I.
Осень надела на город серую шляпу неба.
всюду снуют авто и нигде не увидишь кеба.
Хлопают громко двери, входящие ищут, где бы
можно спокойно сесть и подбить, наконец, итоги
вздохам, подвохам, деньгам и мелким интригам? Боги
бросили город давно и, если не всем, то многим
стало удобнее жить в безбожии общежития –
нет ни добра, ни зла – важны только события.
Вера, любовь и страх, как грех, подлежат сокрытию.
II.
Рухнул век на Охотном за серой лентой забора.
Идол останкинский выше любого собора.
Всюду реклама вопит и, видимо, очень скоро
ТВ - каналы заменят веру, а также взгляды.
Кто - на обедню в церковь, а кто в ряды и отряды
Благо очень удобно - враги и святыни рядом.
Очевидно империя – прежде всего, столица.
Запад – Восток, а между ними двуглавая птица –
Россия, то ли гОрлица, то ли орлица.
III.
Тьма вечерами бежит с площадей в переулки
Эхо в парадных становится мрачным и гулким.
Кошками пахнет – выходят коты на прогулку.
Кто-то фонарь разбил, аптеки поблизости нету,
Снега нет тоже пока. Ну, что напишешь об этом?
А Тверская-стрит манит блеском витрин и светом!
Это проще стихов и больше понятно народу.
Пушкин потупился. Страшно. Одет не по моде,
черный к тому же… легко схлопотать по морде.
IV.
Кончилось пиво, пена стекает по мокрой кружке,
тянет домой, прилечь под тёплый бочок подружки,
тем более к пиву - не раки, а только сушки.
Сгинула ночь, как век. Фонари прищурились косо
на голубей, меж столами жадно клюющих отбросы.
Люди бредут – тела их одеты, а души босы.
Идут, словно знают – куда, зачем и откуда?
Неразличимы в толпе ни Христос, ни Аллах, ни Будда.
Только все души – живые, и каждая жаждет чуда.
