«Пятачок, Пятачок! Говори сразу, интернет!»
(Из возмущений моего приятеля)
Любое совпадение с какими бы то ни было лицами, реальными, живыми, неживыми, является плодом фантазии читателя.
С утра зашёл Николай. Я только проснулся, но Элины уже не было, и завтрак ждал меня на столе.
За окном добродушно светило весеннее солнце, о чём-то трещали незнакомые птицы, а Николай был навеселе. Я его не ждал и потому не успел переодеться, а так и стоял перед ним в пижаме.
- Побили этого-то,- сказал он.
- Кто побил?- зевая, спросил я. Надо было, конечно уж, спросить «кто побил», но мне в голову первым пришёл другой вопрос.
- Как кто?- Николай слегка растревожился из-за моего вопроса. Видимо, он тоже ожидал совсем другой. – Бородач побил.
- А кого?- наконец-то я повернул его мысли в правильное русло.
- Книжника-то нашего,- облегчённо ответил он.- С ним еще баба была с Того села.
- И бабу побил?
- Не, бабу не тронул. Только Книжника.
И тут я встрепенулся. Остатки сна разлетелись в пух и прах.
- Книжника, говоришь? Да как так? Как побил? Зачем побил?.. Теперь же все умники в жутком волнении ходить и трепаться будут.
Я торопливо потянулся за будничными брюками, чёрными в тонкую серую полоску. Их мне Лавр Петрович в прошлом году из Туманного Города привёз.
- Давай-давай лучших лекарей, знахарей, кого найдешь. Пусть лечат. А мы уж объясним, что недоразумение как-то случилось.
Николай почесал затылок. Мощные плечи его сникли.
- Небось, умники волноваться уж не будут. Не сильно будут. Угомоню я их враз. А Книжника уже поздняк лечить. Отошёл он.
- Как отошёл?- опешил я.
- Помре,- кратко изрёк Николай.
Я ужаснулся. Господи, и это в такой хороший день. Ведь день обещал быть хорошим. Солнце, птички и всё такое.
- Давай с бабой поговорим,- нашёлся я.- Пусть всем расскажет, что недоразумение было.
- Поздняк,- мрачно резюмировал Николай.- Она руки в ноги и сразу в То село побежала. Если там петровы люди её найдут, хорошо. А так, навряд ли.
Господи, двух слов связать не может,- подумал я с горечью. – И я ему такую важную должность доверил.
Он ушёл, а я долго ещё сидел перед окном, за которым трещали птички и светило солнце. А еще я наблюдал, как мимо плетня то по одному, то по двое-трое в сторону Топи шёл народ. Я уныло представил себе, как Николай и Пётр расставляют своих людей в нужные места. Топь, хоть и небольшая, но сложная для наблюдения площадь.
А еще я вспомнил, что Николай забыл меня назвать отцом-председателем. Косячок за ним. Да что за село такое, что за народ бестолковый?
Деваться было некуда, надо было идти к людям и что-то объяснять. Именно на Топь, чтобы враги мои не говорили, будто Председатель избегает появляться на этой народной площади. Лишь бы Пётр и Николай разместили там по-быстрому своих архаровцев.
А меня сопровождал мой помощник Димчег и еще полдюжины каких-то серых и крупных мордоворотов, неумело маскировавшихся за моей спиной.
…- Ну так что, люди? Хорошего ведь человека потеряли, безобидного.
Народ, видимо, чуток растерялся. Не ждали добрых слов. Это хорошо, это то, что нужно. Сейчас бы еще пару фраз, а там и Дима Нашенский поможет.
- Пока причины не знаем, и кто бил – неизвестно. Но узнаем, обязательно узнаем. Найдем и накажем.
Несколько человек зароптало, видимо, умники.
- Так знаем кто. Бородач, однозначно.
Я поднял руку.
- Не спешите, люди добрые. Чуть что, сразу Бородач. Это ж разобраться надо. Вообще, за что побили-то?
И тут Дима Нашенский, господь ему наградит, забурчал из-за спин:
- Поменьше б воду мутил, по чужим бабам шлялся, да под чужую дудку плясал.
- Вот-вот,- уныло протянул какой-то крепенький парнишка лет девятнадцати.- И вообще, жид он.
И добавил громче:
- Жидовская морда!
- Хорошенький был, чернявый,- всхлипнул бабий голос. Я выловил его обладательницу из толпы. Сорок с гаком на вид, а туда же, стерва, лезет,- подумал я.
Народу было неприлично много, аж всю площадь заполонили. Но я видел уверенный взгляд Николая, притулившегося у ближайшего фонарного столба, и знал, что всё под его контролем.
- Распоясался Бородач. Мало того, что молодцы его всю центральную округу под страхом держат, так и он и хлопцев наших калечит.
- Не покалечил он никого,- хмуро и громко пробормотал еще один умник, чуть постарше, чем говоривший до него.- Если бил бы, синяки остались. Там дырка в спине Книжника.
- Ах!- вздрогнула толпа, да так громко, что я беспокойно оглянулся в сторону Николая. Но он с каменным лицом смотрел в сторону трибуны.
- Аспид! В спину стрелял! Да как же так?! Где это видано?!
Дима, Дима, что молчишь-то, сукин сын? Вставь какую-нибудь умную фразу. Не то я начинаю расстраиваться. А расстраиваться мне нельзя никак. Знаю я себя. Махну, расстроившись сильно, рукой и Николаевы мордовороты сметут Топь, как метлой. Но, слава Богу, дело до того не дошло.
- Жид он, говорю вам,- уже громче вставил крепенький паренёк,- Книжек городских начитался, городскому уму-разуму учил слабых и неокрепших.
Народ поутих. Слово «город» магически подействовало на этих ничтожных людишек.
А паренёк продолжал.
- Ходил на Пятачок всё время, сам видел…
Вмешался Дима.
- И я видел. Перешёптывался с городскими, а потому всю эту ересь в наше Село носил, людей развращал.
- Вот-вот!- еще бодрее подхватил другой паренёк, тоже с виду не хилый.- А Бородач-то, может, и не при чём. Если какой-то черногривый и проучил Книжника, то вовсе не обязательно, что Бородач здесь при делах.
- Кхм-кхм,- раздалось негромкое в толпе. Народ слегка расступился, уступая место какому-то черногривому с небольшой бородкой (Бородач не разрешал другим черногривым носить бороду длиннее своей).
- Я это, так сказать, от Бородача. Кхм-кхм… Так вот что скажу, э-э-э. Бородач Село наше очень любит, э-э-э, и председателя любит, э-э-э, и людей любит. Он ничего плохого, так чтоб против Села, не сделает. Э-э-э, кто-то хочет имя его чтоб опорочить, спецом так делает. Э-э-э, чуть что, чтоб все сразу Бородача проклинали.
- И я о том же!- восторженно воскликнул крепенький паренёк.- Бородач в дырку свой, он председателя нашего любит, народ наш любит.
Да, подумал я. Любит он, как же. Еле-еле я его утихомирил. Пока что сидит в своей норе, черногривых своих тиранит. Хрен с ним, потом разберусь. Руки сейчас не доходят.
Наро всё равно бурлил, бросал гневные слова.
И вдруг внезапная злоба нахлынула на меня. Я уже приподнимал руку, видел, как напрягся Николай,.. и меня отпустило. Потом разберусь, подумал я. А вслух с доброй улыбкой сказал:
- Ну, будет вам, люди, будет. Поговорили и работать разойдёмся. А то что с Селом нашим происходит? Все говорят, никто не работает. Так и до беды недалеко. Обеднеем, обнищаем, и Городу на милость сдадимся? Помрём ведь с голоду все. Забыли прежние времена? Только болтали, а про труд и не вспоминали, голодом уморили столько народу. Я вам так скажу: труд всему голова!
- Вот оглянитесь вокруг. Как всё меняется, как хорошо жить-то становится! Вот урядник центральный стоит. Как околоток свой подмёл, вычистил, дома покрасил, новые дома строит, большие, каменные с блестящими стёклами. А по ночам такую иллюминацию на весь центральный околоток включает, что светло становится, как днём. Светло и красиво.
(Зардевшееся от смущения лицо урядника напоминало девичье. Только слегка узкие глаза так же оставались беспристрастными и холодными. Никто не заметил, а я видел. Но он нужный человек, полезный.)
- Так и прочим надо! А то все говорят, мол, Центр у нас зажиточный, а окраинные околотки голодуют. Это враги так говорят, потому что оно как – труд или болтовня? Болтовня, конечно. А труд забыли. Нехорошо это. Я скажу так: у нас люди лучше жить стали. Не то, чтоб в Том селе. Там у них бардак, скоморохи, мать их раз этак!
Я специально вставил эту фразу. Есть здесь шпионишки из Того села. Пусть слушают, донесут до своих.
- Так что обмозговать всё надо. Я вот Правление соберу сегодня, кого надо накажу, что-нибудь сообразим. А вы, люди добрые, работать идите. Идите, потому как всему голова - это труд.
Народ постепенно расходился, судя по всему, немного довольнее, нежели с утра. Любят они мои неподготовленные, а потому слегка корявые речи слушать.
А уж в Правлении я дал волю гневу.
- Да как же так, мать вашу! Николай, Пётр!
Оба сидели понурые.
- Средь бела дня в центральном околотке на мосту под моими окнами мочат кого-то, а вы ни сном ни духом.
- Ночью дело было,- вставил Пётр.
- Молчать!- тихо приказал я. Он съежился от моего полушёпота.- Какая разница, день-ночь?
Я молчал и смотрел на всех немигающим взглядом и с удовольствием замечал, как все опускают глаза и пытаются спрятаться друг за дружку.
Но я быстро успокоился. Нельзя так на своих, обидятся. Достаточно с меня правденого гнева, надо съезжать на добродушие.
- Коленька, ты уж лучше делами сельскими поплотнее занимался. Вон, народ пьянствует, дурман курит, по чужим бабам шляется. Пусть уж умниками и книжниками Петя занимается. Его люди опытные, среди народа и из народа. Выяснят, донесут, накажем.
Пётр робко поднял руку.
- Слушаю тебя.
- Так тут уж выяснять нечего, Отец-председатель. Знаем, кто, когда, из чего, и даже сколько их было. Одно не поймём, за что.
Я горестно покачал головой.
- Ох, дурачок же этот Бородач, дурачок. Заставь такого Богу молиться. Он лоб себе расшибет.
- Надо что-то делать с ним,- буркнул Аркадий.
Помощник мой, Димчег, встрепенулся.
- Ты это, Аркадий, брось! Брось! Что с ним делать? Может, в острог его? Он же наш герой. Отец-председатель лично его награждал. А теперь наказывать? Из-за кого? Из-за бессмысленного Книжника? Ты это, Аркадий, брось!
Аркадий вжался в свой угол и уже до конца совещания ни слова не промолвил.
Я вышел из-за стола и, заложив руки за спину, прошёлся по избе.
- Вот вам историю расскажу. Вчера разговор один подслушал. Так, случайно.
Я внимательно окинул взглядом присутствовавших. Поверили вроде, что случайно. Или, нет? Черти, прикинулись, что поверили.
- Так вот, иду мимо палисадника…
(Продолжение следует)