Глава униженных и оскорбленных пошел разбираться. Сосед, сунув пузо в приоткрытую дверь, с печатью обреченности на лице, посмотрел на гостя и произнес:
- Ты, Лоханкин, посуди сам: чего тебе волноваться? У тебя потолки подвесные есть?
- Нет.
- А кафель имеется? Тоже нету? Ну вот. А меня одних ковров - на три тыщи зеленых настелено. Ты представь масштаб разрушений!
- Так это… не у вас же разрушения?..
- Так вот и радовался бы! Что не у меня! У меня-то вся вода в ванной осталась… А тебе что – раз-раз – побелкой мазнул – и новая кухня, - сосед довольно ухмыльнулся и собрался закрывать дверь.
- Э-э-э! А ущерб возместить? – ухватился за соседское пузо Лоханкин.
- Да какой там твой ущерб! Ни ковров, ни потолков подвесных!.. Хэ-хэ! – ответил сосед и хряснул дверью.
И тут Лоханкин понял: переполнилась чаша его терпения. Пробил час!
- Трубить общий сбор! – крикнул он, чеканным шагом входя в квартиру. Дети в восторге заверещали:
- Война!
- Война! – подтвердил Лоханкин.
- Ты чё, Лоханкин? – спросила супруга.
- Мы идем на войну, - твердо ответил ее муж, горя глазами. – Батальо-о-он! Строй-ся! Равнение нале-во! Ать-два!
Лоханкин с удовлетворением окинул командирским взором семейство, выстроившееся в шеренгу: худую и высокую жену Василису с мокрой половой тряпкой в руках, десятилетнего сына Василия, названного в честь матери – с двумя пластмассовыми пистолетами и одной саблей и дочь Валентину восьми лет от роду, вооружившуюся барабаном.
- Враг, - зычным голосом заговорил Лоханкин, заложив руки за спину и прохаживаясь вдоль строя своих солдат, - нарушив предварительные договоренности, вероломно напал из-за угла! То есть – с потолка!
Василий смачно шморгнул носом, восхищенно глядя на отца.
- Наш батальон получил приказ: стоять насмерть! До последнего солдата! Отомстить за Родину! Ура?
- Ура-а! – грянули бойцы.
- Солдатушки! – перешел на душевный тон Лоханкин. – Но пасаран! – он заметил непонимание на лицах соратников, – То есть: дадим отпор захватчикам!
- Ты скажи, что делать будем, - проявила практический ум супруга.
- Благодарю за рацпредложение, майор Лоханкина! Встать в строй!
- Служу Советскому Союзу!
- Вольно! Цель наша будет такой: выманить врага из его владений и ударить в слабое место. В тылы! Василий! Пойдешь первым. Твоя задача: лишить противника душевного покоя путем нанесения малого, уголовно ненаказуемого ущерба вражескому имуществу.
Через пять минут враг, он же сосед Пятаков, услышал призывный вой своей новенькой «Ауди», стоявшей под балконом, выходящим на проезжую часть. Выглянув в окно, он схватился за тот кусок жира, под которым, предположительно, находилось сердце: вся его красивая, драгоценная, ненаглядная машиночка, была облеплена возбужденно переговаривающимися голубями. Сволочные птицы со всей дури лупили клювами по кузову и стеклам и на матерные крики Пятакова никак не реагировали.
- Рядовой Лоханкин, задание выполнено?
- Так точно! Враг частично выведен из строя! Не меньше чем на час! Уехал на мойку, – отрапортовал Василий, ухмыляясь. – Машина обмазана клеем, и на клей, как и было приказано, насыпано вещество № 1, оно же «Просо».
- Отлично, рядовой Лоханкин! Получаешь звание прапорщика!
- Па-а-а, я хочу лейтенантом быть!
- Ладно, получаешь лейтенанта. Задача № 2. Работаем над выманиванием второй вражеской половины… Барабан не помешает.
- Катя-Катерина, эх душа! До чего ж ты, Катя, хороша!.. – вопил, стоя под балконами, выходящими во двор, Василий. Плечом к плечу с братом стояла Валентина, с серьезным лицом отбивая дробь на барабане. Немного не в такт, но это ничего, все приходит с опытом...
- Ягода малина! Катя-Катерина!
- А я вовсе не колдунья, я любила и люблю! – вступила с душой Валентина…
На всех шестнадцати этажах открывались окна. Жильцы с разной степенью раздражения требовали унять детей.
- Заткниииитесь! – высунулся в окно вечно не высыпающийся дядя Петя с третьего этажа.
- Мы не можем, - тоненьким голоском пояснил Вася. – Нам незнакомый дядя сказал, чтобы мы спели для тети Кати, из двенадцатой квартиры. А если не будем петь, он нас побьет!
- Да! – подтвердила Валентина. – Сказал петь, пока тетя Катя к нему не придет. - ...грешную любовь мою! – грохнули оба.
- Катерина, блин, душа! Выйди и разберись! Мне в ночь на работу идти, блин! – заорал вечно не высыпающийся дядя Петя, высунувшись со своего третьего этажа, чтобы заглянуть на второй, к адресатке серенады.
- Лиза! Еще вчера мы были с тобой! – подвывали дети с трагическими лицами. Барабан помогал глубже проникнуться грустной судьбой героини песни…
- Какой такой «дядя»? Я женщина замужняя, я ничего не знаю! – томно повиснув на балконных перилах, сообщила всем желающим слушать мадам Пятакова.
- Ты, блин, Катька, делай что хочешь, хоть со своим свинорылом разводись, хоть так – а только если они не заткнутся, я сам твоего мужа вдовцом сделаю! – объявил дядя Петя.
Дети поняли, что дело почти на мази, и рявкнули изо всех сил:
- Ах, какая женщина, кака-а-ая же-энщина! Мне б таку-у-ую!
- Ладно! Я иду! – объявила мадам Пятакова. – Ведите, где ваш дядя!
- А теперь, мать, наш выход! – шепотом сказал Лоханкин, когда вниз по лестнице, в меру, с достоинством спеша навстречу тайному поклоннику, проплыла мадам Пятакова, щелкая шлепанцами по твердым пяткам. – Все готово?
Лоханкин вышел на балкон и выглянул. Все окна, на сколько хватало взгляда, были пустыми, во дворе тоже ни души – как и планировалось, в данный момент жильцы дома № 10 по другую сторону дома наблюдали за потенциальным адюльтером.
Супруга Лоханкина притащила и вручила мужу длинный резиновый шланг, который закупался для использования на даче, но еще туда не доехал:
- Я подергаю, когда готово будет, - шепотом сказал Лоханкин, и жена ушла к пульту управления, а сам главнокомандующий начал со шлангом в зубах карабкаться на перила. Наконец забрался, выровнялся, схватился одной рукой за балкон Пятаковых и осторожно заглянул внутрь. Ковров, действительно, настелено было немало…
Лоханкин взял в свободную руку шланг, просунул его сквозь балконную решетку поближе к открытой двери в комнату, легонько три раза дернул – и настоящий фонтан ударил из хорошего, новенького, резинового шланга! Не зря покупал! Да-а!
- Вот тебе потолки подвесные! – с ненавистью шептал Лоханкин, вертя шлангом, - Вот тебе ковров на три тыщи зеленых! Вот тебе, гад, моя побелка!!!! Вот тебе, скотина, масштаб разрушений! Наше дело правое! Будешь знать!
