.
.
.
.
.
.
.
.
.
Тринадцатого, в пятницу, под вечер,
Зайти вглубь леса, прямо в тишину,
Тропою, предназначенной для встречи,
Брести и шагом вспарывать листву
Во ржавых листьях, высохших до жилки,
Они вокруг навалом полегли
И впитывают внутрь себя росинки,
Святые слёзы матери-земли.
Клён на поляне спит в осеннем гриме -
Как малое уставшее дитя,
Земля пушится листьями сухими,
Чуть ветерок вздохнёт - они летят.
Одни широкие, как красные ладони,
Другие скрученные в желтенький комок -
Шуршат, а словно потихоньку стонут,
Когда в них утопает сапожок.
Ни ягодки уже нет, ни грибочка,
А солнышко балует белый свет.
Берёзка зябнет в тоненькой сорочке,
Но снежной зимней шубки нет и нет.
Она трепещет, изгибает спину,
А тут неподалёку на горе
Высокий дуб могучим исполином
Стоит в кольчужной рубчатой коре.
Среди кустов уснувшего кизила,
Боярышник оставив позади,
Он поднялся с неимоверной силой
И на березку тонкую глядит.
Бугрятся корни, поднимая почву,
Не сдерживая соков маету.
Как змеи, лезут вверх они. А ночью
Наверное, восстанут и пойдут!
К своей, одной-единственной на свете,
Дыханием согреть её во сне
И прошептать, как шепчут малым детям:
- "Ты потерпи, уж скоро первый снег."
Едва лишь ночь прорежется рассветом
И красные полотнища зари
Напомнят им их пламенное лето,
Воспоминаньем сердце одарив,
То вместе оборвут они бесславье:
Свою любовь в кромешной темноте.
Их души отлетят, навек оставив
Излишний груз материальных тел.
Они - как две неведомые птицы! -
С рассветом воспарят на небеса
И их любовью небо озарится!
Ах, боже мой, ведь это - чудеса.
Ах, чудеса! Их осознать и видеть,
Как будто в щёлку тайну подсмотреть.
Но божий созидательный эпитет
Не понимаем даже и на треть.
А утром, их увидев, лесорубы
Не догадаются о сказочной любви,
И просто скажут о могучем дубе:
- "Упал, собой березку придавив."
Зайти вглубь леса и увидеть тайну,
Перерождение дриады от любви,
И видение это не случайно,
Как вера в человеческой крови.
.
.
.
.
.