Портрет (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

Нагулявшийся вдоль реки ветерок игриво взъерошил листву вьющегося по стене винограда, запутался в ней и утих.
- Нижайше прошу вас не шевелиться, моя донна, - в сотый раз повторил художник, заметив, что дама тревожно следит за влетевшей в комнату осой. – Смотрите только на меня.
Задремавший мальчик-слуга встрепенулся и принялся старательно работать опахалом из перьев страуса. Парнишка до смешного напоминал кузнечика, разве что острые коленки торчали вперед, а не назад. Гладкое невыразительное лицо с выпуклыми глазами цвета корицы; крепкие челюсти сжаты от усердия, волосы взмокли под бархатной шапочкой. Маэстро усмехнулся в седые усы: пройдет не так уж много времени, и этот неуклюжий кузнечик превратится в саранчу. Жадную, хищную и вечно голодную, крайне опасную для легкомысленных бабочек-стрекозок, коих немало в «цветущем» городе.
Впрочем, сидящая напротив дама явно другой породы. Сколько она замужем, - восемь, девять лет? Достаточно, чтобы утратить свежесть и подвижность, приобретя взамен плавность линий, приятную глазу. Если обнаженной изобразить, да в полный рост, - вот это получилось бы полотно!
Маэстро встретился с насмешливым взглядом женщины и подавил вздох сожаления. Перепачканные пальцы крепче сжали почти стершуюся палочку красной сангины. Они оба устали, а ведь работа над портретом только началась. Впрочем, этот сеанс будет последним; продолжить можно, не имея перед глазами оригинала. Заказчик, он же супруг, скуп, но придирчив, - обычное дело. Желает не только узнавания, но чего-то большего, значительного. А художник так и не решил пока, что можно сделать из предъявленной ему довольно аморфной натуры.
До чего же интереснее было писать ту малютку Гальерани! Правда, случилось это лет двадцать назад… Но до сих пор пробирает дрожь, стоит лишь вспомнить линию покатых плеч и поворот головы Цецилии. Девочка отчаянно боялась встречаться с художником взглядом и все поглаживала своего юркого зверька чуть дрожащими нервными пальцами. Ее покровитель, могущественный дон Сфорца, славился крутым нравом. Угодить такой персоне ох, как непросто…
Отступив от мольберта, маэстро принялся сосредоточенно сравнивать почти готовый набросок с оригиналом. Все на месте, но чего-то не хватает. Вот она сидит на фоне белой стены, отгородившись от зрителя подлокотником дубового стула, на котором сложила холеные руки. Да, руки – лучшее во внешности этой дамы. Сколько сил положено только на то, чтобы убедить ее в необходимости молчания во время сеанса! И теперь бескровные губы недовольно поджаты, что отнюдь не красит полного лица. Ох, уж это женское стремление следовать моде! Готовы сотворить с собой все, что угодно, лишь бы не отстать от нее. Как будто лоб, увеличенный за счет сбритых волос, сделает его хозяйку умнее. А кому помешали брови, их-то зачем убирать с лица?
Художник сильнее насупил свои, - густые и нависающие над глубоко сидящими глазами. Пресвятая дева Мария, на что приходится тратить драгоценное время! Ведь его не так уж много осталось, а сколько всего нужно успеть… Но заказ есть заказ, жить на что-то надо.
Он сделал знак скучающей в уголке старушенции, чтобы та поправила покрывало, наброшенное на плечо дамы. Платье – почти одного цвета с жидковатыми распущенными волосами. Не получится ли портрет слишком мрачным? Особенно с учетом пейзажа, на фоне которого решено изобразить женщину? Приснилась недавно на диво загадочная местность. Все в дымке: извилистая дорога, по которой он шел к мосту через быструю реку, холмы… Ничего общего с Тосканой. Не дает покоя тот сон, его непременно нужно перенести на холст, чтобы избавиться, освободиться. В данном случае будет доска, но суть не в этом. Главное – изобразить, как запомнилось, и добавить кое-что от себя. Неважно, что нет на земле таких ландшафтов. Раньше не было, а теперь – будет.
- Еще немного терпения, моя дорогая донна: я почти закончил. Возможно, понадобится завершающий сеанс, но это случится нескоро.
Женщина, почти не моргая, смотрела на него с таким выражением темных глаз, будто единолично владела великой тайной, и это раздражало. В самом деле, пора заканчивать. Когда-то он мог целыми днями стоять за мольбертом, но те времена давно прошли. С цветовым решением все ясно, поза и весь облик давно схвачены. А что делать с лицом, можно решить дома, - в уютной тиши мастерской, где ничто не будет отвлекать. Еще немного углубить тень под грудью и вот здесь, в самом низу. Все.
Маэстро отложил ненужный больше мелок и отвесил даме почтительнейший поклон:
- От всего сердца благодарю вас, госпожа. Передайте дону Франческо, что в написании вашего портрета я постараюсь превзойти самого себя.
Не без труда распрямившись, он заметил тень улыбки, тронувшей губы женщины. Вот теперь – действительно все.