Лук с картошкой жарили.
Там капусту посадили,
Здесь морковь посеяли.
А пришла пора уборки,
В миг родни прибавили.
Помидорчики собрали,
Деду куст оставили.
Хороша была сказка про ленивого медведя и крестьянина. Только медведи нынче перевелись, и их усердно заменяет городская родня…
- Мать! Како сёдня число, та?
- А те-е Коль на чё?
- Дык дети на дысь приедут.
- А- а! Так-то завтра. Поштарку видала, с утра сказала и принесёт пенсию. Соскучился чоль?
- Соскучишься тут. Еле дожили. Уж и на хлеб не осталось. Спекла б что, старая. Без хлеба капуста не лезет.
- Давай пирог капустный закатаю.
- Опять капуста. Давай с картохой.
- Тогда с тыквой. Боюсь нам картошки до весны не хватит.
- Давай с тыквой. Только про капусту ни слова. Слышать уже не могу. Выгребли ж всё под чистую. Саранча городская.
- Коль! Ну чо ты? Дети ведь! Где им в городе том взять?
- То-то и оно-то. Дети! Зато городские. В земле никто копошиться не хочет. Всем помой и на стол покладь. Да я ничего. Живут не жалуются – вот и прекрасно. А мы поможем. Приезжали б чаще. Не только за деньгами, подарками. Так бы проведывали. А то только и ждут пенсии. Господи, дай мне веры в наших детей!
- Ну видишь, Коль! Живут ведь. Вон Татьянины не смогли. Домой с города того вернулись. На шею сели и не работают. Как там Таня с Митей. Не видать их. На улицу не выходят. Корову даже не выгоняют.
- Да съели они свою корову.
- Не может быть! Кормилица ведь.
- А что им есть-то? Все в избе сидят. Носа не кажут.
Оно и правда. Как вернулась Марина, дочка Татьяны и Дмитрия, с зятем и сынком, так старики вроде, как и пропали. Сами не выходят. В огороде не пашут. Корову не выгоняют. Как живут?
После небольшого молчания разговор продолжился. Да оно и заняться другим нечем. Осень. Пасмурно на улице. На погоду кости ломит, да суставы выворачивает. Дед ещё держится, а ей невмоготу.
- К дождю чтоль, ногу выворачивает. Силов нема терпеть.
- Софорой намажь. Припечёт, попустит.
- Дык мазала с утра. На долго не хватает.
- Ещё намажь.
- Та я тряпицу примотала и поливаю по трохи.
- Смотри шкуру то не сожги. Там первак хороший я заливал.
- Та выдохся той первак уже.
- С утра сам на почту схожу. А потом в магазин.
- Ты чего это? Поштарка сама принесёт.
- Да что мне поштарка? Скупиться надо, пока молодёжь не набежала. Подарки взять, да в дом разного. Греча есть? Рис? Тото. Ещё пшена прикуплю и муки. Ты мне с пшена тыквенную кашу в печи наладишь. Хорошо протомишь, да с маслицем.
— Это ты хорошо придумал. Каши давно не ели.
- Ты новости слушала? Пока я в птичник ходил?
- Да малость слышала. Всё про Беларусь твердят. Люди бунтуют. Сковырнуть Лукаша хотят.
- Глупцы. Кого поставят? Вон ту бабу? Да кто им даст. Это пока бунт, она прыгает, а как до дележа дойдёт найдутся твари.
- Ты только не нервничай, политик ты мой кухонный.
- А что? Я не прав? Не я ли тебе говорил, когда против Янека пёрли, что предстоит большой делёж! И кто прав оказался? Сначала люди, люди, а потом раз и выскочки у власти. По награбили. Обобрали народ и по заграницам. Так и там будет. Господи! Дай мне веры в людей и в справедливость.
- Ну чо ты кипятишься? Кто нас слушать то будет. Прав. Ты был прав, а что смог изменить? Нервы не восстановишь. Попей чайку с мятой.
- Во! Все вы бабы так. Чайку, да с мятой, а у власти кто? Такую страну….
Дед махнул рукой и стал скручивать себе цигарку. Давно прошли времена, когда курил сигареты. Были раньше «Черноморские» по десять копеек, да и «Беломор канал» папиросы, которые не плохо горло драли. Сейчас такого не делают, и дед перешёл на самосад. Настоящий табак занимает в огороде небольшой участок, но красиво цветёт, вкусно пахнет и имеет приятный дым при курении. Такой что даже супруга перестала выгонять старого с самокруткой во двор.
По кухне заструился нежный аромат. Женщина принюхалась, а старик закашлялся.
- Хор0-ош! Ядрёный получился!
Они ещё немного посидели и пошли во двор. На улице распогодилось и появились дела, поважнее политического обсуждения на кухне.
Куры, гуси, утки, да и корова, хорошее подспорье в деревенской жизни. Но уход нужен постоянный. Уход и забота.
Корову кормить, доить, за ушком почесать – это так сказать, женская забота. Тут и нежность с лаской, да и руки мягкие.
Деду с птичником по проще. Травы за огородом нарвал, секирой мелко порубил, с дертью всё перемешал и на три корыта разделил. Всё! Можно заняться любимым делом. Дровишек нарубить. Огород прополоть. Садом заняться, где подбелить, что перекопать.
А тут уже и вечер. Темнеет.
- Ну вот. Куры, утки зашли, и мне надо. Мать! Накрывай на стол. Пора вечерять.
- Коля! Всё уже на столе. Ты стопочку то будешь? Или завтра в люди, на почту идёшь. Может пропустишь?
- Наливай. До утра пройдёт. Потом, если что, твоей мятой закушу.
Старики сели ужинать. Разговор не заладился, и они ели в тишине.
- Э! Кать! Ты чего это?
Спохватился дед.
- Ящик включи. Пусть балаболит.
- Да чёй-то задумалась. Как там внучатки? Трудно поди?
- О! Я же говорю, что на почту сам схожу. Она уже всю свою пенсию на всех расписала. Сейчас за мою возьмётся.
- Коля! Я ведь за всех думаю.
- За всех кроме нас. А ты подумай, если мы сдохнем, кто им поможет. Всё! Я спать.
Дай Господи веры в завтрашний день.
Почта. Наша почта особое заведение. На этом месте она, как бают старики, находится ещё с 24 года.
Не. Ну конечно в войну её немцы сожгли. Одна печь осталась. Зато в сорок седьмом, на том самом месте, почти в первозданном виде, вокруг печи её и возродили. Как была деревянная, так и срубили. Дощаткой отделали да в синий цвет окрасили. Ну ещё над порогом краской написали: «Почта». Во!
Начала работать. Газеты там, журналы. Письма.
И вот как-то встал вопрос, и даже три!
Зимой на почте холодно, пора класть новую печь. Нет у нас сельсовета, надо бы построить. И третий вопрос ещё более важный.
Для нашего совхоза были выделены деньги.
А окромя почты в совхозе не было официальных зданий. Ну, если не считать клуб и школу. Сам председатель принимал людей или на дому, или в дороге.
Ну в общем, негде эти выделенные деньги хранить.
Посидели. Померковали. Умишком то пораскинули.
Решили ставить большую печь и пристраивать к почте сельсовет. Оно и дешевше. А старую печь замуровать в железо и повесить замок. Получится хороший, несгораемый сейф!
Сказано – сделано! С района привезли листов железа и отдали кузнецу. Тот три дня колдовал, но сделал. Хороший сейф. Крепкий.
Но вроде как заколдованный.
Из-за его, за этого сейфа, посадили два наших почтаря.
А как дело было. Вечером, председатель, бухгалтер и почтарь втроём считают и кладут в сейф деньгу. А на утро денег меньше.
Следствие. Проверки. Суд и лагерь.
Другой так же.
А вот с третьим случилась оказия. Всё было так же.
Вместе считали. Вместе положили. Нема!
Приехал правда другой следователь. Долго ходил. Что-то нюхал.
И нашёл-таки дымоход. То ж раньше не сейф был, а печь. Но в трубе оказалось сухо. Никто сажу не трогал. А он, ну следователь ентот, смекнул. Полез в печь и деньги нашёл! Да ещё и те, что раньше пропадали. Оказалось, что через колосники деньги вниз проваливались. В поддувало.
Обрадовались все. Оправдали почтаря. Хотели и двух первых возвернуть, да они уже сгинули в лагерях тех.
Ну, в общем, дед с утра по раньше да на почту. Чтоб значит первым быть. Через пол села протопал.
Ан нет. Не первый. На лавочке уже Дмитрий, сосед сидит, между зятьком и дочкой.
Сидит и как вроде спит, а ли пьяный. Качается меж двух своих.
- Привет Митька.
Поприветствовал дед соседа.
А тот вроде, как и не слышит. Качается себе.
- Ну и хрен тебе, а не привет.
Ругнулся Николай и отошёл в сторону. Скрутил самокрутку и задымил. Затянулся.
- Привет Коля. Ты что ли последним будешь?
- Привет Петровна. Да, я буду. Вот за Митькой, оболтусом. Сидит и молчит.
- Давно ли стоишь?
- Дык, только пришёл. А ты в сельпо давно была?
- Вчерась.
- Крупы там не перевелись? Что нового?
- Та не. Ни чего нового. И крупы есть, и консерву разве что новую, рыбную завезли. А так всё как есть.
- Не, рыбу нам не нать. Кашу бы с тушёнкой.
— Это все хотят, да не везут. Сам делай. Я вон гуся в печи три часа томила, а потом гречкой присыпала. Такая же тушёнка получилась. Только не досолила малость. Ну так присаливаю. Зато с лучком и морковкой.
- Здравствуйте молодёжь! Чтой-то вы с утра да по раньше? Я же вчера сказала, что всем по домам разнесу. Не терпится? Ну пойдёмте.
Это пришла поштарка. Открыла замки и вошла.
Пока Николай докуривал, Дмитрий с дочкой зашли во внутрь. Зятёк остался в дверях. Не давая войти другим.
Но вот на пороге появилась Марина с дедом.
Молодые быстро подхватили под руки старика и ретировались.
Николай с Петровной вошли во внутрь.
- Дедушка, - обратилась почтальонша, - вы не обратили внимания, что с дедом Митей? Он какой-то не живой, что ли. Маринка с меня пенсии за обоих вытребовала и пошла, а дедушка всё стоял и качался.
- Дык и со мной не поздоровался. Странный какой-то. Первый раз за всю жизнь промолчал.
- Ой не к добру всё это. Как бы не инсульт.
Запричитала Петровна.
Дед вышел с почты и отправился в сельпо, намереваясь опосля зайти к соседу и всё выяснить. Но закрутился и…
Когда всё необходимое было куплено, и дед было собрался уже уходить, в дверях случилась заминка.
Шорох, шум и толкотня. В дверь ввалились двое.
Первым мальчонка, внучок Татьяны. И с порога закричал:
- Дайте мне конфет, разных, на сто рублей. Мне мамка денежку дала.
За ним вошла баба Катя.
- Ой дед. Еле успела. Запыхалась так бежала. Пошли скорее. Не бери ничего. Там такое…
И ухватив своего деда за рукав, потащила из магазина.
- Да! Послушаю я тебя. Не бери ничего. Я всё уже успел. Купил что надо и сложил. Всё про запас.
Бурчал Николай, покорно идя за супругой и таща в руке большую авоську продуктов.
А во дворе! Во дворе то…
Уже во всю ставились столы, накрывались скатерти. Бегали дети и жгли костры.
Перед домом, между абрикосом и яблоней была натянута простыня, на которой было написано:
С 50-ти летием молодожёны.
С золотой свадьбой Вас родные.
Когда старики вошли в отворенную калитку, раздались крики и со всех сторон сбежалась родня их поздравлять.
Шум! Крик! Гам!
До слёз!
Давно такого не слышал деревенский дом и его обитатели. Ещё с тех пор, когда отгремела последняя свадьба младших молодых.
И завертелось всё! Закружилось.
Соседи и соседи соседей. Знакомые и друзья. Толпы народу.
Старики во главе стола. Под натянутой простынёй.
Весь день пили и гуляли, стариков прославляли. К вечеру остались единицы.
На столы поставили фонари и керосиновые лампы. Сидели и пели песни. Свои местные и всеми известные.
- Коля! Каких мы детей вырастили хороших. Такой нам праздник устроили. И помнят же. А я вот совсем позабыла. А ты чего такой смурной сидишь? Устал?
-Да нет, Кать. Чтось на душе не спокойно. Утром Митька не поздоровкался. Потом поштарка. Малец в магазине, сам и с деньгами. А когда домой шли, видел, как Маринка со своим, огородами да с чемоданом тащились. Чтой то не так. И во! Во! Слышишь? Где-то малец ноет.
- Вроде нет. Не слыхать. Это тебе с устатку так. Поют же все.
Николай поднялся.
- Ты далече? Коля.
- Да пойду, Митьку отругаю. С утра качался, на праздник, нас чествовать, не пришёл. Чтой то здесь не так. Сиди, сейчас приду.
Дед вышел со двора и вошёл в соседскую калитку. А через некоторое время раздался зов:
- Катя! Катерина! Дети! Сюда! Сюда! Свет несите. Скорее.
- Дети! Бегите скорее, что-то с отцом! Быстрее. Свет ему несите. Не дай Бог плохо стало ему.
Мужчины, женщины, похватали фонари, со столов и ринулись в соседний двор.
Дед Николай стоял в дверях сарая. К его ногам припал малец и горько рыдал:
- Бросили. Они меня бросили. Мамка, где ты?
- Батя! Как ты? Что случилось?
- Там! Там помогите. Мне нормально. Иди!
Указывая рукой на сарай, дед сел прямо на землю.
Принесёнными фонарями осветили сарай.
И было не понятно, что наводит на людей больший ужас.
То ли, то, что всё кругом было в крови. Везде валялись кости, а как апофеоз кошмара коровья голова с торчащим в ней топором или прикованные к столбу с надетыми на шею цепями, измождённые старики, лежащие на земле. Вдобавок у старухи на руках был серый, из мешковины, пищащий свёрток с младенцем. Старик был без сознания.
Крики! Шум! Местная фельдшерица. Через час две машины скорой помощи и полиция.
Господи! Дай мне веры в людей и справедливость.
Слава Богу все выжили!!!
- Мать! Како сёдня число, та?
- А те-е Коль на чё?
- Дык дети на дысь приедут.
- А- а! Так-то завтра. Поштарку видала, с утра дети звонили. Сказали, что привезут и Дмитрия с Татьяной.
— Это хорошо. Поживём ещё. Может с Митькой на рыбалочку сходим.
А что там новости передают?
- Да всё по-старому. Вчерась, ты уже спал, сказали про наше село. И про Маринку сказали. Поймали её. Хахаль то бросил. Деньги выкрал и сбежал. Её теперь материнства лишат и посадят. А детей в детдом отдадут.
- А что, Тане с Димой не дадут?
- Да нет. Шибко старые. Может если кто из родни помоложе захочет.
- Как же так, она новорожденного мальца бросила? Старший то ладно, со стариками бы жил. А малец как?
- На мужика повелась. А он таким оказался, прохвостом.
- Бабы дуры. Пальцем кто поманит, как куры на зерно сбегаются.
- А я и не спорю. Только не все такие. Есть ведь и нормальные!
- Есть конечно! Вот ты у меня самая лучшая. Всем бы по такой жёнушке и вся жизнь в радость.
Всем бы счастья и удачи, и здоровьишка в придачу.
Господи! Дай мне веры в человечество.
Дай нам Любви и Веры! Господи!