Осталась только Таня –
У смерти свой учёт.
И в Танином блокноте
Плечо теснит плечо.
Скрипит строка шестая.
Душа не держит плоти.
И только ком в гортани.
Ни звука… Ничего…
Все, шестеро по квоте,
В блокадный первый год
Ушли, как снег с проталин.
Шёл мор… Так безысходен –
Листая дни, листая –
Все девятьсот, как сон.
В музее шаг стихает.
Стою блокнот читая:
Семья – наперечёт.
Могло бы быть иначе?
Ах, сердце-родничок,
От слов: осталась Таня
одна. Нутро заплачет
И чёрный карандаш
С бумаги потечёт…
На Пискарёвке
Я недослушала о хлебе,
О небе в чёрточках крестов.
Шли тени синих мертвецов,
К утру заказывать молебен…
Как мел крошились кости, зубы.
И угольками вял закат,
А пир на небе так богат –
Весна закусывала губы…
Крестила их, как мать – утайкой,
Жаль ненакормленный народ.
У ленинградцев тот же фронт...
Завод, давай стальные гайки!
На Пискарёвке горы скрыты,
Деревья, что живой конвой,
Но что-то в сердце непокой...
Всё ж небо пахнет хлебом житным.
Здесь каждый мёртвый был – живой.
.
