Лопа (Рассказ)

Предупреждаю большую группу товарищей. Только не камнями.
Это жестоко.  Можно  гнилыми помидорами.  А лучше – плюньте в глаза.
Не затратно, и душу отведете. Утрусь и скажу: «Божья роса». В оправдание
замечу,  история эта случилась очень  давно. В те времена, когда князь
Владимир христианство на Руси устанавливал. Ради светлого будущего
губил и осквернял настоящее. Поэтому будущее вышло не очень светлое.
            Будут говорить, что речь тогда была иной. Считайте, что текст  прошел
через  современный литературный перевод. Если многое покажется не так,
это не значит, что автор врет. Он просто немного заблуждается, как любой
человек. А не нравится, так отойди в сторону и не слушай.
            Вроде, всех предупредил. Можно начинать.
           В те годы на севере Земли Новгородской стояла деревня в двадцать семь
дворов.  Жители ее о князе не слышали, закона не знали. В делах и поступках
каждый слушал зов сердца в соответствии с понятиями о добре и зле. Верили
в добрых духов и боялись злых. Землю пахали, лес рубили, охотились,
рыбу ловили, грибы да ягоды собирали. Лес был щедр. Прямо за околицей
можно было стать жертвой медведя или волка.
          Старостой был справный хозяин и торгаш Пров Длиннобородый.
Хозяйство его было в пример другим. С лошадью. В других дворах
только коровы и были, не считая птицы да мелкой живности. Излишка после
урожая столько оставалось, что можно было продать и работников из
бедняков нанять. Но по доброму согласию.
          Был в деревне ведун Вахвахвах.  Настолько старый, что счет годам
потерял.  Жил отдельно, в избушке у болота, прямо за погостом. С духами
общался. Просил добра и урожая. Шли они ему навстречу не всегда. Обвинял
он в этом жителей за жизнь грешную. Что правда, то правда. По нынешним
понятиям жизнь тогда была сплошной грех.
          В конце мая  появилась в деревне нищенка.  Чумазая. В тряпье, сквозь
которое проглядывало голое тело. Но пухленькая, видать подавали хорошо.
         Пров Длиннобородый в тот день на пороге крыльца сидел, грея
на солнце пузо и бороду. Видит, нищенка идет, шатаясь от усталости.
          - Жена, - кричит. – Поди, подай горемычной.
         Жена из избы пулей выскочила, да трое детей за ней.  Мальчик лет
десяти да близняшки - братишка с сестренкой на четыре года младше.
         Так –то детей у Прова больше было. Какие по младенчеству умерли.
А троих старших сыновей куда-то не телеге отвез и в свой путь отправил.
Говорил, нечего тут, в глухомани, делать. Дал денег, продуктов на дорогу да
напутствие отцовское.  
         Другие ничего об иных местах не знали, а Пров пришлый был. Сразу
хозяйство поднял. Семьей обзавелся. Бывшему старосте кости пересчитал.
Ведуну такой подарок сделал, что тот его посланником духов провозгласил.
        - Ох, спасибо, люди добрые, - заплакала странница. – Так устала,
что ноги подкашиваются, - и прямо перед Провом уселась.
       - Звать тебя как, убогая, - поинтересовался хозяин.
       - У меня длинное имя, - скороговоркой говорила путница, быстро уминая
краюху. -  Пошла Вон Попрошайка. Вот какое длинное.
       Такой простотой и глупостью веяло от этих слов, что Пров невольно
смутился.  
       - По дому умеешь что-нибудь? – спросил на всякий случай.
       - А как же, - ответила Пошла Вон Попрошайка, смахивая со рта крошки
хлеба. – Пищу варить, дрова колоть, дом убирать, корову доить.
      - Что же ты такая мастерица, а побираешься? – поинтересовался Пров.
      - Дурочка я, - призналась та. – Ума мало.  Даже сколько мне лет не знаю.
Родители от мора померли, когда малюткой была. С тех пор скитаюсь.
Побираюсь.  Иду, куда глаза глядят.
       - И не боишься одна в лесу? – удивился Пров.
      - Чего бояться? Лес богатый. Зверь сытый. А насчет лихих людей, - кому
я такая нужна.    
      - Вот что, - принял решение Пров. – Будешь у нас жить. По дому работать.
Кормить будем хорошо. Одевать сносно. А платить тебе бесполезно. Все равно
считать не умеешь. Только с именем надо что-то менять.
       -   Мне прежние хозяева часто говорили: «Любишь лопать, а в печке
копоть». – разоткровенничалась девушка. – А где копоть-то.  Мне эта сажа
в кожу въелась.  Злые были. Ушла от них.
       - Давно ушла? – поинтересовалась жена Прова.
       - Да пол года уже. Веру в людей потеряла, - снова заплакала странница. –
Вот Лопой и зовите. Можно Лопочкой.
      Тут Пров не удержался и захохотал, и семья его, да Лопа сама
рассмеялась.  
      И стала она у Прова Длиннобородого жить-поживать. Работала с утра до
ночи. Сильная. Выносливая.  Прову говорят, где-то природа отнимает, где-то
с избытком дает.
      Месяц спустя ведун  мимо дома Прова проходил. Увидел, как Лопа воду
из колодца набирает.
       - Кто такая? – спросил.
      - Работница новая, - пояснил Пров. – Приютили несчастную. Издалека
шла.
      - Чужая, - пробормотал Вахвахвах. – Но духи одобряют твой поступок.
Извне, значит недаром. Не обижай, - предупредил, уходя.
       Не любил Пров ведуна, всюду свой нос сующего, но иногда прислушивался.
       Как-то близняшки захворали. В жару, а простудились. Мать все, что
знала, перепробовала. Не помогает. Пошла Лопа в лес. Принесла травки.
Заварила. Хворь, как рукой, сняло.
        Как только не благодарили за это. Детишки потом все время кусочек то
печенья, то пряника несли. Любила Лопа покушать. Словно заранее отъедалась.
       В другой раз еще интереснее приключилось. Лопа по дому в светлице
пол  подметала. Никого не было.  Незаметно хозяин вошел. Подкрался, да как
за зад обхватит. Испугалась. Отскочила. Веник бросила.
        - Что ты, благодетель мой, делаешь? – спросила, как невинное дитя.
       Пров сконфузился.  Слова ведуна вспомнил.
       - Ты не думай, - успокоил он. – Проверить хотел. Себя. Худо мне.
Устал. Уже неделю с жженое по-хорошему не сплю. Тебя тронул, так ничего не
ворохнулось   внутри.
       - Бедный, - сочувственно вздохнула Лопа, скрестив на груди руки. –
Сказал бы просто.
        Пошла в лес. Принесла травки. Отваром напоила.  Так хорошо хозяину
стало, а его жене и подавно.
        Прошло лето. Лопа стала своей в семье Прова Длиннобородого.
       - Живи у нас сколько захочешь, - говорил хозяин. –Полюбили мы тебя.
       Засмущалась Лопа, покраснело чумазое лицо.
       В лес ходила. Травки принесла. Чай с нее вышел душистый-предушистый.
       Ночью спать не легла.  Подождала, пока все уснут. Насовсем.
       Расстелила на полу тряпицу. Сложила туда все драгоценности, заранее
присмотрела, что где лежит. Завязала. Одно ожерелье в сторону отложила.
       Принесла соломы, разбросала по всему дому, подожгла.  Поглядела,
как занимается пламя и быстро вышла во двор. Тишина. Светло как днем.
Белые ночи. Спасибо этому дому. Пойдем к другому. Миновала погост.
Постучала в дверь избушки.
       - Держи, - протянула ведуну ожерелье. – Злой ты, дедушка. Злой и
жадный.  
       Тот пытался что-то ответить, но она жестом заставила молчать.
       - Скажешь, в благодарность за добрые дела духи семью Прова
Длиннобородого к себе забрали.
       - Кто ты? – только и выдавил Вахвахвах. В ответ она прислонила палец к
губам и вышла.
       Шла, не останавливаясь, знакомой тропой.  Утром вышла к озеру. Умылась.
Надела чистое платье. Приладила украшения. Посмотрела на себя в воде.
       - И кому така краса достанется? – восхищенно спросила сама себя.
       Потом снова одела лохмотья. Вымазала грязью лицо. Нашла по знакомым
приметам захоронку. Добавила новое добро к тому что там было.
       И пошла. Куда глаза глядят.