Ее взор был устремлен в голубое небо. Только там, она считала, есть счастье и вечность. Да, она грезила вечностью, это было ее мечтой, ее целью, ее икигай. Только ради вечной памяти она и жила. Только ради нее она терпела все лишения и невзгоды, все прихоти судьбы. Хотелось бы сказать, что испытания делали ее сильнее и тверже, но нет…
Нет ничего вечного. Все имеет свое время и свой срок. Если есть начало, будет и конец, после которого — только темнота. И больше ничего… И это понимал только он, секундами отмеряя свое время рядом с ней. Его век был недолог, гораздо короче, чем ее «вечность». Но он знал, что пока жив, он будет приходить сюда, чтобы хоть ненадолго прикоснуться к «бессмертию».
Времени подвластно все. И даже то, что кажется нетленным… Она потеряла свой некогда роскошный блеск и изысканный лоск, изгибы ее протерлись и раскрошились. Глубокие трещины испещрили все ее тело, покрыв сетью паучьего покрывала. Но она верила, что будет здесь вечно и если падет, то только вместе с небом.
А он смотрел только на нее и поражался ее выдержке и холодной красоте. Ее верности в вечное и голубое небо. Устроившись у ее подножия, он грел ее своим теплом, делился своим светом. А она пренебрежительно молчала — зачем говорить с тем, чья жизнь зависит от дуновения ветерка и шевеления листьев?
Солнечный зайчик дрогнул и скатился по пьедесталу скульптуры, снова исчезнув в полумраке. До следующего дня. А она осталась одна, глядя в окрашенный голубым потолок.