Пышно пенился блеск мрака ресторана,
Кровь грызет туйон и пьяная полынь
Безвольно, ленно, только бесконечно рьяно.
Мерзлая вода… струя… мутнеет… и в стакане void,
Которая, смочив гортань, белесостью стекает.
Мозг – шкатулка, я нетерпеливо жду… с главой
Расстаться, к мертвым улететь, нектар впивая.
А шкатулка разевает жадно рот и этим ртом
Стеклянный жемчуг, гребешок и розовые мази,
Чавкая, жует, не сплевывая, влажным табаком,
Слюнявит с радостью и драгоценности, и грязи.
Будто раненный в живот солдат, и ужас, страх, испуг:
«Ааа, Мама, Мамочка!!» - так я кричу, когда бутылка
К концу подходит и поверхность ближе к дну,
А я еще не пьян, не пьян, как в комнате пылинки.
Я жду когда на потолке кипением займется океан,
И люстра странно превратится в дьявольское око,
Путь официанта в дьявольский язык застлан
Чадящей падалью. Я улыбнусь перед лицом порока.
Пусты карманы, допиваю пятый, с сожалением, стакан,
Злорадно улыбнулось, оголившись, дно… другого
Сока больше не куплю, и разверзается пасть ран.
Я знаю, вдохновение приходит лишь с седьмого.