхать! Только пиво не пейте в общественных местах!
- Р-рас- сея! - дружно гаркнули медведи.
- Буденовку разверни! - распорядился Семенов. - Звезда должна быть на лбу, а не на затылке.
Медведи-болельщики круто развернулись и по-военному зашагали к лестнице, а Семенов бросился к сержанту.
- Тебя зачем поставили? – прошипел он.
- Не смог задержать, товарищ старший лейтенант, - страстно ответил сержант, умоляюще глядя на Семенова. - Как услышали сигнализацию, так и бросились порядки наводить…
- Это ты должен за порядком следить, а не медведи!
- Я пытался. Они дверь вырвали и ручку сломали!
- Как ручку сломали? - Из-за железного ряда сразу же выдвинулся Володя. – Вторую дверь за четыре дня?!
Меня снова переполнила гордость за родной Музей – наших ушей при инциденте не было видно!
- Марш на пост! - сердито скомандовал сержанту Семенов. И когда тот скрылся, добавил: - Продолжим наши ночные учения.
- Погодите, - убитым голосом произнес Сережа. – Я теперь не знаю, в какой из ячеек что лежало…
- То есть как? – Володя уставился на чемоданы и сумки у Сережиных ног. – Это что, из двух ячеек?
- Из трех. Третий ряд снизу.
- А зачем ты всё вытащил?
Хотел повысить КПД досмотра, да медведи помешали. – Сережа наклонился над вещами. - Мне кажется, этот большой чемодан лежал в средней ячейке, а эта сумка – в крайней правой. Но тогда ни одна из оставшихся двух больших сумок не поместятся к большому чемодану. Если применить комбинаторику, то число сочетаний из энного количества предметов исчисляется по формуле: в числителе факториал эн …
- Да причем тут факториал?! - разозлился Володя. – Давай, вспоминай, где что лежало! Придут пассажиры, откроют свои ячейки – а там комбинаторика!
- Погоди, Васильевич! – обратился к Володе Семенов. – Я в кибернетике не силен, а вот дедукция может оказаться полезной…
И Семенов склонился над чемоданами и сумками.
- Ты так больше не делай, - продолжал Володя. – Это в 16 департаменте можно проводить эксперименты, а у нас – негласный досмотр, ответственное мероприятие, понимаешь!..
Сережа в отчаянии беззвучно шевелил губами.
- Какое сегодня число? – спросил вдруг Семенов, поворачивая к нам свое лицо, которое стало неожиданно багровым. - Этот день должен стать красным листком календаря. Сначала я держал в своих руках автомобиль «Волга» ГАЗ-24, а сейчас в моих руках автомобиль «Жигули» ВАЗ- 2103. А день только начинается!
И Семенов стал вытаскивать из большой дорожной сумки и бросать на грязный пол какие-то синие пакеты.
- Джинсы «Вранглер» в упаковке в количестве 20 штук! – объявил он. - А в чемодане джинсовые куртки этой же фирмы, да еще импортные батники. По моим оценкам стоимость всей этой партии фарцы тысяч восемь-девять.
- Значит, с достаточной степенью вероятности можно предположить, - обрадовался Сережа, - что эти чемодан и сумка из одной ячейки.
- Можно, - согласился Семенов, - только вот - с какой?
- А давай так, - предложил Сережа. – Закроем как получится, а пассажиры придут и уже сами разберутся, где чьи вещи.
- Но для этого надо, чтобы все они пришли в одно и то же время, - включил свою логику Петя Тестов, до этого молчавший. Он все еще был под впечатлением визита медведей-болельщиков. – А согласно все той же теории вероятности такое совпадение стремится к нулю.
Сережа понурился.
- Не надо усложнять! - твердо заявил Семенов. - Нина! Тащи сюда плакат! Только предварительно открой эти ячейки. Моя голова стала почти нормальной, но придется потерпеть…
Нина, угрюмо наблюдавшая за всеми этими перипетиями, вытащила из кармана своего халата универсальный ключ.
- Не надо! – запротестовал Сережа. – Я так открою, я помню коды.
Он склонился к первой ячейке и стал крутить по очереди барашки номеронабирателя. Когда буква и три цифры были набраны, ячейка удовлетворенно щелкнула, и дверца открылась. Сережа стал набирать код на следующей ячейке.
- Ни хрена себе! - восхитился Семенов.
- Коды помнит, а где какие вещи лежали – не помнит! – тихо пробурчал Володя.
Тем временем Нина принесла моток бечевки и соединила ею ручки всех трех ячеек, повесив плакат «Ячейки временно не работают».
- А эти вещи неси к себе в камеру хранения, - скомандовал Семенов.
- Ни хрена себе!
- Я, я снесу! – бросился к чемоданам Сережа.
- Я тебя в рапорте отмечу, как обнаружившего крупную партию контрабандного товара, - благодарно произнес Семенов. – Приглашаю так же поучаствовать в задержании фарцовщиков. Что-то мне подсказывает, что они явятся сюда сегодня утром.
- Не надо нас отражать ни в каких рапортах и приглашать никуда не надо, - заявил Володя. – Мы работаем без права на славу, во славу державы.
- Ну да, - растерялся Семенов. – Бойцы невидимого фронта.
- Купишь мне коробку конфет, - сказала Нина бойцу невиданного фронта Сереже. – А то я так и с работы могу вылететь.
Когда мы выбрались из камерного подземелья, Москва уже нежилась в предрассветной дреме. Солнце еще не взошло, но уже готовилось озолотить купола ее церквей и шпили высоток. Поливальные машины уже сделали свое дело, и мокрый асфальт тускло отражал еще не погасшие фонари. Белорусский вокзал просыпался. Редкие прохожие пересекали привокзальную площадь. За ними бегал ответственный чиновник Минвнешторга и спрашивал, есть ли у них паспорт.
«Чертовы медведи, -- потрясенно размышлял Петя Тестов, рассеянно ступая в неглубокие лужи. – Они ведут себя все наглее! Сержант милиции для них уже не авторитет. Что же будет дальше, а?».
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
(продолжение следует)