25 марта 1836 года невысокий смуглый человек вышел из четырехэтажного дома Баташова на Французской набережной и направился вниз по течению Невы. Пронизывающий ветер лохматил густые бакенбарды. Прохожий спешил. Остались позади роскошные особняки, Зимний дворец... Конечная цель прогулки - Васильевский остров. Там располагалась Академия художеств. Однако коренастый крепыш не был художником.
Прохожий - Александр Пушкин, известный поэт, камер-юнкер двора Его императорского Величества. Настроение у поэта было скверное, под стать промозглой погоде. Недруги, то наступая, то лицемерно пятясь назад, ехидствовали. Немало сплетен вылили они на курчавую голову поэта.
Желая забыть хотя бы на время о всевидящих глазах недоброжелателей, камер-юнкер пришел в мастерскую скульптора Б.И.Орловского, выходца из семьи крепостных крестьян. Орловскому выпало на долю хоть в какой-то мере утешить поэта, отвлечь его от горьких дум. И стать адресатом одного из последних пушкинских посланий.
Поэта и академика объединял жгучий интерес к античности. Мудрость и величественную простоту находили они в произведениях старины. Орловский стремился следовать творческому методу античных скульпторов. За работу из алебастра «Фавн и вакханка» Борис Иванович был удостоен академического звания. Пушкин задержался возле этой статуи: спутница бога вина Вакха изображена молодой, слегка захмелевшей в объятиях лесного божества Фавна.
Гость не прошел также мимо статуи полководцев М.И.Кутузова и Барклая-де-Толли. Часто размышлял он об их роли в Отечественной войне 1812 года. В работах скульптора Пушкин ощутил соответствие собственным взглядам. Это взволновало поэта, он сейчас же схватился за карандаш. Всего через несколько минут на свет появилось стихотворение «Художнику» - десять строк, посвященных Орловскому. Не многие удостоились такой чести!
Борис Иванович не спеша прочитал рожденное на его глазах произведение, поблагодарил поэта. Вокруг них скопище скульптур и гипсовых моделей всех созданий академика. Они - молчаливые участники встречи, длившейся недолго. Поэт вскоре простился и ушел. Рукопись, рожденная в мастерской Академии художеств, сохранилась до нашего времени. Текстологи, дотошно изучившие основные рукописи Пушкина, почти не обратили внимания на экспромт, сочиненный как бы мимоходом за несколько месяцев до гибели. А зря. Вот что прочитал Б.И.Орловский 25 марта 1836 года:
ХУДОЖНИКУ
Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе.
Сколько богов, и богинь, и героев!.. Вот Зевс Громовержец,
Вот исподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.
Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов.
Тут Аполлон - идеал, там Ниобея - печаль...
Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров -
Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;
В темной могиле почил художников друг и советник.
Как бы он обнял тебя! Как бы гордился тобой!
Исправления, которые автор пытался внести в текст, но затем отбросил, говорят сами за себя. «Грустен и весел» он заменил было на «с душою скучной», то есть вообще намеревался отказаться от веселости. Назвал Аполлона идеалом и тут же засомневался, зачеркнул это слово, чтобы в конечном итоге восстановить опять. Все-таки Аполлон - бог солнечного света, покровитель поэзии. Ниобея, дочь царя Тантала, тоже не случайно появилась в экспромте. Согласно мифу, она родила шестерых дочерей и шестерых сыновей. Гордая своими детьми, отказалась принести жертву Латоне, матери Аполлона. Разгневанная Латона попросила Аполлона и его сестру Артемиду наказать царицу, и боги своими стрелами перебили всех детей Ниобеи. Ее же превратили в камень, источающий кристальной чистоты воду: Ниобея и после смерти оплакивала своих детей.
Пушкина чрезвычайно волновала эта история. Проникновенно говорит об этом строка, где впервые у Пушкина упомянуты вместе Ниобея и хладнокровный убийца ее детей. Обильную пищу для размышлений дают эти несколько слов. Решение идти ва-банк уже принято Пушкиным. В мастерской Академии художеств он сказал о своих намерениях поэтическими средствами. Он мог погибнуть. Он беспокоился за семью. Откуда взяться радости? Лишь беспокойство выплеснулось из души поэта. Последние стихотворения населены преимущественно образами из античной мифологии. Жена поэта Наталья Николаевна писала в ту пору брату: «Я тебе откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идет кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, не может спать по ночам и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна».
В письме - даже лексическое совпадение со стихотворением, посвященным Орловскому. А рукопись экспромта в свою очередь подтверждает документальные факты всем своим строем, каждой запятой, каждым исправленным словом...
Дмитрий ГАВРИЛЕНКО
(Первая публикация - газета "Орловская правда", г. Орёл).