Плесни по двадцать строк петитом! - 2 глава (Проза)

  2
  
  Как только Ирина вошла в вестибюль факультетского корпуса, сразу же забыла о своем провожатом. Впереди был насыщенный вечер. И ей, если честно, было не до случайных ухажеров. Что терять время на пустые разговоры? Романтическое знакомство – первый шаг на пути к замужеству. Но пока в её планы строительство семейной жизни не входило.  А тратить время на прогулки под луной без точно обозначенной перспективы она не могла себе позволить. Раздеваться в гардеробной не стала. Сегодня встреча с московским профессором, а, значит, после её окончания у вешалки будет толчея. Взглянула мельком на свой портрет.   Фото на доске отличников факультета - это хорошо, но еще лучше то, что из второкурсников лишь она в этой галерее. Полторы сессии на отлично не только у нее. Но сыграло роль то, что прошлогодняя её курсовая признана лучшей среди курсовых первого-второго года обучения.
   До начала встречи оставалось минут пятнадцать. Она специально пришла немного раньше, чтобы успеть отдать на прочтение кусочек курсовой своему преподавателю. Владимир Андреевич сидел в любимой двести семнадцатой. Любимой потому, что в этой комнате форточка, по его образному выражению, стояла "матюком": то ли рама иначе не входила, то ли рабочие, ремонтировавшие в последний раз дореволюционное еще здание, были подшофе... Да что гадать, почему  рама была перевернута вверх ногами, и форточка размещалась прямо над подоконником. И потому молодой кандидат наук Владимир Андреевич во время перемен курил прямо в аудитории, выпуская дым в эту матюковую форточку. Он шутил, что будь его воля, то выплатил бы бригаде бракоделов премию. Если заходил кто-нибудь из факультетского начальства или Марлен, Владимир Андреевич щелчком отправлял окурок во двор. Но поскольку входная дверь была утоплена в глубокой нише, то входящий, прежде чем попасть в аудиторию, появлялся отражением в стекле шкафа с книгами, и Владимир Андреевич успевал сообразить надо ли выбросить сигарету или достаточно спрятать руку под столом. Это был жест вежливости, поскольку струящийся из-под столешницы дымок не спрячешь, но видимость приличия соблюдалась и это было, по его мнению, уважительно. При студентах он, конечно, курил, не таясь. И даже угощал некоторых, например, Сашку Кузнецова. Но тех, кто поддавшись соблазну демократии, пытался закурить без приглашения, Владимир Андреевич останавливал словами: "У нас не курят".
Когда среди книг мелькнуло отражение Ирины, он отщелкнул окурок во двор и, улыбнувшись, разогнал перед собой дым, словно освобождал ей место.
  - Здравствуйте. Вот, - она протянула ему стопку компьютерных распечаток.
  Владимир Андреевич взглянул на листы и удивлённо покачал головой. Во время прошлой консультации он выразил легкое сожаление о текстах курсовых «в непечатных выражениях». Не столько из недовольства, что приходится разбирать неразборчивые почерки, сколько ради пришедшей в голову показавшейся ему удачной формулировки. Сказано было даже не по поводу Ирининого текста, а вообще: в тот день студенты нанесли ему целую кучу бумаги, расписанной разнокалиберными почерками. И вот на тебе. Нашёлся человек, который принял его дежурное сетование всерьёз. Дежурное, потому что всерьёз настаивать на ином он не мог, понимая, что не всякий студент имеет доступ к принтеру. Владимир Андреевич взял в руки первую страничку, пробежал глазами несколько строк и тут же отложил листок.
- Интригующее начало. – Он на секунду задумался, - а ведь вы правы, Ирина, после Иоана Безземельного в Англии ни один король не назвал своего сына Иоаном. Действительно, считалось, что имя этим незадачливым правителем безнадёжно испорчено и приносит только несчастье. Имя это одно из составляющих благодати, без которой человек, как бы умён он не был – ничего не значит. Представление, конечно, не христианское – языческое. Хорошо подмечено по поводу того, что незадачливая судьба Иоана послужила прологом великой судьбы Великобритании. Я правильно понимаю, речь пойдёт о том, что Хартия Вольности - пролог к парламентаризму?
- Да. Там дальше об этом.
  - Предвкушаю интересное чтение. Вы нестандартно мыслите. И нестандартно пишете. Поэтому я не стану читать сейчас, а оставлю это удовольствие на вечер. Да и вам некогда.  Вы ведь Бетховина пришли послушать?
  - А вы не пойдете? – удивилась она.
  - Ну его. - Отмахнулся Владимир Андреевич, неуважительно усмехнувшись.
  - Как-то вы о нём непочтительно... Профессор, известный в научном мире человек.
  - Дешёвая популярность. В студенческие годы мне попалась одна его работка. Там он доказывал, что в устойчивых политических структурах, например, в античных, был востребован лидер молодой и энергичный, а в динамично развивающихся, таких как социалистические, наоборот – пожилой. Про склероз он ничего не говорил, но это как-то подразумевалось. Понимаете, к чему клонит? Типа старческая немощь Брежнева - закономерным проявлением исторической востребованности. И как вам пассаж насчёт того,  что социализм эпохи Брежнева - бурно развивающаяся социальная структура? Сейчас он об этой статейке не распространяется. Но то, что написано пером, а тем более отпечатано в межвузовском сборнике, не вырубить топором. Однако послушать его надо. Чтобы получить право обмолвиться в разговоре: "Бетховин? Да, слышала я этого болтуна"...  
- А вы слышали?
- Нет. И боюсь, что не услышу. А, честно сказать, скандала не хочу. Вдруг не удержусь. Шефу это может не понравиться. Он этого чудака пригласил неофициальным макаром, по-свойски. И потому вроде как гарантирует ему академическую корректность.  А вы снимайте куртку. Вешайте на гвоздик, где карты висят. Я допоздна буду так что заодно и поохраняю. – И добавил доверительно, со статьёй зашиваюсь. Сроки, сроки…
Все на факультете знали, что Владимир Андреевич вот уже какой месяц разводится с женой, что сильно мешает его научной карьере.