ОНИ МОЙ ПУТЬ ЖИВОТВОРИЛИ
Странно, но меня всегда любили старые люди. И дети. И всегда мне что-то хотели рассказать: с упоением и такой искренностью, словно только меня и ждали для этого. И советуются о жизненных вопросах, сразу без предисловия начинают «Вот Вы же мне посоветуете, я знаю...», и жалуются, и радостью делятся. И в очереди, и в транспорте ко мне пересаживаются, или на остановке подходят, как так и надо!
Вспомнился забавный случай. Тридцать лет назад мне пришлось ехать в пригородном автобусе. Ко мне обернулась, неудобно для своего усталого тела изогнулась чистенькая бабушка:
- Ой! В мене така радiсть! Така радiсть! Менi радиво провели!!! И така це краса, шо Бозна як! В мене там такi люди сидять! Усе як е менi расповiдають: I за полiтику, I за все зiкаве. А яку вони менi гарну музыку грають, та таких гарних пiсень спiвають... Таки там менi люди на сторiсть зустрiлись!..
Особенно же меня любили зрелые мужчины знака Огня: дедушка – Стрелец, папа – Лев, свекор – Лев, моя первая любовь - Овен, вот уже тринадцатый год я живу под одной крышей и в добром союзе с Овном...
А любовь, она, пожалуй, всегда «с первого взгляда». И в отношениях, сколько бы они не длились, яркими всполохами, россыпями искр огромного костра – мелкие, но очень живописные кадры.
Дедушка первым прочел текст телеграммы, прилетевшей в Сумскую область из Приморского края с известием о моем рождении. Вбежал он с этим клочком бумаги в хату, и тут же бабушке категорически заявил, что больше не будет оказываться пьяным до таких степеней, как прежде иногда себе позволял, пока не был он дедом! Еще не зная и не увидев меня, он знал, что я буду его любимой внучкой.
- Дідова кістка!!! - представлял он меня каждому знакомому встречному, когда на летние каникулы меня привозили к ним.
Таких холериков поискать!
Что бы не делал по двору, всегда звал меня, сердясь совершенно серьезно, что бабушка своими глупостями, то есть обучением меня иголку держать в руках, тесто на пирожки месить, вареники лепить и прочей ерундой меня от него отвлекает. Вот траву на зиму для коровы косой косить или серпом траву для кролей с ним, пока он косой забавляется, да в мешки ее собирать или в стог — это для девочки нужное занятие! Или возле пчелиных ульев с ним вместе делом заниматься. Опять же, на дерево забраться на самый верх, ненужную ветку спилить ножовкой, больше и доверить некому, кроме меня. Да и разговоры у него со мной куда как толковее, чем у бабушки, которая, кстати, обладала феноменальной памятью и знала, и мне все время, чем бы мы с ней не занимались, читала всего Пушкина, Лермонтова, Франко, Лесю Украинку... А сколько песен она мне спела, и, поскольку все мои предки по всем веткам, были родом из одного места, пересказала мне родословные, все, до глубоких корней и историю всей советской власти в округе... Но дедушка очень ревновал меня к бабушке и перетягивал к себе.
Мало кому вообще выпадает в жизни столько любви, любви солнечно щедрой и изумительно мудрой, сколько подарено мне папой, бабушкой и дедушкой.
Моя бабушка по отцу в войну осталась вдовой с двумя маленькими сыновьями, и когда я уже пошла в школу, вышла замуж за овдовевшего мужа своей лучшей подруги детства. Его дочь и мой папа в первом классе сидели за одной партой, потому и дети, ее и моего папы, оказались ровесниками. Но и у нашего с ними общего уже дедушки любимой внучкой, из всех четверых оказалась я, на мое счастье: искреннее, большое и восторженное.
Когда мы оказывались все вместе у них в гостях, то, как и мои папа и дедушка, он, чтобы не делал по хозяйству, всегда звал меня для помощи, а еще больше, для компании и неторопливой беседы.
Удивительный был человек, поэтической чистой и очень творческой души. Пасечник, как и мой дедушка. Потому меня, знающую уже кое-что о пчелах и добыче меда, всегда брал к своим ульям. Он каждое утро будил меня тихонько на заре. Мы вдвоем, когда еще все спали, выходили в сад, и попадали в дивную сказку!!!
Много лет он выращивал розы, и не просто выращивал, а выводил новые сорта! Более двадцати разных кустов выведенных им сортов роз занимали особый уголок сада, среди них стояли аккуратно окрашенные в разные цвета ульи.
Ёжась от утренней прохлады, с первыми лучами восходящего солнца устремлялись мы туда, за чудом!!!
Листья, цветы и бутоны розовых кустов были покрыты росой, и каждая капелька превращалась в волшебное крошечное зеркальце для солнечных лучей.
Лучи отражались в каплях росы и отскакивали, чудесно преобразовывая капли-зеркала в капли-фонарики...
А потом случилась суровая зима. Розы вымерзли. Садовник заболел и умер... Просто у него уже не было в запасе стольких лет, чтобы успеть восстановить выведенные им сорта роз.
Человеком стихии огня был и мой папа. Я — папина дочь. Когда кго не стало, со мной хотел познакомиться мужчина в военной форме, чтобы остановить его напор, я сказала о том, что не люблю военных. Его слащавая улыбка, которую он для себя, безусловно, определял, как очаровывающую всех женщин сразу, сменилась яростным гневом. Он дернул шеей так, что голова откинулась резко назад, глаза расширились:
- Вы не правы! У нас был один офицер — удивительный человек! Мы его все боготворили, и его потерю все переживаем очень тяжело.
Прерывая перечисляемые им достоинства, я с болью сказала, что того офицера я тоже почитаю превыше всех, с кем была знакома, я его дочь.
Таких похорон то кладбище, где он сейчас, не видело и не увидит больше. Мы за несколько лет до того в пригороде купили дом, достраивали... Поминали в саду, в три или четыре смены, больше трехсот человек, как посчитали люди. А сколько народа с кладбища тихо разошлись... Люди сами друг другу сообщали, давали телеграммы.
Я до сих пор явно слышу его, спасительную для меня с самого детства, команду в самых сложных ситуациях: «Глубже дышать!».
Прошло больше двадцати лет, может, когда-то попустит — много расскажу.
На его пятидесятилетний юбилей в прекрасную погоду конца июля за огромным столом в саду собралось человек шестьдесят! Но папа, весельчак и балагур, огромный красавец с постоянным заразительным удивительным смехом был тихим и погруженным в жуткую грусть. Все переглядывались, впервые видя его таким. Видно было, что он старается себя пересилить... Только все сели за стол, тут же встал мой тогдашний муж, которого все знали, как непревзойденного молчуна:
- У меня тут поручение от того, кто нашего юбиляра любит больше всех, - вынимая самодельную сложенную вдвое открытку.
- А я-то думаю! Как же... ни письма, ни телеграммы!.. - радостно подскочил мой папочка.
Все радостно зааплодировали, загалдели, смеясь. Все знали, что я работаю в пионерском лагере на море, потому меня нет за столом.
- А мы-то думаем, чего вдруг тебя не узнать!
- Теперь понятно, чего ты не в себе...
Все приготовили слушать текст. В абсолютной тишине. Многие прослезились...
Поднялся папин товарищ, старший и по званию, и по возрасту, вытирая слезы:
- Я вспомнил, как, когда дочка поступала в университет, мы все советовали ему «позвонить, куда надо» и вопрос бы решился сам. А ты сказал: «Я свою дочь уважаю» и устраивать ее не стал. Теперь я понял смысл сказанного тогда. Такие длинные стихи она тебе сама сочинила и все - только из слов о тебе и о вашей дружбе, ни каких дежурных слов и шаблонов. Какое родство душ и какое уважение. Я сначала хотел переписать. Но ведь это — только о тебе!
И началось веселье.
- Знайомтеся, шановні колеги, це моя любима невістка!!! - представил меня возглавляемому им педколлективу школы, мой свекор, едва мы с его сыном приоткрыли дверь в учительскую.
Мой свекор прошел войну, начиная с финской компании, через всю Великую Отечественную и борьбу с бандеровщиной. Неполных три дня он был в плену, причем держали их немцы недалеко от его родного дома, потом советские войска их вызволили. После увольнения в запас начал учительствовать своей родной сельской школе, сразу почти став ее директором. До призыва в армию в 1939 году успел окончить учительские курсы, после войны — заочно университет. Но директором школы он был фактически, официально же почти всю жизнь был и.о. директора, то есть, исполняющим обязанности - был в плену, утратил доверие... После трехдневного плена, в котором оказался, будучи контуженым, так и оставался всю войну разведке. Там доверия не утратил! А здесь каждая тварь могла глумиться над такими вот людьми. По всему двору валялись медали, много медалей...
Вся страна жила в один «памятный» промежуток времени только одним событием - 100-летием Ленина и готовилась к нему всемерно и всесильно. «Трудовыми подвигами отметим...», «Отличной учебой ознаменуем...» - на всех углах висели транспоранты, вперемежку с совершенно кретинским «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» А что?! Гегемон объединился; экспроприировал; врагов народа выявил и обезвредил; реки испоганил, пытаясь повернуть их вспять; мичуринскими методами яблони, чтоб на Марсе цвели, пытался развести; осталось только сказку, дивную и светлую на землю перетащить, за глотку взять, жар-птичьи перья повыдирать — былью пресной и серой сделать! «Гуляй, братва, наша воля настала!».
И вот что мой свекор придумал, как не уронить себя и не ломать себя через колено, и быть для всевидящего начальственного ока «в свете новых решений партии и правительства», так сказать... Заказал он в лесничестве саженцы хвойных деревьев. Колхоз распахал по его просьбе большое пространство.
Ранним весенним воскресным днем все ученики, кроме самых младших классов, вышли в поле. И каждый посадил длинный ровный рядок маленьких елочек, зеленых и даже голубых и сосенок, тоже каких-то разных сортов и видов!!! Потом многие годы каждый ребенок любовно пропалывал и поливал свой рядок. Подрастающие выпускники школы передавали подоспевшим детям четвертых классов свои рядки, и теперь уже те очень добросовестно ухаживали за насаждениями. Долго растут хвойные... Но какой лес вырос необыкновенно красивый! Все село туда по грибы ходить начало. И ни разу никто себе елочку там на новогодние праздники тайком не срубил. «Наш лес», называли. Хотя село всегда было окружено лесами, но лиственными, и лесничеством да природой выращенными. А это — их дети насадили.
Нет уже давно моего свекра. Те, кто посадил елочки, почти все из своего села поразъехались. А лес жил, лес жив, лес будет жить!!! И давно забыто и напрочь в людской памяти быльем поросло, к какой там дате мой свекор эдак хитро обошел спущенные сверку директивы... Свободный был человек.
НА ИМЕНАХ ГЕНИЕВ...
Вчера по ретро-каналу ТВ показывали очень давнюю советскую передачу о В. Маяковском. Все его стихи представили, как гимн революции, трактовки давая при этом совершенно парадоксальные.
- Он защищал Пушкина! (читает несколько строк, буквально о погоде). Вот здесь речетатив стиха совпадает с ритмом известного «На смерть поэта» М.Ю. Лермонтова!
Это ж надо так натянуть!.. Я давно так не хохотала и не восхищалась
неповторимой гениальной изворотливостью еврейского ума (ведущий, естественно, шепеляво-картавый мастер словесного фейерверка).
- Какое счастье, - сказала я , - что я никогда не буду признана, и на мне пройдохи не будут делать диссертации.
Наблюдая эту ситуацию, вспомнила, как моя школьная подруга, чистый человек, не могла смириться с тем, более того, физически страдала, что во времена отсутствия туалетной бумаги, советские люди заменяли ее газетами. А вся пресса изобиловала фотографиями «дорогого и всенародно любимого» и иже с ним (т.е. – членов ЦК и проч.). Она искренне заболевала от столь варварского отношения к советским святыням!!!
Самое главное, что мы все искренне верили в грядущее торжество коммунизма! С каким остервенением я годами воспитывала в себе «ленинскую непримиримость». И с каким трудом выкорчевала в себе эти, граничащие с кретинизмом, категоричность и борьбу за правду (которая назавтра оказывалась фантомом или черной неправдой).
А все-таки интересно представить, как через многие десятилетия прочтет кто-то, случайно обнаруживший томик Маяковского, его, как он сам называл «программное произведения»?
Я, кстати, моим племянникам, когда они на каникулах, как тогда было у нас заведено, несколько дней жили у меня, взяла шикарное подарочное издание «Кобзаря» Тараса Шевченко и с перерывами читала им, на украинском, разумеется, языке. Для них это был шок, племянница выхватывала у меня книгу со словами: «Не может быть! Это же можно было написать только сегодня!». Придя в школу, она заинтриговала весь класс так, что они все прочли «Кобзарь» от корки до корки. Начали обсуждать, совершенно потрясенные. И, главное, читателю литературы пришлось и самой прочесть стихи поэта, о котором она читала в учебниках и потом преподавала. Для многих так это и останется единственно прочитанной книгой. Но прочитанной с искренним интересом и глубоким чувством.
РУССКИЕ ПОЭТЫ
По ТВ Георгий Мельский рассказывает о своем цикле из 16 песен на слова И. Бродского, бесконечно восхищаясь русским поэтом, который и оставив Россию, писал, о чем бы и где бы не творя, о России!!!
Я даже начала рифмовать:
Бродскому русскость ставим в заслугу,
За то, что тот рифмы пел печке и лугу!
Из-за того, что почти все известные советские русские поэты имели иную кровную национальность, я серьезно пострадала. В 1977 году на новоселье к нам пришли мамины коллеги из школы-интерната. Она, собственно, в этот необычайно дружный творческий коллектив и попала-то, когда ее мужа по службе перевели в этот город, из-за глаз. Наши с ней натуральные украинские карие глаза навыкате евреями всегда принимаются за свои; не избежал этой ошибки и мой муж со своей великолепно грассирующей «гусской» мамой.
После ухода маминых гостей я обнаружила полупустой свою книжную полку, с которой те «тайно взяли» все сборники стихов советских поэтов, изданных на двух языках: русском и иврите. Эти редкие издания мне с Сахалина прислала моя бывшая учительница литературы, мама которой, Софья Израилевна, оказалась на этом, хорошо описанном Чеховым острове, не совсем по собственному желанию.
На следующий день коллеги моей маме разъяснили таким тонов, словно жертва в этой истории не я, а они, что мне эти книги совершенно не нужны, а их детям — просто необходимы, пока еще живы их совсем немногие бабушки и дедушки, умеющие еще читать и говорить на родном древнем языке их предков. А книги на иврите давно уничтожены в семьях под лютым страхом. Моей маме это было так красноречиво и эмоционально разъяснено одновременно несколькими громкими возбужденными голосами, что ей стало искренне стыдно за свои претензии на своё, точнее, на моё...
Любимый анекдот коренных днепропетровцев: евреям все дается так тяжело... но всё!
АНАЛОГИИ
В Моздоке, после июльского ливня, на пустынных аллеях старого парка Победы, прозванном людьми рощей, вдоль покрытых асфальтом дорожек повылазили на солнышко громадные улитки. Панцири этих чудесных брюхоногих моллюсков, то есть спиральные раковины их, были ярко коричневыми всех градаций. Такое многообразие красок и переливающийся на свету отблеск, как от покрытых лаком шкатулок!
На следующий день в Пятигорске, имея чуть меньше трех часов времени до отхода поезда, мы пробежались от Цветника, по аллее, к Машуку. От таких же улиток собрали там уже пустые «домики»: такие же крупные, но бледно-серые и словно совершенно потухшие…
Вдруг всплыли аналогии!..
Давно известно, что закрытый дом, оставленный без людей, очень быстро начинает разрушаться, без людей дом «умирает», даже если кто-то будет приходить и протапливать его зимой во избежание сырости, но при этом совсем не жить в нем. Объяснения этому феномену, собственно, толкового нет. Какая, собственно стенам разница?!
Вот и домик улитки, оставленный хозяином, начинает разрушаться.
Так же и людское тело. Одни старики превращаются с развалюх, мерзких и злобных, очень неприятной внешности. Другие же – полная им противоположность. Окруженные такими же сетками морщин, их глаза светятся чистотой и мудростью, лица украшены тихой всезнающей лукавой улыбкой. Те же седины, та же усталость в теле, но какое доброе и нежное они вызывают чувство и как они интересны!
Значит, пока в теле, эдаком доме человеческом, сам хозяин, то есть именно то, что и названо Человеком, жив, до тех пор домик-тело не превращается в жалкую развалину!
Дом людьми не населен годами...
Опустевший, стоит под замком...
Не смеялись в нем и не страдали.
Дом с любовью не был знаком...
От ненужности ссыпались краски,
А от пыли ослепли окна-глаза.
Дом хотел человеческой ласки,
Слова ж - некому было сказать.
Забытый и кинутый всеми бобыль
Пустым коробом быть он не смог,
Грустно в небыль уходит быль,
Если дому не нужен порог...
Человек без души — оболочка,
Нет дыханья — одни сквозняки.
Страшно, если на море ночью
Вдруг погаснут враз все маяки.
ПЛАЧ ОБ УТЕРЯННОМ ЖАНРЕ
В последнее время немного почитала переписку Гоголя, теперь вот – Пастернак с Ариадной Эфрон. Поистине, целый жанр.
(О, Господи!!!! Да за что же мне такое испытание – любящие меня?! Едва начну что-то писать, как оба воодушевляются, бросают все и оказываются возле меня: один начинает вдохновенно трещать, излагая новые маниловские планы-мечты, другой, не имея возможности говорить, мотается взад-вперед за моей спиной, размахивая руками и тяжело дыша, захваченный каким-то гневом из-за того, что я ушла в себя, то есть сбежала от них; энергетика ужасная – меня начинает трясти. Сейчас буквально сорвалась... Но выстроенная мысль, как всегда, ушла, и когда-то, как обычно, начну ее восстанавливать куцыми обрубками фраз и слов).
Итак, попробуем встряхнуться, чтобы светлую стройную мысль (закрылась, так сын, больной, там топает и гудит злобно, сбив уже и с этой реанимации мысли. Вот и объяснение!!! В Таруханской ссылке одинокая несчастная Ариадна имела возможность шлифовать слог…). Опять прибежали оба… Засвидетельствовать свою неизменную преданность мне… Вытолкала почти грубо, закрыв за ними двери. Оба ушли в душевных слезах, как выброшенные на улицу щенки, скуля про себя…
Так вот, коротко уже: эпистолярный жанр умер безвозвратно. Когда-то писалось, переписывалось набело. Понимая, что письмо сохранится и будет перечитываться, целиком или отрывками, самим адресатом для себя и для близких, и через годы кем-то еще, возможно. А, уж если письмо посылалось человеку, явно заслужившему уже жить в веках, так наверняка писалось не только ему, а и для грядущего человечества.
Долго писали, тщательно подбирались для этого бумагу и чернила, еще более тщательно – конверт, дабы со смыслом. Через 10-15 дней этому письму с уже утратившему актуальность и свежесть, радовались безмерно, как новому!!! Долго с предвкушением и трепетным волнением читали и перечитывали все буквы на конверте, выверяя даты на штемпелях… Распечатывали, вынимали, затаив дыхание, сложенный листочек с текстом. Клали его на стол, чтобы заглянуть в сам конверт, не осталось ли в нем еще чего-то эдакового.
И только после всех приготовлений усаживались поудобнее, разворачивали вынутый из конверта листок и читали. Забавный был у всех один ритуал: сначала, шевеля губами и бубня про себя, бегло перебирали весь текст, взволнованно, боясь пропустить самое главное. После такого предварительного «обнюхивания» и ознакомления с текстом письмо прочитывается еще раз, спокойно и осмысленно. Аккуратно, как нечто могущее разбиться, поломаться, одним словом, испортиться
(- А где Сева?, - голос Григория из комнаты, уже по дороге на кухню, где я с ноутом заперлась от них, - Ага, он - на лоджии, ты заперлась от него! Смотрит на мамочку через стекло!!! Давай поцелуемся, нет-нет, не отворачивайся, оторвись от клавиатуры! Игнорируешь мужа? Сейчас Севу запущу. Все, ухожу, пока ухожу. Без кофе ухожу, заметь…)
… Осчастливленный получатель кладет письмо на видное место, чтобы потом еще к нему прикоснуться, после размышлений на темы, затронутые в послании.
А что же происходит сейчас? Выхватив свободную минуту, кликнешь мышкой на слово «Почта», обнаружив новое, быстро ознакомишься текстом: коротким и сжатым, так же на бегу составленным другой стороной. Даешь команду «Отправить», тут же вспоминая, что даже ошибки не вычитал, и еще не написал о том-то и том-то. «Ну, да, ладно. За другим разом…», - успокоишь себя, уже пробегая глазами новую страничку Интернета, чтобы хоть немного быть «в теме». Увы, опять же, поверхностно – не до глубин, ибо количество времени все более уступает количеству информации.
(Опять слышу призывный голос одного и шаги другого, по кругу с лоджии выбравшегося через другие двери, через комнату и коридор – ко мне. Семейное счастье – это мой рок... Ти-ши-ны хо-чу, по-ко-я…)
О!!! Только что выплыло по интернету письмо с Сахалина. Строчу ответ:
«Очень хорошо, что ты вырвала время и победила апатию ради написания своего послания».
Прерываюсь, заслышав звонок телефона.
Это муж моей бывшей ученицы из Израиля звонит Григорию – много читает, занимается йогой и всеми техниками, несколько дней подряд звонит, советуется и консультируется; и высылаем друг другу фотографии своих коллекций минералов, а мы еще и коллекцию своих каменных сов и Гришины поделки... Он – виды своего Эйлата, горы – диво дивное, закаты. Я тоже постоянно фотографирую закаты и небо из своего окна, им послали - для воспоминания родных мест.
Двое из Америки звонят, один – из Крыма, местные…
Сигналы мобильника возвращают меня к «здесь и сейчас», сообщая о получении СМС-сообщения...
Читаю: «Сегодня не смогу. Перенесем». Чудненько! 21-й мчащийся, дай, Господи, не в пропасть, век.
Прежде бы отправителю сего потребовалось написать приветствие с указанием имени и отчества; принести извинение за вмешательство в мои планы и нарушение их; сообщить причину того, почему не может прийти на урок и, наконец, попросить перенести занятие-репетиторство по математике на другой день и выделить для этого время. Поистине, «многоголание несть спасение», итак все понятно. А имя отправившего эту депешу я определю с помощью телефонного справочника в мобильном телефоне.
Что-то весь мир активизировался для контактов!!!
Из моего недавнего письма к моей школьной учительнице русского языка и литературы:
«...Зато вчера мне попало Ваше последнее из "бумажных" писем от 14.03.2000 г.! С таким восторгом прочитала, словно вживую пообщалась с Вами. На четыре листа, последний — Ваши стихи мне. Благодарю Вас за радость общения и восторг от тепла и интереса ко мне.
Жаль, что эпистолярный жанр отмер, у нас даже по городу давно нет почтовых ящиков.
Народ отказывается от домашнего городского телефона, все равно все общаются только по мобилке. И "на чай" друг к другу все меньше и меньше заходят... Куда бежим? - Ни уму не сердцу не дает народ пищи... Ну, да и это пройдет!».
ПИСЬМА
В очередной раз – у меня внутренний разлад с современностью, в части прогресса научного!.. По ТВ – запись встречи Нины Берберовой, вдовы Ходасевича, с какой-то аудиторией. 1989 год. Моя внутренняя потребность к вычислениям любезно вычитает 1901 – год ее рождения. Прекрасный результат, с учетом ее активности и светлости ума и сознания!!!
На просьбу из зала прочесть собственные ее стихи, читает о том, как после десяти лет перерыва она не открыла письма Зинаиды Гиппиус. И засушенная бабочка, раскинувшая свои рыжие крылья, напомнила о рыжих же волосах отправительницы…
Наши же компьютерные или, того хуже, телефонные письма, тут же уничтожаются нашими адресатами. Уничтожаются, что характерно, вместе с глупейшей шуткой – смайликами!!!
Утешение только одно: я – не Зинаида Гиппиус, или величина того же уровня, потому не жаль утраты моих писем. Эдакое удручающее утешение…
ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ
1 сентября звуки линейки в школе под моими окнами всколыхнули во мне профессионально-ностальгические мелодии души, духа и ума моего.
Молодые мамы привели в школу своих деток. Здесь же совсем недавно учились и они сами. Радостно встретившись с теми, кого давно не видели, некоторое время посмотрели постановку праздника, покивали радостно бывшим учителям, застывшим торжественно возле своих нынешних классных коллективов, и, не осознавая того, что делают, ведомые исключительно инстинктом, «поперлись», говоря их языком, на место курилки многих поколений учеников – за угол соседнего дома. И смех, и слезы, воистину! Теперь-то чего прятаться по закоулкам?!
Но, о, горе нам… Так вдруг захотелось патетически воскликнуть: «Новое время – новые песни» во след за Некрасовым! Ну, ни одной новой песни для детей (как, впрочем, и для взрослых), которую можно было бы послушать коллективом, ни на русском, ни на украинском… До линейки, пока детей выстраивают правильными «квадратиками», класс за классом, во время линейки и по окончании ее, звучала такая чушь несусветная.
И верно, ну как начинается родина с буденовки отцовской, или что значит восторг относительно «хорошо в стране советской жить»?..
Дважды прокрутили когда-то уместную вполне добрую детскую песню со словами «прекрасное далеко», но мы пропускали в те годы рифму, наполнившуюся нынче горькой правдой строчку: «не будь ко мне жестоко, жестоко не будь». Теперь это страстное заклинание сливается с памятью о бесланском первом сентября, со всенародным стоном «кризис», с осточертелостью от политиков и от осознания того, что ненька Украина растащена и расхватана кучкой уродов, после чего уже никогда не поднимется, закабаляемая все больше постоянно берущимися новым правительством долгами.
Перво-сентябрьские линейки стараются делать покороче, ибо каждый раз ее приходится заканчивать из-за внезапно начинающегося дождя. Но в этом году не обошлось коротким ливнем. После долгой засухи включился настоящий осенний дождь – холодный, с жутким ветром и резким похолоданием. Как школьные перерывы между уроками резко прекращаются переливами школьного звонка, так и, вот уже третьи сутки, перерывы между ливневыми потоками воды с неба обрываются сверканием молний и бахканьем осеннего грома.
О, еще одна потеха!!!
Народ сокрушается, что из всех общих праздников со смертью страны советов остался, собственно только Новый год. Потому, наверное, у нас вызвало такую смесь саркастического смеха и восторга, когда в мусорном баке под окном мы увидели выброшенную искусственную елку!!! Ярко розовую, омытую ливнем и переливающуюся в едва пробивающихся сквозь ровную серую небесную массу лучах солнца.
Староверы, понимаешь. Отмена Петром Первым празднования Нового года 1-го сентября - им, значит, не указ?!
Хоть эта леность людская заставила посмеяться от души, очень по-доброму.
ВО ВРЕМЯ И ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ
В оперном театре посмотрела балет «Это танго в июне». Этот и еще несколько спектаклей в этом театре поставила труппа, образовавшаяся из актеров, вышедших уже на пенсию.
1 акт – жизнь мирного городского двора. Во втором акте (впервые так явственно я осознала шаблонную когда-то фразу «в мирную жизнь советских людей ворвалась война») – начало войны, война и возвращение или невозвращение…
Перед началом спектакля в фойе немолодая уже пианистка играла, весьма средне, но это было хорошее вступление в спектакль.
Актеры всех возрастов, в том числе очень зрелые, в одежде того времени… Вновь осознала с грустью, как утеряно сегодня присущее некоторым людям того времени благородство.
Молодые артисты балета даже в танце по сцене двигаются расхлябанной походью современных болванчиков, сутулясь, с висящими по-обезьяньи руками. Молодые мертвяки двигаются как по улицам, так и по сцене.
Один же пожилой актер сегодня из всей толпы в 16-20 танцоров всегда выделялся, худой и небольшого роста человек, своей внутренней силой и мощной светлой энергетикой!
Перед началом спектакля оставалось несколько минут. У меня билет на 21 ряд 15 место: 3+6=9. Заняла же место в зале, как всегда, следуя интуиции. Обнаружила: 11 ряд 11 место, то есть 2+2=4. Спектакль все не начинался...
Вышла в фойе, подошла к окну, и через просветы в жалюзях наблюдала три фонтана в виде тортов и небо над ними.
Села, опять же, по наитию: 12 ряд 11 место6: 2+3=5. Позабавилась: 4+5= то же 9!!! То есть вновь: от судьбы не уйти!
Написала, уже при первых звуках музыки и движениях актеров, о том, что несколько минут назад наблюдала в окно:
Ветер, налетая, яростно упорно
Рушил правильность фонтанов!
Но струи, как живые, упирались.
Лились и падали по плану.
Над ними, в серых облаках
Залег, как в кущах,
Белый ангел
С головою куклы.
Перились облака, взмывая,
Подобно всполохам салюта.
И горизонт, как зеркало,
Делил собою, отражая,
Земной покров и тайну неба,
Как быт и тайну, Быль и небыль.
Он отражал фонтан на небе
Иль небеса – на зеркале фонтана?!
Рвал ветер струи мокрых искр,
Гармонию спешил нарушить.
Устало, правильность
Хотела сохраниться.
Но ветер рвал
Застывших форм
Обязанность и верность,
И рисовал своё,
Меняя мир привычный,
И нарушал стандарт!!!
Он успевал везде:
Внутри фонтана и над ним!
И тучи, изображавшие салют,
Вдруг разбрелись по небу,
Принимая формы, все новые
И новые для них самих!
Думая, что это ими всё
Расписано. И авторы – они!
Смеясь, кружились,
Расплываясь, облака,
Жестами задорно крича
Смеющемуся ангелу: «Пока!..»
В антракте:
В городском обветшалом дворе
В непорочности зелени мая,
Соловьиному пенью внимая,
Шла в обычном движении жизнь…
И летали обрывки-мечты
О несбывшемся и небывалом.
Затаилась Тоска - по подвалам,
А Волнение Грез Молодых
На чердак до морозов взобралось,
С голубями деля высоту.
Где же Жизнь?
В чердаках иль подвалах?
В лифты загнаны Горечь и Страх.
От воров за дверью-броней
Что-то скрыто и спрятано.
Что? И на долго ль?
И Скелеты в рассохшемся шкафе
Нафталином пропитаны насквозь.
И Запасы на Черные дни -
По чулкам и перинам, и банкам.
Всюду – жалкие крохи-заначки,
Бытовые вопросы-задачки…
В антракте одна дама громко констатировала тот факт, что на сцене и в оркестровой яме людей больше, чем в зале.
К началу второго акта народу стало значительно больше, а когда окончился спектакль, то оказалось, что занят весь амфитеатр. Может быть, все спустились с балкона? В антракте я грустно обнаружила, что
Наряды старых каракатиц
Вычурны и изрядно блестят.
Они качаются торжественно -
Подобия танцующих утят!
В конце спектакля записала в темноте:
Странный бытовой балет,
Связавший мир с войной;
Тихий быт и громкий подвиг;
И фронт, и тыл;
Мужчин и женщин;
Невест и женихов…
Мне давно и не один раз предлагали пойти на этот спектакль, но у меня не получалось, но так и должно было быть!
О начале войны надо смотреть именно в дни этой печальной и трагической годовщины.
К тому же у нас с этим днем связано яркое семейное воспоминание-предание.
У моих бабушки и дедушки долго не было детей, и вдруг появилась мама, и 21 июня 1941 года ей исполнилось 4 годика, и в этой связи решено было собрать гостей, на следующий день, тем более, что выпадал выходной день – воскресенье! Гости в сборе, ждут только дедушку, но он задерживается после ночной смены, работал поездным мастером в железнодорожном депо. Наконец его увидели – из сада, где были накрыты столы, хорошо просматривались дорога и мостик через речку. Обратили внимание на то, что он бежал, но как-то странно покачиваясь, хватаясь за голову или за сердце… Все даже двинулись ему на встречу с расспросами. Он, задыхаясь подбежал, но не мог ничего выговорить, сотрясаясь и едва сдерживая слезы. «Вой-на, вой-на…», - бормотал он с ужасом в глазах. Все всё поняли…
День рождения ребенка не состоялся, и потом долгие годы его отмечали не 21 июня, а в день Святой Троицы, то есть в разные календарные сроки. В этот праздник, собственно, мама и родилась.
Вышли все из театра, накрапывал дождь, который потом так и не прекратился до самой ночи.
Записала в маршрутке:
Внезапно дождь закапал,
Но люди – без зонтов.
Идут спокойно,
Словно так и надо…
Дождь свирепел
И вдруг ударил градом.
А люди шли
спокойно
без зонтов…
ПАМЯТЬ О ВОЙНЕ
Из всего о войне меня больше всего потрясло два коротких четверостишия.
Юлия Друнина, приезжая в Ю-Сахалинск на мероприятия к 30-летию Победы с группой писателей, читала ровным грубым тихим голосом, раскачиваясь в такт своим словам:
Я только раз видала рукопашный.
Раз наяву и тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне
И у Вадим Ковды, родившийся в Москве в 1936 году:
Если только в мое парадное
Входят три пожилых инвалида,
Значит, сколько ж их было
Ранено? А убито?..
А вот пришло время, когда на всей земле их осталось так мало живых…
И как стыдно, что живут они в таких жалких условиях, особенно в сравнении со стариками в побежденных странах.
Эх, славяне! Зато поем мы хорошо!!! Потому умом и не понять, что им самым не жили и жить не научимся никогда.
А еще когда их потомки продают (у нас нет на это запрета) их награды как серебряный и золотой лом…
Благо, хоть коллекционеры любовно и почтительно это сохраняют в должных условиях.
ПРЕСТОЛЬНЫЙ ПРАЗДНИК
Илья… Престольный праздник всех моих предков и всего с. Цымбалы. Заранее всех извещали-приглашали, передавали кем-то… А до кого приглашение не дошло, тот все равно, волнуясь и предвещая радость небывалую, наряжался, брал гостинцы и шел.
Причем «шёл» - это, как бы ничего и не сказано; а вот именно Ш---Ё----Л!!! Торжественно и с прекрасным настроем-ожиданием.
Полно народу в саду за длинными столами. Бабушкины совершенно непревзойденные пирожки с разными начинками, холодец, тоже один в мире: чистый и прозрачный как стекло. Под желе красивыми кусочками-шматками мясо трех сортов. Специально вскормленный к Илье петух для холодного. Это у нас так принято: в русском языке называемое холодцом величают холодным. Холодец тоже в нашем кулинарном разнообразии присутствует, но по-русски это называется окрошкой, опять же именно той окрошкой, что на домашнем квасе. На сыворотке же – окрошка.
Но разносолы, даже необыкновенно вкусные произведения из всего, что можно употребить в пищу, моей бабулечкой, для гостей очень важны, но не в них «соль»!
Обстановка, которую всегда ощущал каждый возле моей бабушки, а особенно, вместе с бабушкой и дедушкой, с умными беседами, весельем наилегчайшим и песнями, песнями, песнями… Вот чего ожидали весь год от Ильи до Ильи, вот ради чего ехали издалека и шли со всей округи: дедушкин род необыкновенно музыкален, все поют необыкновенно хорошо!!! Бабушкины тоже поют, особенно ее младшая сестра с дивным редким тембром голоса, но «тихонько».
Перед нашим престольным праздником мои гостили у бабушкиной старшей сестры в соседнем селе.
Прощаясь, дедушка каждому говорил персонально, пожимая руку, обычно обе руки одновременно:
- До мэнэ ж - на Ллю!
- Нальешь?! – с неизменной доброй улыбкой уточнял получивший приглашение.
- Наллю. – твердо обещал дедушка.
Так, смеясь, легко и тепло из года в год расставались, радуясь особенно тому, что теперь - ненадолго. Илья уже скоро.
Во многие дворы на празднование святого Ильи, 2 августа, к обеду вливались нарядные шумные ручейки. А через несколько часов вся Цымбаловка перекликалась дружным песнопением! И каждая компания, то подпевая, то перепевая другой хор, как бы переговаривалась. О! Бакумы… О, Магалеи… Так узнавали наши гости. Спорили, угадывая, уточняли. Зато, когда начинали петь у нас!..
Теперь уже все село, состоящее всего из двух улиц, на семь километров растянувшихся вдоль двух берегов когда-то реки, потом речки, а теперь это – череда ставков, вторило нашим, ибо равных в этом нам не было!
Когда мне было десять лет, меня специально взяли на свадьбу к дедушкиному внучатому племяннику.
Много я по том повидала компаний, и поющих, и не очень. И везде свои традиции.
В селе же моих предков это за многие века выстроилось в традицию особенную.
Здесь следует сделать отступление. Мы часто переезжали по стране на новые места папиной службы. Мама, начиная работать в очередном педколлективе, сразу слышала вопрос о том, поет ли она, поскольку во всех рабочих коллективах тогда была художественная самодеятельность в советские времена. Всякий раз она отвечала: «Пою», потому как певунья она талантливая чрезвычайно!
В с. Красноярово Амурской области население изначально было из раскулаченных в Украине, сосланных как враги народа. Мы туда приехали в 1964 году. Речь нас встретила украинская. И на ее утвердительный ответ, узнав тут же откуда она родом, никаких комментариев не последовало. Поет. Что не понятно…
В других же коллективах непременно уточняли:
- А каким голосом?
- Я же говорю: пою. Каких у вас голосов не хватает? Тем и буду петь. Мне-то какая разница, если я пою?
В наших Цымбалах пели так. За длинными столами тесно так сидят рядком от тридцати до ста пятидесяти человек. Общий застольный шум. Встает один или одна. Все мигом замирают в ожидании. Эту полуминуту можно, более того, необходимо описывать тремя большими абзацами!!!
Все напрягаются, одновременно откладывая вилки, ложки, рюмки, проглатывая то, что у них было во рту. Распрямили плечи! Вдох!! От каждого пошел во все стороны свет, чистый и торжественно наполненный ожиданием чуда!!!
Стоящий начинает вести партию. Все остальные, сидящие за столом, вторят. Солист запел первым голосом, хор – вторым. Ведущий – вторым, отвечающие ему – первым.
Солиста сменяет следующий мощный певец. Все повторяется. И повторяется-то - самым неповторимым чудом! Солисты сменяются один за другим, встают и по второму разу. Самых стеснительных просят… Со всех концов стола – к моему дедушке:
- Даныло Петровыч… Заспивайте. Да уважте ж громаду.
– Просимо, Петрович…
– - Просымо…
Всегда недоумевала: мой дедуля, смолоду – красавец признанный, играл самоучкой на всех музыкальных инструментах, что попадали в его руки. А в пении ему просто равных не было. Без него ни одна вечеринка не обходилась. А каков модник был, особенно когда женился на моей бабулечке, которая потом всю жизнь обшивала всю округу. Всегда ухожен, одет с иголочки, наглажен… И при всем этом – скромность и застенчивость необыкновенные.
- То я вже сидячи…
Запел... Подхватили! Полилось!!!
Пауза самая короткая... И вновь запел…
Вся дедушкина родня была музыкальна необыкновенно. За его сестрой Домочкой несколько раз приезжали из столичного театра, тогда столицей был Харьков. Но мать строга была. А певичкой быть не престало приличной девушке, как тогда считалось.
Если дедушкину племянницу кто увидел идущей к нам на минутку по делу, то уже от одного двора к следующим разлеталось:
– Дуня Андрийова до дядька пишла… То ж заспивають!
Дедушкин брат Андрей был - всеми любимый балалаечник.
И полу-высохшая речка, украшенная еще не так давно мельницами, которая при мне уже превратилась в череду ставков, как серебряное полотно, отражала на всю округу стройное мощное пение, удивляя всех тем, что человеческие голоса могут звенеть такой красотой и гармонией!!!
…Опустело село Цымбалы, как и многие другие села. Уже не идут шумные нарядные гости на праздник Ильи. Не перекликаются песнями соседи. А память, светлая и чистая, все хранит.
...ЧТО ЕСТЬ СМЫСЛ...
Ну, поистине, мы славяне, уникальны: все делаем через…, а понять себя желаем именно тем, чего в нас, по определению остального народонаселения, просто нет – умом…
Зато в таланте «страдануть» нам равных нет. Это – исключительно наша национальная забава!!!
Это же надо, страдать из-за того, что земля не разверзлась тогда, когда он (астроном) ей это наметил!!!
Меня в молодости потрясли стихи Юстинаса Марцинкевичуса, белый стих:
«Хоть раз, но в жизни удается что-то.
А раз и жизнь дается человеку один лишь раз,
То можно ли сказать,
Что человеку жизнь не удается?»
Это возрастное – прекратить всякую жизнедеятельность и начать глубоко задумываться о смысле жизни. Здесь мой (нынешний) муж молодец: после того, как он похоронил одну из жен, а сам выкарабкался после рака крови (а Раиса Горбачева тот же диагноз не пережила в то же время почти, что и они) твердо знает, что смысл жизни – жить. И никаких на этот счет страданий!
Недавно одна моя ровесница меня загрузила вопросом, можно ли узнать, для чего она родилась вообще…
И тут я «ляпнула» (поистине, «каков вопрос – таков ответ»):
- Для космоса наши даже 90 лет жизни минус детство и минус старость – максимум 70 здравых лет – это миг. Может Вы пришли в этот мир, чтобы ту старушку через дорогу перевести?!
- Точно! – успокоилась она.
Сама же тайком третий день смакую, как в детстве расцарапывали подсыхающие раны на коленках, не давая им зажить без шрамов, то Горького «А вы на земле проживете, как черви земные живут. И сказок о вас не напишут, и песен о вас не споют», то Н. Островского с его «Жизнь прожить так … не было мучительно горько…». Яночка, моя внучатая племянница, меня вернула к жизни мигом. Сегодня в школах последний звонок – в парадной форме, а потом (окончила 1-й класс, теперь это с шести лет) «Праздник букваря», где все были в нарядных платьях.
С сестрой на днях по нашему рынку ходили, и я ее внучке купила к этому событию в подарок сказочно красивые босоножечки с высокими задниками, ремешками, стразами… Золушка бы задохнулась от зависти. И в школе все забыли про праздник, не сводили глаз с этих туфелек.
Наша солнечная девочка и без того всегда бывает в центре внимания, но сегодня!!!
Добавим, что сейчас себе мы еще можем купить обувь недорого, но детское все по таким ценам, что родители таких босоножек шестилетней дочери купить не могут, вся надежда на двоюродных бабушек. Кстати, к парадной форме туфли тоже мною подарены. У Близнецов на обуви пунктик, я по своей маме знаю. В прошлом году покупала туфли ей при ней, обычно цену ей не говорю, а здесь она как услышала!..
Подарила, выходит, радость; сама не живу в материальном мире, так пусть хоть другие порадуются. Это на самом деле произведение искусства, я не терплю бусочек, но здесь их сотня на каждой туфельке, и чрезвычайно к месту.
Вот тебе и цель жизни…
...НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА...
Случайно, перебирая с помощью интернета новинки в литературных журналах, наткнулась о восторженном рассказе бывшего старшеклассника в 80-е годы. Он обнаруживал среди самых для того не устроенных, внешне, людей, соратников по преклонению – почитателей Джона Леннона и иже с ним.
И я, в который раз, обнаружила в себе полную «несоветскость». Все люди – как люди. По крайней мере, в моем окружении. Одна я, как, впрочем, меня и называли, белая ворона.
Все советские дети - мои ровесники мечтали быть космонавтом. Я же, лет девяти, оказавшись проездом в Москве, увидела за чистым-чистым стеклом новенького газетного киоска чистенькую старушку, читающую газету в ожидании покупателей прессы.
В ту пору мои родители выписывали огромное количество газет и журналов (за денежки, между прочим). А она, сидя на работе – в чистоте и в тепле – читает это все бесплатно, и самая первая, и на выбор! До сих пор помню, как подобно вырвавшемуся фонтану салютного огня, засверкала мечта стать, оказавшись пенсионеркой, продавщицей периодической печати.
Мне было по-пионерски стыдно, что я никогда не мечтала быть космонавтом. Им-то хорошо мечтать о полетах, когда они из родных мест никуда не ездили, а у меня каждое лето было наполнено короткими и длинными перелетами, поездными или автобусными вояжами: папа-офицер, служил по всему Дальнему Востоку. А в отпуск мы ездили на украинскую родину всех наших предков, но это – после того, как мы самолетом же заезжали на летние сессии в Благовещенском пединституте. Мама училась на химика и биолога, папа – на историка. Причем оба – на одни почти только пятерки!
Нас с мамой и сестрой смертельно укачивало в самолетах, особенно при постоянных воздушных ямах над Тихим океаном. А на Сахалине мы прожили шесть лет, вместо обязательных для офицеров пяти.
Таким образом, я могла мечтать быть разве что парашютисткой, чтобы во время полета в пропитанных рвотным запахом и болтающихся, как по волнам в шторм, самолетах, выпрыгивать из них наружу. Но уж, никак - не в космос…
С Битлами у меня тоже «не сложилось». Разумеется, слушала и знала, но без фанатизма. Это грустно началось с того, как, оказавшись в последние два года ученичества в не гарнизонной школе, среди гражданских детей, я узнала, что бывают спекулянты.
До сих пор без омерзения не могу слышать это слово, вот где – поле для специалистов по фоносемантике.
Сосед по парте однажды шепотом мне сообщил, что, в благодарность за регулярное списывание у меня, он мне даст магнитофонные бабины с концертами Битлов, которые ему, якобы, привозит папа из загранки.
И еще более глухим шепотом добавил, что за переписывание одной бабины люди платят 15-20 рублей. Это в 1974-м году, когда рубль был рублем. А мне он их будет давать бесплатно, но с одним преобязательным условием: не давать переписывать никому.
Посему, с первыми звуками легендарной группы, я испытываю брезгливую липкость…
На втором курсе университета я вышла замуж за однокурсника, у нас постоянно стали бывать наши друзья-студенты и одноклассники моей младшей сестры-десятиклассницы. Узнав, что у меня есть все концерты всеобщих идолов, приходили в дичайший восторг, причем, их эмоции, что я с особым прискорбием фиксировала, были шаблонно одинаковы, не зависимо от пола, возраста, образования и интеллекта!.. И растянули, естественно, все до одной…
Еще печальнее мое «непреклонение» перед гением са-мо-го Владимира Высоцкого.
Оканчивая университет, мы с друзьями, четырьмя семейными парами, все, кстати, с одного курса, после вечеринки ночевали в большом пригородном доме.
Один из нас после восьмого класса окончил мореходку в Одессе. В тот период там регулярно пел Высоцкий на открытых площадках, где его записывали счастливые обладатели магнитофонов, чтобы перепродавать остальным…
Всю ночь мы слушали эти шедевры. А поскольку – в Одессе, на открытом воздухе, то и тексты - соответствующие запросам толпы. То есть, не те, которые мы знаем по пластинкам… Совсем даже не те… И слова не те, что на пластинках и с экрана телевизора...
Еще одна мечта прошла мимо меня. Одна одинокая дама пятидесяти с чем-то лет, услышав мою просьбу к ней перезвонить попозже, ибо я в тот момент жарила своим домашним блины, с придыханием воскликнула, что сама ужасно мечтает хоть кому-нибудь пожарить блинчики.
- Ой! Не прививай мне комплексы, пожалуйста, - прервала я её - С 19-ти лет пребываю в хронических замужествах, потому ни разу не мечтала пожарить кому-то что-то. Не хочу тебя разочаровывать, но жарить надо три раза в день, и, что еще больше тебя удивит, каждый день. Увы...
Это при моем хобби готовить и вкусно кормить домашних.
С сексом у меня, опять же… Не читала – не знаю, в отличие от Новодворской. Все времени не выберу. А, потому, избавлена грёз даже быть зачисленной в Союз Девственниц России. Во где, должно быть, веселуха!!!
Так и живу, постоянно пребывая в радостной мечтательности, но - не «как люди».
И слава Богу!!!
УМЕРЛА БЕЛЛА АХМАДУЛИНА
…Состояние ужаса, просто вся – в тисках.
Весь тот день была занята, только в час ночи вырвала комп у мужа, мой умре. Несколько раз за день задавала ему вопрос: «Я пропустила что-то в новостных программах. Кто сегодня умер?!». Он смотрел на меня с удивлением, смешанным с усиленным ужасом.
И вот лезу в Интернет, в новости РФ – умерла сегодня Белла Ахмадулина.
В июне – Андрей Вознесенский, теперь вот она. А ведь смены-то нет…
Ушла целая эпоха.
Но в шок меня ввели комментарии современников сразу после статьи, сообщающей о потере!.. Откуда в них столько злобы, и на кого – на литератора…
Страшно жить…
Быть знаменитым – не красиво?!
Нет, это – огромадный риск.
Ушел поэт, из тьмы спесиво
Издал дикарь крысиный писк.
Шипит, не знавший ни строфы
(Из книг осилив две раскраски),
Смотрел футбол, вскочил с софы -
Срывать с души кривые маски!!!
Вещал поэт, свет лил писатель,
Иметь всегда свой голос смел,
Чтобы охаял обыватель…
И все ж, спасибо тем, кто пел!
…После статьи о Белле Ахмадулиной, вызванной ее смертью, посыпались такие мерзости в рубрике «Обсуждения», что я до сих пор в себя не пришла. Кстати, спать ушла только в 4 часа 20 минут.
«Умерла татарская поэтесса» - вопль кретина. Еще бы: остальные-то - в доску русские!
Потомок арапа Пушкин, внебрачный сын чеченца Лермонтов. В наш век: Ахматова, Пастернак, Мандельштам… Русские ребята. Ближе: Рождественский, Вознесенский, Бродский, Симонов… Евтушенко выбивается из этого ряда, но и к русским не примкнул.
Да еще и «вышли из гоголевской «Шинели»».
Кстати, среди известных мне и просто знакомых — без коктейля кровей только предстоящие мне четыре рода украинцев, но после нас тоже пошли разные...
Когда бы не Ахматова,
Позднее - Ахмадулина,
Словами-ароматами
И рифмами-ходулями
Не очищали русскую
Речь, грязно матершинную,
Она бы стала узкою,
Свилась в возню мышиную.
Но нежный вкус российской речи
Арапа правнук развивал.
(Прославил, без противоречий,
Россию Айвазяна бал!).
Хлебать холопам сирым
Доныне б щи лаптем,
Случись мусьям и сирам
Пройти другим путем.
Княжить варягов приглашали,
Затем – из Киева князей.
Они, не будь там местной швали,
Страну подняли б из грязей.
Потом Романовым Европа
Жен поставляла для двора.
Но все есть: попа - для холопа…
Но мне заканчивать пора.