писатель Петр Семенович Маркелов. Творил страстно, с душой и болью.
Рассказывал о деревне, кормившей население большой страны. Как
трудно живут люди, отдающие силы земле. О чем думают лошади,
вздрагивающие от щелчка кнута. Как умирают лишившиеся хозяев дома.
О чем шумят деревья в лесу. Слышались в его строках музыка и
поэзия простой жизни. Романы, повести и рассказы давали ощущение
не зрителя, а участника событий. Хотелось радоваться и плакать вместе
с их героями.
Наиболее значимым творением стала трилогия о деревне
Долгушино. Три романа охватили тяжелейший период жизни,
С апреля 1942 года по сентябрь 1951 года. Страна воевала, потом
заново отстраивалась и все соки выжимала из деревни.
Сперва людей. Мужчин. Из шестидесяти человек, ушедших на войну
вернулись лишь четверо. При этом один искалеченный, а другой,
лишившийся здоровья в немецком плену и вскоре умерший.
Потом продукты и имущество. Урожай отбирали почти весь, оставляя,
лишь, столько, чтобы с голода не умереть. Разоряли людей займами и
налогами. В ответ обещания, что потом станет лучше. Не становилось.
Война кончилась, а государство продолжало обдирать деревню до
последней возможности, доводя людей до отчаяния и стремления любой
ценой, хоть как-то улучшить жизнь, пусть во вред совести. Это
оказалось самым страшным, началось разложение людей, пренебрежение
общим благом. Люди стали грести все под себя или опускаться до
скотского состояния.
Об этом писал Петр Семенович Маркелов. Пятнадцать лет ушло на
трилогию. Менялись лидеры государства, чередовались эпохи.
Первый роман «Родные мои» был написан в эпоху Веры. Не стало
грозного лидера, и власть критически осудила сама себя за безумную
жестокость. Людей отпускали из тюрем и лагерей, реабилитировали,
возвращали утраченные права. Давали веру в лучшую жизнь.
В это время возвращается в деревню из мест заключения бывший
председатель колхоза Павел Кузовкин. Весна. Он досрочно освобожден
и полностью реабилитирован. Его ждут жена, сын и люди, ставшие
родными за пять месяцев войны и четыре послевоенных года.
Идет дальней дорогой, через старый покос. Заходит в избу-времянку,
и вырезанные ножом надписи на столе, воскрешают в памяти образы
людей и воспоминания событий пятнадцатилетней давности. Тогда
его, после ранения, направили инструктором райкома партии в
Долгушино, помочь только что избранному председателю колхоза
Елене Пашиной.
С апреля по сентябрь 1942 года жил он одними радостями и бедами
с селянами северной деревни. На фронте неудачи, враг рвется к
Сталинграду. «Похоронки» одна за другой несут горе в дома и
лишают сил жить дальше. Посевная, сенокос, уборка урожая, от
которого людям достанутся крохи, лесозаготовки, выжимающие без остатка.
Пожар, засуха, несущие жертвы без выстрелов. Сплошной, бесконечный
труд. Но люди живут, верят, любят. Как работает Степан Семшов,
пятнадцати лет. Старший сын в семье, лишившейся отца. На все руки
мастер. Никому в помощи не откажет. Приятель его, Митьша Рукавицын,
тоже без отца остался, ловок и умен. Только, уже сейчас, научился самую
удобную работу выбирать, надежную и кормящую. Видно, далеко пойдет.
Любят. Вот и у самого Кузовкина чувство к Елене Пашиной открылось.
Такое, что рана вмиг зажила, словно, чудом. И она ему ответила.
Как же это? У него семья под оккупацией врага. У нее муж на фронте.
А жизнь не спрашивает, своего требует.
Но наступает сентябрь. Возвращаться Павлу на фронт, под
Сталинград. Помимо него, многих берут, все отсрочки и брони снимают.
На решающее сражение. Оставляя деревенский тыл на женщин, калек,
стариков и подростков. Они верят и ждут.
Такой вышел роман. Успех был большой. Запоем читали. Продолжения
требовали, настолько захватила судьба героев.
Писал десять лет. Жизнь менялась. Наступило время кризиса.
Сменился лидер, обещавший светлое будущее. Новый ничего не обещал.
Сказал, что достигли всего, чего могли. Нужно жить и беречь добытое.
Да соседям помогать, вплоть до оружия. Тихо развиваться. Не спешить.
Оборону крепить. Стало ясно, - выдохлась идея.
Все видел и чувствовал писатель, но старался внимания не обращать.
Ради тех, о ком писал.
«Год Победы и два после». Большой отрезок времени захватить
пришлось. С середины мая сорок пятого по сентябрь сорок седьмого.
С прошлого повествования почти три года прошло. Пришла Великая
Победа. Только краток оказался счастья миг. Обессилели деревню
«похоронки». Государство также все себе гребет. Беспросветный труд до
изнеможения. Но единства военной поры в людях больше нет.
Появились злость, недовольство, стремление урвать кусок для себя.
Все понимает, но ничего не может сделать Елена Пашина. И снимают ее
с председателей. Никто на собрании доброго слова не сказал. Даже,
повзрослевший, заматеревший, злой к жизни и работе Степан Семшов.
А сколько она добра для его семьи сделала. Не простил, что разрушила
отношения с тридцатипятилетней вдовой.
Сам он в колхозе незаменим. Пашет за четверых.
А приятель Митьша на механизатора и шофера выучился. Начальство
районное возит. Секретаря райкома Боровикова. Личность. Всех может
заставить. Прошлый все охал и переживал. Вот в октябре сорок второго
разноса за невыполненный план не пережил. Инфаркт.
Боровикова этим не сломаешь. Знает, что и как делать. Любая задача
по плечу. Энергия бешенная. Окружающие заводятся. Рядом с таким не
пропадешь. Научился жить.
Степан в доме хозяин. Даже матери от него частенько достается. О
младших сестрах и братьях говорить нечего. Машутка, четырьмя годами
младше, первая помощница матери по дому. Васька вечно за старшим
братом бегает, все помочь норовит. Пальцы, куда не надо сует.
Но Жорка, другое дело, крохобор, все под себя гребет, да еще
обжулить норовит. Откуда у него? Позор семьи.
Вот, Натаха, просто чудо. Пять лет. Никакого вреда.
Письмо Елене от Павла пришло. Всю семью за связь с партизанами
немцы казнили. Один. Спрашивал, может ли приехать. Горе какое, а
сердце так забилось, выскочить готово. Пока слова подбирала, чтобы,
точно, приехал, новость. Муж из армии вернулся.
До войны жили плохо, отчужденно, в непонимании. Говорил, что хочет
жизнь заново начать. Отказала. Расстались.
Муженек бывший недолго горевал. Утешился с той самой вдовой,
которую от Степана отвадила.
С Еленой сельские женщины месяц не разговаривали. Они, несмотря на
«похоронки», до сих пор надеются, а она от живого отказалась.
Дождалась. Пришел Павел. Как раз ее сменщика с председателей
сняли. Ему предложили. Как ни умоляла отказаться. По своему опыту
знала – недоброе место. А он уперся. Здесь теперь мой дом, говорит.
Для людей жить буду. Согласился. Снова вера в Долгушино вернулась.
Машутке только шестнадцать исполнилось, как Митьша на не глаз
положил. Степан в ответ предложил к сестре на сто метров не
приближаться. Понял к тому времени, ради чего приятель бывший живет,
ради себя любимого. Другие побоку.
Только жизнь иначе рассудила. Умерла в хозяйстве Семшовых корова,
вечная кормилица. Куда на севере без молока, с малыми детьми.
Предложил Митьша корову в обмен на сестру. И пришлось Степану
согласиться. Машутка упросила. Невеселая вышла свадьба.
Урожай в сорок седьмом хороший вышел, только государство опять
все выгребло. Тут стало ясно Павлу Кузовкину, какой тяжкий хомут на
шею надел.
Снова успех. Снова письма читателей. Публикации, тиражи книг.
А уже писал третий роман, самый тяжкий, горький. Полный
несбывшихся надежд и разочарований. Пять лет на это ушло.
«Тягучий омут». Конец августа – начало сентября пятьдесят первого
года. В один месяц уложилось горе.
Павел и Елена вместе. Сыну уже год. Ходит. Только счастье их
беспокойное. Все дела председательские. Четыре года бьется Кузовкин
за хорошую жизнь односельчан, а большого улучшения нет. Все
выращенное тяжким трудом отбирает государство. Колхозники ворчат.
Вера в председателя колеблется. Стали побочного заработка искать.
Нашли, на водной станции, товары разгружать. Пришли грузы.
Прекратилась в колхозе мужская работа. Все на разгрузке. Потому что
платят. Продуктами и деньгами.
Ничего председатель возразить не может. Решил строительство
нового коровника организовать, старый вот-вот развалится. Начали
хорошо, а потом выгрузка всех мужиков сожрала. Прекратилась работа.
А холода близко.
Поехал Павел по делам в передовой колхоз, так там ему прозрачно
намекнули, честно работать не получится. Если хочешь людей
накормить, хитрить надо. Тайные поля держать. Покосы продавать.
Власть обманывать.
Решил с секретарем райкома посоветоваться. Домой пригласил. А Елена
ему скандал закатила. Где, говорит, сытая жизнь, что после войны
обещали? Нехорошо вышло.
Хотел с мужиками честно и открыто поговорить, но случайно узнал, что о
нем думают. Плохо думают. Тоже обманщиком считают. Такое зло
взяло. На следующий же лень уйти из председателей хотел. А потом
подумал, кто же все это делать будет и решился нарушить закон.
Из зерна, собранного для хлебозаготовок выдал по пятнадцать
килограммов пятерым строителям коровника. Думал сделать это тихо,
только деревня же. Сразу узнали. Елена, в истерике, кем только не
называла. Оставила на половине дома одного ночевать. А утром
арестовали. Одинокого, неприкаянного, раздавленного черствостью и
непониманием.
И тут односельчанам сразу стыдно стало. Застучали топоры, и
коровник до холодов построили.
Сепан Семшов, к тому времени, бригадиром стал. Первым помощником
председателю. Решил письмо в райком написать, с подписями колхозников.
Что не для себя же председатель зерно взял, а для дела. И это основание
для снисхождения. Написал, а подписывать не хочет никто. Боятся.
Только одна пожилая женщина подписала, да кузнец, один из немногих
вернувшихся с войны. Узнала о письме Машутка и подписала. Митьша
на нее за это так разозлился, что одну с ребенком бросил и в райцентр
укатил. Там ему хорошую руководящую должность предложили по
материальному снабжению.
И еще одна девушка подписала, ради Степана. Вот и решился для него
вопрос семейной жизни. И вера в людей вернулась. Пусть слабые они,
для этого отмерена ему судьбой сила и стойкость.
Трилогия была закончена. Роман издан. Можно было немного
передохнуть. Послушать мнение читателей. Вызову секретаря союза
писателей не удивился. Значит, есть, о чем поговорить.
Секретарь имел привычку обращаться к писателям на «ты», что
означало дружеское расположение и максимальное доверие.
- Здравствуйте, Петр Семенович, - кольнул сердце неприятный
холодок. - Устали, наверное. Трилогию закончили. Роман вышел.
Маркелов согласился. Отдохнуть не мешает. Новых впечатлений
накопить, материал для других произведений набрать.
- Так я могу помочь, - развел руками секретарь и протянул
несколько листков с отпечатанным текстом. - Читайте прямо здесь.
Обещаю незабываемые впечатления.
Бумага была особая, с оттиском в левом верхнем углу, указывавшим
принадлежность к канцелярии Центрального Комитета партии. Слова
давили непоколебимостью и абсолютной уверенностью.
«Секретарю союза писателей СССР.
Распоряжение.
В романе писателя Маркелова П.С. «Тягучий омут» выявлены
пять эпизодов с признаками очернения советской власти (антисоветизма).
Первый.
Председатель передового колхоза убеждает главного героя в том,
что честно работать невозможно.
Второй.
Главный герой, узнав, что о нем думают мужчины в деревне, называет
их «сволочами». Причем, всех.
Третий.
Главный герой совершает должностное преступление. Не раскаивается.
Осуждению окружающих не подвергается.
Четвертый.
Степан Семшов умышленно совершает действия против председателя,
назначенного райкомом партии.
Пятый.
Степан Семшов, не сумев собрать подписи в защиту главного героя,
называет народ «сукой».
По данным эпизодам следует провести работу с писателем
Маркеловым П.С., направленную на устранение негативных последствий,
вызванных публикацией романа «Тягучий омут». Если данные меры
окажутся неэффективными, сведения будут переданы в правоохранительные
органы.
Заведующий литературным отделом при Центральном Комитете партии
Прокофьев Н.В.»
- Ознакомились? - голос хозяина кабинета вывел из оцепенения. –
Как объясните?
Пересохло в горле, но просить воды, означало показать слабость.
С трудом набрал слюны, сглотнул. Стало легче.
- Я готов подписаться под каждым написанным мной словом, -
произнес с максимально возможной твердостью.
- Герой, - признание не удивило секретаря. - За правду под топор.
Уважаю. А как быть с теми, кого подставил. Кто по привычке и
верхоглядству публикацию разрешил? По доверию и дружбе? Их тоже
под топор? А пойдут. За профессиональную непригодность.
По самому больному ударил. Друзьям и знакомым.
- Что молчишь? - на «ты», уже хорошо. - Иди домой и думай.
Завтра, в это же время, жду.
Дома жена в слезах. Что наделал, говорит. Знакомые телефон оборвали.
Жалобы и проклятия. Женщины в таких случаях не стесняются.
Ничего не ответил. Только обнял. Завтра, сказал, решу.
На другой день увидел в кабинете секретаря незнакомого человека, лет
сорока. Строгий костюм, зачесанные назад волосы с легкой проседью,
очки, начавшиеся залысины. Идеальный функционер. Оттуда.
- Инструктор по литературе, Центрального Комитета, - не разочаровал
Незнакомец. - Тургенев Иван Сергеевич, - а теперь удивил.
Пояснил, что детдомовский, сам фамилию выбрал, в соответствии с
именем-отчеством. Хотел быть литератором. Сбылось.
- Не совсем, - хотел возразить писатель, но был прерван секретарем.
- Вижу, оба боевые, сработаетесь, - продолжил он. - Осознал, отошел, -
пояснил гостю. - Пора голову включать.
- Что я должен сделать, - не любил Маркелов долгих предисловий.
- Вы очень хороший писатель, - начал инструктор, - Я прочел почти
все. Понравилось. Искренне. Тем обиднее все это. Понимаю, занесло
в порыве чувств. Дело поправимое.
- Говорите же, - терял терпение Петр Семенович, - Но предупреждаю,
недостойных поступков не предлагать. Участвовать в общественной
кампании против того или иного человека не стану. Доказывать лояльность
советской власти не собираюсь, прошлой жизнью доказал. Что касается
эпизодов, то сама жизнь людей в угол загоняла, в бараний рог крутила.
Но понятия о чести и совести это не отменяло. А то, что грубы и
вспыльчивы, порой, были. Так в те годы, от тягот, никаких нервов
не хватало. Можно понять.
- Понять можно, согласиться нельзя, - возразил Иван Сергеевич. –
Хорошо подготовились. Дело пойдет.
- Нужно срочно писать четвертый роман, - предложил секретарь. –
Действие будет происходить в наши дни.
- Двадцать лет спустя, как у Дюма, - изумился писатель. - Но
современность - не моя тема. Я пишу о том, как закладывались основы
сегодняшней жизни. В военное время и десять послевоенных лет. Оттуда
все. Причины там. То, что сегодня, лишь следствие. К тому же.
сейчас время идет гораздо быстрее, чем во времена мушкетеров. Три
эпохи прошло: сталинская, хрущевская, нынешняя. Многое могло
поменяться.
- Вот именно, - подтвердил инструктор. - Поменяться. Кое с чем
примириться. Кое-что пересмотреть.
- Логично, - впервые признал Маркелов.
- Это будет твой лучший роман, - пообещал секретарь. - Уведомим
заранее. Каждая часть будет публиковаться в роман - газете.
Положительные отзывы гарантирую.
- По что честь такая, - удивился Петр Семенович.
- Чтобы на попятную не пошли, - искренне пояснил инструктор. –
Вдруг чувство взыграет. Как у Гоголя Николая Васильевича. Чтобы
жизнь свою сгоряча не сожгли. Такими писателями дорожить надо.
Объясните, примирите, гонорары, премии, уважение, почет. А эти
эпизоды забудем, как нелепую случайность.
- Но мне придется выполнить определенные условия, - поинтересовался
Маркелов.
- Совсем немного, - возразил инструктор. - Степан Семшов должен
быть счастлив в семейной жизни, иметь, как минимум, троих детей.
Должен научиться прощать окружающим слабость и малодушие.
Митьшу развенчать, оставить у разбитого корыта, одиноким, ненужным.
- Трудно будет, - вздохнул Маркелов. - Эти Митьши сейчас все
хозяйство к рукам прибрали.
- Знаю, - согласился Иван Сергеевич. - Вот и нужно, хоть с
литературного начать. Павла Кузовкина из заключения вернуть,
полностью реабилитировать, заждались его селяне.
- Не будет этого, - внезапно уперся писатель. - Не вернется Павел.
Нет ему места в этой жизни. Погибнет в заключении.
- Пусть так, - неожиданно согласился инструктор. - Только обставьте
все подостойнее.
- Вот и пошел деловой разговор, - радостно потер руки секретарь. -
Работайте, товарищи.
Работа шла тяжело. Раз в неделю встречался писатель с инструктором,
но ничем порадовать не мог.
- На Кузовкине, как стержне, вся трилогия держалась. Не могу сюжет
построить. Степан не тянет, выдохся, - пояснял Маркелов. - Больших
дел теперь нет, суета одна. Все на эпизоды распадается.
- А если нового героя ввести, вместо Павла. Реабилитированного
пожилого борца революции, который все муки прошел, а человеком
остался, - предложил Иван Сергеевич
- Надуманно, - возразил Петр Семенович. - Всю трилогию ни слуху,
ни духу, а тут явился герой - строитель новой жизни. Не поверят
читатели.
- Нужно, чтобы поверили, - доверительно произнес инструктор. –
Линия сейчас такая, романтизация гражданской войны и первых пятилеток.
Памятью о прошлом будем жить, если впереди ничего не видно.
Открылся, доверяет, шевельнулось внутри теплое чувство. С того дня
роман пошел. И стержень новый нашелся. Машутка - бедовая сестра
Степана. В нее пошли все мысли и чувства автора. Что-то стало
выходить, но не радовало. Вроде, со старанием написано, а читать
неинтересно.
Но секретарю с инструктором понравилось.
- Ну вот, Петр Семенович, можешь, когда захочешь, - хвалили в один
голос, после публикации первой части.
- Спасибо за нового героя, - благодарил Иван Сергеевич. - Это же отец
мой, безвинно погибший и впоследствии прощенный и во всем
восстановленный. Мать его больше, чем меня любила. Решила уйти,
вместо того, чтобы жить. Не виню. Простил. Пробился.
Еще один с детства искалеченный, пожалел Маркелов.
Вторая и третья части шли тяжело. Не обрадовала государственная
премия за трилогию. Не за труд, за послушание.
Ну уж нет. Рано вы, Иван Сергеевич, радоваться начали. Как Вам
финал?
- Как же так? - едва не тряс за грудки инструктор. - За что?
Почему? Как без нее теперь жить?
- А так, как сейчас живем. Не заморачиваясь вопросами совести.
Силы ее кончились. Терять, терпеть, помогать, сочувствовать. Вытянула
роман на себе, да надорвалась. А Степан пусть мучается, что черствостью
своей сестру сгубил. Может, былая сила вновь проснется. Претензии
по лояльности будут? - несокрушимо стоял автор.
- Простите, - обмяк инструктор. - Это я докладную тогда написал.
Всю кашу заварил. Там уже все равно, - поднял палец вверх. - Никого
литература не интересует. Просто живут, с привилегиями. Пусть будет
как есть.
- Значит, благодаря Вам, я пять последних лет мучился, - постепенно
доходило до Петра Семеновича.
- Надеюсь, государственная премия стала достойной компенсацией, -
развел руками инструктор.
- Сукин ты сын, даром, что Тургенев, - выразился Маркелов и
неожиданно крепко обнял собеседника. - Уважаю идейных, - пояснил он.
Роман имел большой успех, гарантированный. Но автор категорически
отказался считать его продолжением трилогии. Тираж превысил все
экземпляры других книг Маркелова, но говорил он об этом неохотно.
Вспоминал начало первого романа, когда была вера, что Павел
Кузовкин вернется.
Была.
Постскриптум.
Спрашивают название четвертого романа. «Корень».