Разлапистые нарты с северными оленями шли ходко и гладко, вздымая за собой тучу веселой снежной пыли. В санях восседал румяный дедок в тулупчике и шапчонке кока-кольных расцветок. Он же и правил рогатой тягловой силой, мурлыча под нос традиционную «Джингл беллз, джингл беллз!». За спиной дедка громоздились мешки, занимавшие весь полезный объем транспортного средства. Прозорливый читатель, конечно же, сразу догадался, о ком идет речь: это Санта-Клаус вершил очередной волшебный путь к детям и взрослым, которые хорошо вели себя в истекающем году и заслужили рождественский бонус. Ехал он из Лапландии не в первый раз, дорога была хорошо знакома и ничто, как говорится, не предвещало. Но внезапно, сразу за Сайменским каналом заснеженную лесную дорогу преградила тройка откормленных заиндевелых жеребцов, пышущих паром и бьющих копытом белую землю.
- Тпру, залётныя! – натянул вожжи г-н Клаус и остановил бег оленьей упряжки. Из-за коней вышел некто коренастый и краснощекий с увесистым посохом в руке, в голубом тулупе до пят и малахае из серебристого песца.
- Здорово, братан! – пробасил некто и дружелюбно осклабился. Но гостю его улыбка не понравилась. От слова «совсем». Поскольку обстановка глухого зимнего леса, сгущающихся сумерек и узкой дорожки не располагала к оптимизму и благодушию.
- Хеллоу, Иваныч! – тем не менее, бодро ответил Санта. Он слез с нарт и подошел к приятелю. Дедки обнялись и несколько раз похлопали друг друга по спинам широкими ладонями. Со спин посыпался синий-синий иней, а в лесу загудело не по-детски.
- Опять к нам? Всё тебе неймется, старому хрычу? – ласково пробасил названный Иванычем и дружески пихнул визави кулаком под ребра.
- Вестимо, старый, вестимо! Я бы даже сказал: йес, оф коз! Куды ж вы без меня денетесь? – охнув, ответил Санта-Клаус и постарался побольнее, с вывертом наступить кованым каблуком сапога на валенок друга. Видно было, что мужики знакомы давно и весьма коротко.
- Ну что, брат, махнем по соточке за встречу? – подмигнул Иваныч и шмыгнул красным носом.
- Не рановато ли, брат? – попытался отбояриться Санта, но тщетно. Иваныч крепко прихватил собеседника за меховой воротник и повлек в свои широкие сани. В них обнаружилась нехитрая снедь, предусмотрительно расставленная на лавке: заиндевелый штоф зеленого стекла, пара граненых стаканов, аппетитные пупырчатые огурчики в ледяной вазочке да ароматные пирожки на блюде, парящие и пахнущие жареной печенкой, лучком и гречневой кашей. И отдельно, на маленьком блюдце, тонко нарезанные ломтики розового сала, похожие на снежную стружку в лучах заката.
Дед Мороз (а это, как вы поняли, был именно он), определил гостя на мягкое место пассажира, а сам угнездился на облучке, по другую сторону от лавки с яствами. Затем уверенно взялся за штоф и наполнил стаканы прозрачной влагой. В морозном воздухе расцвел благородный аромат самодельного хлебного вина.
- Итак, брат Колян, давай – за очередную встречу, ну, и за смычку голубых и розовых!
- Это ты в каком смысле? – подозрительно нахмурился гость, не донеся стакана до рта.
- В лучшем, в лучшем, не боись! – хихикнул Д.Мороз и указал рукавицей на цвета их тулупов.
- А-а, ты об этом! Фу, напугал…
Деды махнули по первой, захрумкали огурцом, догнали салом. Тут же повторили ритуал. Добавили на закусь по пирожку.
- Ох, и хороша, зараза! – просипел Клаус, смахивая слезу перчаткой.
- Шестьдесят объемных про’центов, не воробей накашлял. На калгане и зверобое. Это Снегурка моя ваяет, внучечка любимая! – с гордостью произнес Дед Мороз. - Сама недавно рецепт освоила, говорит, в каком-то Ю-Дубе нашла. В дупле, наверное, не знаю. Ох, смышленая девка, далеко пойдет! Ну, давай еще, бог Троицу любит!
Но, похоже, третья порция оказалась уже лишней, поскольку, как мы сейчас увидим, дальше разговор потек по совсем иному руслу. Какие они не есть сказочные персонажи, а супротив хорошего самогону, видимо, и им не устоять. Первым погнал волну с повышенным градусом наш Мороз Иваныч:
- А вот что ты, брат, всё таскаешься к нам, будто мёдом тебе тут намазано? Что я, сам не обслужу своих подшефных?
Брат Клаус тяжело вздохнул, как человек, вынужденный возвращаться к давно осточертевшему разговору. Схомячил еще пирожок и постарался ответить максимально спокойно:
- Иваныч, ну ты опять за рыбу деньги! Мы же сто раз уже это перетирали! Моих, то есть, тех, кто в западноевропейской традиции отмечает Рождество с 24 на 25 декабря, у вас в стране полмиллиона душ народу! Ты же всех только к Новому году одаряешь. Ну, так тебя придумали большевики в 1937 году, что ж тут поделаешь! А я не имею права оставлять людей без праздника, без подарков!
- Колян, это всё туфта. Тремя днями раньше, четырьмя позже… Подарок - он и есть подарок! А твои тут мельтешения только с панталыку народ сбивают! Клиенты не врубаются, кто на раёне главный? Кому заявки на подарки слать, на чье имя? То жеребцы, то олени, то в красном, то в синем, то в очёчках, то с посохом. Когнитивный диссонанс у людей, мля! Давай, короче, еще по стакашку – для прояснения…
Накатили по новой. Доели огурцы. В лесу сумерки приобрели совсем чернильный колер. Олени на обочине рыли копытами сугроб, с аппетитом жевали сочный ягель. Кони пофыркивали и мотали хвостами. Дед Мороз хмуро двигал челюстью, жуя закусон, его седая борода нервно ходила ходуном, словно маятник.
- Иваныч, - примирительно пробасил Санта, - а давай, похерим всю эту большевистскую муть и вернем тебя в лоно, так сказать, оригинальной традиции. Станешь ты на Руси снова Святым Николаем, будешь, как встарь, к вашему Рождеству одарять свою паству. И мы с тобой на две недели разойдемся во времени, разрулим конфликт!
- Не, Колян, не могу. Нынешняя тема меня за горло держит. Массовое, туды его, сознание населения не позволит так легко перескочить на прежний формат. Народ не поймет и не одобрит таких фортелей.
- Ну, почему же? Вон, братья-хохлы в Украине преспокойно вернули нашего Святого Миколая в дело. Он у них сейчас главный на ёлках, на балах и утренниках, в представлениях новогодних. И ничего, живут люди, не тужат!
- Сравнил лося и порося! – скривился Мороз Иваныч. – Чтоб украинский вариант провернуть, надо их путь пройти. С майданами и полной десоветизацией, а заодно и люстрацией диаволов, туды их в прясло! А у нас -только попробуй Ильича с площадей да из мозгов турнуть – тебе живо бороденку-то повыщипают! У нас его даже из мавзолея не подвинуть в мать сыру землю. Да что Ильич, когда тут даже Сталина, прости господи, опять на иконы тянут! А ты говоришь: «Святой Николай»! Наивный ты, Колян, сил моих нет. Совсем оторвался в своей Лапландии от нашей сермяги…
Слово за слово, и стали мужички друг друга сперва за рукава, а потом и за грудки прихватывать – ну, для убедительности аргументов. Скоро оба спорщика соскочили с саней на оперативный, так сказать, простор и принялись возиться в стиле классической борьбы, постепенно переходящей в вольную с элементами дзюдо и сельской хмельной потасовки. Оба кряхтели, пыхтели, хекали, наконец, скинули малахаи и тулупы, и заработали поршнями рук и ног поактивней – только пыль снежная закурилась столбом. От их волшебной энергии загудел, застонал лес, поднялась сначала местная вьюга, а затем и настоящая всеобщая метель. Она всё ширилась, росла ввысь и скоро всё небо заполнил злой колючий снег, с сабельным свистом рассекавший морозный вечерний воздух.
Метель накатила, накрыла белым пологом наш городок, быстро сдула с улиц припозднившихся прохожих. «Ну, вот и настоящая зима пришла! Наконец-то!» - радостно говорили люди, глядя через стекла окон в адскую метельную круговерть. Приближалось Первое, а затем и Второе Рождество, разделенные, как пограничным столбом, датой Нового года. Приближалась долгожданная зимняя радость. Или, по крайней мере, её традиционная иллюзия…