в небольшом американском городке Паркер-Симпсон штата Арканзас
произошло событие, заставившее содрогнуться сердца многих людей.
Ужас, вызванный происшествием, был столь велик, что говорили о нем
в пол голоса, а чаще шепотом. Иное было время. Сегодня об этом кричали
бы на каждом углу, смакуя подробности. А тогда не принято было. Дабы
не накликать еще большие неприятности.
Я услышал об этой истории четыре года спустя, на вечерних посиделках
во дворе, где восьмилетние мальчишки рассказывали ужасы про убийц
и покойников. Не хватало нем адреналина. Позже эти байки ушли вместе с
детством на чердак подсознания, уступив место реальной жизни, иногда
преподносившей более страшные истории.
Не так давно смотрел жутковатый американский фильм. Психологический
триллер. Сюжет оказался любопытен. Но кольнуло чувство, что мне известна
подноготная этой истории. То, что не показывали. Словно, взглянул на
темную сторону луны. И увидел Ее.
Мэри Пинглтон, четырнадцати лет. Навзничь лежит на потрескавшемся
асфальте центральной площади городка. Мэр никак не соберется
отремонтировать, хоть средства от уплаты налогов исправно идут в городской
бюджет.
Разметались длинные рыжие волосы, слетела с головы бейсболка.
Рубашка-ковбойка с узлом на животе, короткие шорты. Детские туфли на
низком каблуке, одна отлетела в сторону, другая едва цепляется за большой
палец правой ноги. Все пропитано кровью: одежда, тело, волосы. На теле
двадцать семь красных точек с запекшейся чернотой по краям. Некоторые
сочатся кровью. Бездонные серые глаза раскрыты широко, веки дергаются
от конвульсий.
Тело горит огнем, глаза не видят, но слух еще не ушел. Боль такая, что
уже не ощущается. Лишь правая рука сжимает рукоять широкого кухонного
ножа под рукавом рубашки. Там бьется сердце, там жизнь.
Голоса.
Она еще жива? Надо проверить.
Вот сам и проверяй. Один уже проверил насовсем.
Надо что-то делать. Целый час ждем.
Начальник, можешь меня прямо сейчас уволить, но я туда не пойду.
Это говорят начальник полиции города и восемь его подчиненных,
обложивших девочку, как зверя на охоте.
Мэр приказал взять ее живой, - голос начальника.
Пошел он к черту. – отвечают ему. – Кларк и Эванс пытались – их нет.
Эндрю, которого ты послал проверить, вон лежит и не встанет. Но Элис, Элис…
Элис была полицейским психологом. Сегодняшний день и для нее стал
последним. Одна троих детей растила. Что с ними теперь будет.
Начальник тряхнул головой, сбрасывая наваждение.
Я сам проверю, держите ее на мушке. Если хоть какое-то движение –
стреляйте.
Встает и тихо подходит. Голова ее на прицеле. Увидеть бы что там
внутри, нагнавшее ужас на город. Он подойдет и расстреляет в упор эту
голову, размозжит череп, посмотрит как стекает дьявольский мозг.
Шаги приближаются. Она чувствует. Прилипшая кровью к асфальту.
Ближе. Ближе.
Пора стрелять, но словно молния бьет в грудь. Это нож у него между
ребер. Как она смогла метнуть его так сильно и точно? Хочется крикнуть, но
рот в крови. Сердце пробито. Городу нужен новый начальник полиции.
У нее нет ножа, слышит перед провалом в небытие.
А Мэри уже туда ушла. Как жизнь, покинувшая ее с ножом из руки.
Полицейские подбегают и расстреливают в упор. Но тело даже не дергается.
Уже мертво. А ведь когда-то было живым.
Было. Была. Мэри Пинглтон. Четырнадцати лет.
Единственная дочь состоятельных родителей. Нежный цветок, росший в
одноэтажном городке. Жила весело и беззаботно. Замечательно училась
в школе. Учителя восхищались, подружки завидовали, а мальчишки робели от
одного ее взгляда. Столь неприступной казалась красота и неотразимым обаяние.
Знали ее многие. И владелец зоомагазина знал, где она покупала корм
для попугайчиков. В этот раз, рассматривая витрину, у нее захватило дух от
прижатой к лицу и пропитанной эфиром тряпки.
Очнулась в клетке с ошейником на шее и цепями на руках и ногах.
Хозяин объяснил, что теперь она – его питомец и должна вести себя хорошо.
Лаять, скулить, когда он захочет. Вилять хвостом от радости, когда прикажет.
Есть собачью еду и грызть кости.
Мэри захлестнул страх и парализовал ужас. Сознание померкло.
Пришла в себя от голода и холода. Стала кричать. Пришел хозяин и отхлестал
плетью. Я тебя научу служить, говорил он.
Началась страшная собачья жизнь. Он бил плеткой за все. Иногда
доставалось ногой в живот. Издевательства шли чередой и доставляли
хозяину наслаждение. Сразу объяснил, что никто ее не спасет. А будет
сопротивляться или попытается убежать, так убьет и закопает, как собаку.
Весь городок искал Мэри. Родители не спали ночами, полиция сбилась с
ног. Жители каждый день прочесывали окрестности. Через неделю безуспешных
поисков признали, что за девочку остается лишь молиться.
Через месяц в полицию обратился бдительный житель и сообщил. Что
владелец зоомагазина стал слишком много покупать мяса с костями. А новых
животных у него не прибавилось. Так родилось подозрение, приведшее к
аресту садиста и освобождению Мэри.
Она была еле жива. В глазах блуждал туман. Молчала. Только ела и пила.
Делала все, что скажут.
Все равно город был рад ее спасению, считая это чудом. Не думали,
каким испытанием окажется чудо.
Над Мэри трудились врачи и психологи. Истощение удалось преодолеть.
Синяки и ссадины зажили. Но психологи потерпели неудачу. Все их попытки
понять, что творится на душе у девочки словно натыкались на стену. Барьер
был столь сильным, что испугал не на шутку. Родителям было рекомендовано
поместить Мэри на обследование в психиатрическую клинику.
Тут психологи услышали о себе много нового и нелицеприятного. Они
черствые, бесстыжие люди, стремящиеся обречь на новые мучения бедного
ребенка, который и так настрадался сверх всякой меры. Рекомендации родители
отказались выполнять наотрез, заявив, что домашняя обстановка, уют и покой
сами излечат их единственное дитя.
Это был осознанный выбор, продиктованный добрыми и благими
намерениями. Выбор, ведущий к неизбежному.
Шел день за днем, а Мэри не становилось лучше. Тихая и молчаливая,
она выполняла простейшие указания, ела и пила, не говоря ни слова. Прошел
месяц, другой. Пришлось забрать документы из школы. Любовь родительская
оказалась бессильна. Через пол года, в ужасе они кинулись к психиатрам.
Те внимательно слушали, но девочку на лечение не брали, разводя
руками и говоря, что ничем не могут помочь. После очередного отказа
родители заявили, что никуда не уйдут, пока им не объяснят, что происходит
с дочерью.
Психиатр сжалился и стал рассказывать. Ребенок получил тяжелейшую
психологическую травму. Особый вред нанесен личности и отношению к
окружающему миру. Закрытость говорит о том, что внутри Мэри происходит
распад личности. За пол года от нее вообще ничего не осталось. Теперь это
совершенно другой человек. Их девочки больше нет. Есть лишь физическая
оболочка с неизвестным содержанием.
Содержание ее настолько непредсказуемо, что инстинкт самосохранения
держит его в изоляции от мира. Выводить Мзри из этого состояния опасно,
как для ее самой, так и окружающих. Мало того, учитывая длительность распада,
ее стоит удерживать в таком состоянии как можно дольше.
Родители возмутились и едва не кинулись на психиатра с кулаками.
Вам это так не пройдет. Не только отказываетесь лечить, но и
предлагаете на всю жизнь оставить ее ненормальной. Мы всем расскажем,
и Вы лишитесь пациентов. У нас есть связи в здравоохранении, и Вас лишат
лицензии. Выбирайте. Или Вы лечите нашу дочь, или не будете лечить
никого и никогда.
Трудно устоять перед агрессивными и отчаявшимися людьми.
Есть один врач, берущий за большие деньги самых рискованных пациентов.
Его методы ненаучны и опасны, но еще никто не жаловался на итог лечения.
Родители были довольны и ухватились за соломинку. Тем более,
что клиника доктора Литтлброка находилась недалеко от города.
Доктор Литтлброк был высок, худ и подвижен. Вихрем кружил вокруг
родителей Мэри, слушая и восхищаясь. Какой чудный случай, какая удача.
Теперь он утрет нос этим червям кабинетным, скованным клятвой Гиппократа.
Он покажет, на что способен гений и талант.
Родители не верили услышанному.
Так Вы беретесь?
Конечно, берусь! Немедленно привозите девочку! Через неделю
начнет разговаривать и будет не хуже, чем раньше.
Но врачи говорили…
Не верьте некомпетентным людям. Они только и делают, что всего боятся.
Не навреди. Но разве Вашей дочери может быть хуже, чем сейчас?
Родители готовы были расцеловать доктора и заплатить любые деньги.
Это само собой. Но прямо сейчас напишите расписку, что берете на себя
всю ответственность за последствия моего лечения. Не пугайтесь. Девочка
вернется в мир, будет разговаривать и общаться. Но на этом моя миссия
заканчивается. Ее дальнейшие поступки не будут иметь ко мне никакого
отношения.
Родители, послушно кивая, написали расписку. Доктор вернул им почти
угасшую веру. На следующий день они привезли Мэри в клинику.
Доктор был вне себя от восторга. Сейчас увидите, как я работаю.
Мы пройдем тестирование по моей методике, перед которым ни одна стена
не устоит.
Он достал папку, вынул пачку листов с непонятными иероглифами и сказал
Мэри подчеркивать наиболее понравившиеся. Мэри согласно кивнула и
приступила к работе. Через три часа ее увели в палату, а доктор успокоил
родителей, разрешив навещать каждый день.
На другой день он поделился совершенным открытием. Личность Мэри
действительно разбита на осколки, но каждый из них живет самостоятельной
жизнью. Из тестов видно, что каждый осколок стал самостоятельной личностью.
Внутри Мэри шесть личностей. Шесть девочек – веселая, испуганная,
сопротивляющаяся, смирившаяся, отчаявшаяся, безразличная. Нужно лишь
собрать их воедино.
Родителей удивила простота объяснения.
Как же она это сделает.
Удалось наладить связь с подсознанием. Мэри получила установку на
поглощение осколков.
Она их съест?
Да, уничтожит. Но не сразу. Они будут сопротивляться. За шесть дней
управится и вернется в мир как ни в чем не бывало.
Но не ожесточит ли ее такое возвращение?
Ничуть. Став прежней, она все забудет, и вы будете счастливы.
С каждым днем Мэри становилось все лучше. Взгляд стал осмысленным,
действия подвижными. Поглощала.
Миновала неделя. Родители собрались забирать Мэри. Но доктор
встретил их огорченным и озабоченным.
Невероятно, но вчера появился новый осколок. Как результат общего
противодействия. Я назвал его – плохая девочка. Так что один день
придется потерпеть.
Родители отказались уезжать и остались ночевать в мотеле, неподалеку
от клиники.
Ночью у Мэри был приступ ярости. Она металась по палате, как
разъяренный зверь, круша все на своем пути. Санитары были бессильны.
Пришлось пустить усыпляющий газ. Только это остановило ее.
Утром она заговорила. Узнала родителей. Как те были счастливы.
Выяснилось, что помнит Мэри, как зашла в зоомагазин, ей стало плохо,
а очнулась уже здесь.
Доктор торжествовал. Его метод не подвел. Снова успех. Семья
Выписала чек на большую сумму денег и с радостью убыла в городок.
Весь день Мэри купалась в лучах любви и счастья.
Наступила ночь. Пол третьего спящая девочка вздрогнула. Медленно
открыла глаза. Зло, наконец, повержено. Оно было сильным и жестоким.
Шестеро подружек не устояли и были погублены. Она сильнее их. Плохая
девочка. Они лишь защищались, а она напала. Внезапно и отчаянно. Всей
силой сдавила горло. Как оно сражалось, как хотело жить. Но ей этого
хотелось больше. Сегодня злу пришел конец. Но есть те, кто помогал ему.
Мэри скользнула в кухню. Рукоять широкого ножа словно приросла к
руке. В сжатой ладони бешено забилось сердце. Новая жизнь. Невероятная сила
потянула нож, а ее вслед за ним. Наверх, в спальню родителей.
Секретарь доктора Литтлброка принимала телефонный звонок, когда
из кабинета вышла Мэри, пришедшая выразить благодарность пять минут
назад. Спасибо, доктор, такими были ее слова перед закрытием двери. Она
передала, что доктор занят и ближайший час просит не беспокоить.
Но звонков было слишком много и через пол часа секретарь рискнула.
На ее крик сбежалась вся больница.
Мэри никогда не водила машину, но теперь чувствовала себя за рулем
уверенно. Тем обиднее был сигнал постового остановиться. Он нагнулся к
проему опущенного стекла, но ничего не успел сказать. Сказал нож,
вонзившийся между ребер и проколовший сердце.
В городе уже знали. Пожарные пытались тушить полыхающий огнем
дом осужденного к большому сроку владельца зоомагазина. В спальне
родителей хозяйничали криминалисты. Но полиция не успела всех предупредить.
Нож сам делал выбор. Семнадцать раз. Улицы опустели. В воздухе
вместе с гарью повис ужас. Полиция прочесывала каждый квартал.
Двоим повезло найти Мэри. И не повезло остаться в живых. Начальник
полиции приказал стрелять, несмотря на распоряжение мэра взять девочку
живой. Но та с невероятной ловкостью уклонялась от пуль.
Преследователи загнали Мэри на площадь городка. Она стояла в самом
центре. Полицейские окружили, но приближаться боялись.
Психолог полиции Элис упросила начальника поговорить с Мэри и
стала очередной жертвой. Но падая, она прихватила ее за ногу и уклониться
от града пуль не удалось. Словно жестокие иглы разрывали тело на части.
Текла кровь. Внутри бушевал огонь. Но сердце, ушедшее в руку,
сжимавшую нож, билось исправно. Полицейский, подошедший проверить,
жива ли Мэри, испытал это на себе.
Мэри Пинглтон, четырнадцати лет. Навзничь лежала на потрескавшемся
асфальте центральной площади городка. Мэр никак не соберется
отремонтировать, хоть средства от уплаты налогов исправно идут в городской
бюджет.
Разметались длинные рыжие волосы, слетела с головы бейсболка.
Рубашка-ковбойка с узлом на животе, короткие шорты. Детские туфли на
низком каблуке, одна отлетела в сторону, другая едва цепляется за большой
палец правой ноги. Все пропитано кровью: одежда, тело, волосы. На теле
двадцать семь красных точек с запекшейся чернотой по краям. Некоторые
сочатся кровью. Бездонные серые глаза раскрыты широко, веки дергаются
от конвульсий.
Тело горит огнем, глаза не видят, но слух еще не ушел. Боль такая, что
уже не ощущается. Лишь правая рука сжимает рукоять широкого кухонного
ножа под рукавом рубашки. Там бьется сердце, там жизнь.
Голоса.
Она еще жива? Надо проверить.
Вот сам и проверяй. Один уже проверил насовсем.
Надо что-то делать. Целый час ждем.
Начальник, можешь меня прямо сейчас уволить, но я туда не пойду.
Это говорят начальник полиции города и восемь его подчиненных,
обложивших девочку, как зверя на охоте.
Мэр приказал взять ее живой, - голос начальника.
Пошел он к черту. – отвечают ему. – Кларк и Эванс пытались – их нет.
Эндрю, которого ты послал проверить, вон лежит и не встанет. Но Элис, Элис…
Сегодняшний день и для нее стал последним. Одна троих детей растила.
Что с ними теперь будет.
Начальник тряхнул головой, сбрасывая наваждение.
Я сам проверю, держите ее на мушке. Если хоть какое-то движение –
стреляйте.
Встает и тихо подходит. Голова ее на прицеле. Увидеть бы что там
внутри, нагнавшее ужас на город. Он подойдет и расстреляет в упор эту
голову, размозжит череп, посмотрит как стекает дьявольский мозг.
Шаги приближаются. Она чувствует. Прилипшая кровью к асфальту.
Ближе. Ближе.
Пора стрелять, но словно молния бьет в грудь. Это нож у него между
ребер. Как она смогла метнуть его так сильно и точно? Хочется крикнуть, но
рот в крови. Сердце пробито. Городу нужен новый начальник полиции.
У нее нет ножа, слышит перед провалом в небытие.
А Мэри уже туда ушла. Как жизнь, покинувшая ее с ножом из руки.
Полицейские подбегают и расстреливают в упор. Но тело даже не дергается.
Уже мертво. А ведь когда-то было живым.
Было. Была. Мэри Пинглтон. Четырнадцати лет.