Мир в чешуйках перламутра
Земляничного оттенка.
Санбенито и баутта,
Кантилена у застенка,
Львов оскаленные рыла
Мясо утренних доносов
Рой крылатых и бескрылых
Сторожит бессмертный остров –
«Для общественного блага
Так синьория решила...»
А бессмертны лишь бумага
Да казенные чернила.
Побирушки или дожи,
Все мы – пища для канала.
Скользкой выморочной кожей
Облекают карнавалы,
Алым, синим и зеленым
Красят платья и палаццо.
Под звучанье смертных стонов
Вдвое слаще целоваться
В черной камере гондолы,
В немоте камней узорных...
Пробегают дети в школу,
Важно шествуют синьоры.
Где убитый, кто убийца –
Не ищите, не найдете.
Даже днем открыты лица
Лишь у статуй и полотен.
Темный ужас блещет ярко,
Золотым обрызган светом
С куполов святого Марка,
С шерстяных накидок гетто.
2
Шерсть ли, шелк, парча, лохмотья –
Желтый цвет горит повсюду.
Не из тучной бренной плоти,
Из песка, камней и чуда,
Из зеркал, соленой тины,
Паутины тесных улиц,
Милый город, мы едины
И в веках не разминулись.
Вечный город вечным кровом,
Христианам сладко спится,
Нас - под прочные засовы –
Иудей страшней убийцы.
Днем и в гетто те же пляски,
Смесь молитв и кантилены.
По углам таятся маски –
Прячут каменные стены
Тех, кому готовят пытки –
Тут колдун или ученый
Там патриций слишком прыткий,
И влюбленная мадонна.
Ждут известий из совета,
Что опасность миновала
И скорей на волю к свету...
Все мы пища для канала.
Нет прекраснее позора,
Ослепительнее пены...
Милый, лживый, жадный город,
Принимающий презренных,
Обирающий гонимых.
Но в случайную минуту
Вдруг дарящий пантомиму
И последнюю баутту.
3
Жалко корчатся баутты,
Золотые пляшут буквы.
Мир качнулся на минуту
И опять застыл как будто –
То же ласковое небо,
Те же гиблые болота.
Был ли город или не был?
Оглянитесь, жены Лота.
- Вив ля Франс! Ворота гетто,
Шляпы, желтые повязки.
Все горит! – А счастья нету...
- Хочешь снова желтой краски
И погромов? Неизбежно
Предстоит за зло расплата.
-Город мой – нарядый, нежный...
-Ну скажи: не виноваты.
-Не скажу, но все же... – Все же
Вив ля Франс. И дерзкий мальчик-
Полководец лучше дожа.
Пусть старик поплачет жальче,
Пусть попляшет. Он бессилен
И патриции ничтожны.
Лягушатник не мессия,
Но гонец его, возможно.
-Но Венеция (оставим
Сопли, глупая девчонка)
Не вернется к прежней славе...
- Ну и пусть стоит в сторонке,
Слишком был спесив народец.
-Да... быть может...в самом деле,
Только верю – полководец
Не умрет в своей постели.
-Что-то знаешь?! –Если б знала,
Донести не поспешила.
Люди – пища для канала...
-Все. Венеция застыла.
Навсегда. – Женою Лота?
- Нет, котеночком крылатым.
- Мрамор... музыка... полотна?...
- Пусть. Они не виноваты.