Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза. Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман, можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза». Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров. У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.

К авторам портала

Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.

Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.

Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.

С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.

И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8

 

Стихотворение дня

"партитура"
© Нора Никанорова

"Крысолов"
© Роман Н. Точилин

 
Реклама
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Сейчас на сайте
Всего: 197
Авторов: 0
Гостей: 197
Поиск по порталу
Проверка слова

http://gramota.ru/

I
Я сидел на обочине, в начинавшем таять снегу. Нет, не из-за того, что мне нравится быть мокрым, просто я поскользнулся. Упал и заплакал. Мне стало очень себя жалко. Ну и кто во всём этом виноват? Да, никто, кроме меня самого. Даже парни знакомые говорили, что убегать из дома в зиму просто глупо. Бегут в апреле или в мае. Впереди тепло, лето, фрукты. Можно податься на юг и провести лето у моря. Гуляй, купайся, наслаждайся. В садах фрукты, отдыхающие добрые люди. Всегда помогут или копейкой, или куском хлеба. А хлеб и виноград - это уже и завтрак, и обед в одном лице. Только это всё мечты и несбыточные прожекты.
Я убежал в зиму. Мне уже пятнадцать, но выгляжу намного старше. В прошлом году, когда меня поймали, то подумали, что я кошу от армии, поэтому и прячусь. Но потом выяснили возраст и даже хотели отпустить, только всплыло заявление мамаши о моей пропаже. И меня отправили домой. Хотя, как наш сарай можно назвать домом? Только условно. Четыре стены. Печь в углу и печь с улицы. В одном месте. Зимой топим внутреннюю, а летом - наружную. Зачем? А приготовить поесть. Мать у нас работящая. Дома почти не бывает. То на заводе, то на смене. Потом в гараже. За дворника и уборщицу. Оттуда и приносит в дом, как аист, братьев и сестёр.
Нас уже десятеро, а маме только тридцать пять. Насколько она ещё в состоянии увеличить нашу семью? Гараж большой и папок там много найдется. Только он вначале папка, а потом в командировку и адью. Ищи ветра в поле. Ну нет. Я не осуждаю. Девять братьев и сестёр – это здорово, только голодно. Вместо школы - пеленки, за уроки - кормёжка. Хорошо, что хоть читать и считать научился в те редкие деньки, что выбирался в школу. Да мне этого хватает. Газету читаю спокойно. Один из папок подарил нам старый телевизор. Вот я и выискиваю по программе, где есть мультфильмы, чтобы включить малышне.
Подрос и меня на домашних делах сменила Людка. Сестра. А я с десяти лет на стройке, в подсобниках. Принеси – подай, иди на хрен – не мешай. Это официальное название моей должности в нашей бригаде. Мужики здесь крепкие. Умелые и загорелые. Всё умеют и могут. Правда, платят не много, жадничают. А как выпьют, то и в морду могут дать. Этого не жалко. Бери вдоволь.
Я, когда ещё подрос, хотел было сдачи дать. Да так нарвался, что два дня выходных так и не поднялся. Пролежал на стройке до понедельника. На поддонах. В понедельник пришли и домой переправили. Тогда-то я и сбежал первый раз. Гулял. Смотрел. Даже в школу зашел. Хотел на уроках посидеть. Но в моей строительный форме не разрешили – «Парту испачкаю». Вызвали милицию и вернули домой.
Опять дом – работа. Целый день носишь кирпичи и раствор. Вечером пришел, два пакета «Мивины» и на пол. Спать. Мы все спим на полу. И мать среди нас. Она в середину. Младшие ближе к ней. А мы с Людкой замыкающие. Только она со стороны печки, а я со стороны холодной стены. Да не жалуюсь я. Рассказываю предысторию.
Как-то на стройку к нам заехал дядя Витя на самосвале. Дверь открылась, и водитель просто выпал из кабины. Настолько был пьяным. И вот, лёжа на земле, еле ворочая языком, объяснил мне, как выгрузить из кузова кирпичи. А потом, опустив кузов и усадив самого дядю Витю в кабину, довёл машину до гаража. Мне очень понравилось ездить за рулем. Хоть и получил много матюков и затрещин. Было очень интересно и познавательно. Потом, в другие разы, когда дядя Витя пил, то мне часто приходилось водить его машину. Так я и выучился ездить и стал под его руководством заезжать на кирпичный завод под погрузку и на стройку для выгрузки. Свободно ехать вперёд и сдать назад. Я уже говорил, что выглядел старше своих лет и был выше ростом многих своих сверстников. Из-за этого и не было проблем в кабине автомобиля. До педалей доставал и руль не закрывал обзора.
II
Я сидел на обочине, в начинавшем таять снегу, а мимо катили машины. Вот проехала машина милиции. Не обратили внимания. Вот и хорошо. Славненько. Сдохну тут в этом снегу. А вот машина скорой помощи. Едет медленно, не спеша. Врач даже не смотрит в мою сторону. А, нет. Глянула. Красивая. Но так, вскользь, безучастно. Проехали. Десятки. Сотни машин, спешащих по своим адресам. А вот вкусно пахнущий "пирожок". Повезли горячий хлебушек. Как же он вкусно пахнет. Аж желудок свело. Слезы покатились по щекам еще быстрее. Никому до меня нет дела. Во всём мире один. Брошен и никому не нужен. Живой труп, о котором никто не знает. Не помнит и не вспоминает. Один.
Би- бип.
Рядом встал грузовик, я даже и не понял, что это за марка. Вроде «ЗИЛ», хотя может и «ГАЗ». Очень уж старая машина. Металлолом. Хлам на колесах. Но едет сам.
Дверь открылась: «Прыгай быстрее», – раздалось изнутри.
Вылез из сугроба и сел в машину. С улицы даже непривычно. Темно. Плохо разглядел водителя. Хотя можно было и не разглядывать вообще, в куче этого тряпья, в котором притаился маленький, сморщенный мужичок.
- Ты свободен сегодня. Составь компанию.
Растирая замерзшие руки в тёплой кабине, ответил:
- В ближайшие свои сто лет я как стрела на взлете - лечу в небо, но всё равно упаду на землю.
- Да ты философ.
- Я как воробей в сарае – времени, места и сил много, да улететь никуда.
- Какой я молодец.
- Вы или я?
- Я, лопух. Нет, ты лопух, а я молодец.
- Это почему же?
- Что почему? Почему ты лопух?
- Да! И от чего вы молодец?
- Я молодец от того, что нашел себе болтуна, который будет меня развлекать. А ты лопух, потому что оказался в неподходящее время и в неподходящем для тебя месте.
- Ой, вы дядя говорите загадками. Чем же мне грозит общение с вами?
- Да просто ты теперь добровольный раб.
- Я не раб. Я свободный человек. Куда хочу, туда и иду. Если мне надо и из машины выпрыгну на ходу.
- В том-то и дело, пацан, что, если захочешь, а я тебе сказал «добровольный раб». Ты сам не хочешь уходить отсюда.
- Но и вы меня не услышали. Я же сказал, что не раб и уйду в любой момент.
- Не уйдешь. Здесь тепло. Вон, возьми в сетке над головой, кусок хлеба и колбасы. Видишь, здесь и не голодно. Чай в термосе, подушка под тобой. Куда же тебе идти. Поел, тепло, и ты в дороге. Всегда много интересного. Нового. Спи. Потом поговорим. Я сделаю печку сильнее, и твоя одежда высохнет.
Последние его слова уже дальним эхом тонули вдалеке. Сыт и тепло. О чём ещё можно мечтать одинокому. Ночь.
Открыв глаза, я даже не понял, где я и что я. Такого теплого и уютного жилья у меня не было отродясь. Даже в кутузке, в милиции, когда меня поймали год назад, было холодно. А здесь рай земной. Всем своим телом я чувствовал это тепло. Одежда просохла. В сытом желудке мирно урчало и булькало. Это ли не счастье для меня. Такое счастье, которое не в состоянии понять ни один домашний подросток. Тепло. Еда. Крыша. Мои мечтательные мысли прервали:
- Ну ты горазд спать. Весь день и пол ночи. Удивил. Я даже пару раз слушал, не сдох ли ты.
- Ой! Кто вы?
- Кастрюля.
- А где вы?
- Да тут же. Смотри прямо, а не по сторонам.
В ворохе тряпья сидел небольшой, высохший как урюк (сушеный абрикос), мужичок. Всё его лицо- это сплошные морщины.
- Ну наконец-то можно сделать печку потише. Я уже запарился тебя отогревать. Вот сейчас тронемся, и ты будешь рассказывать мне новые истории. Заводимся.
Машина и правда, как-то запыхтела, задрожала. Дядька зашевелился в своём ворохе тряпья. И... Мотор взревел. Слегка качнувшись, авто неизвестного типа, медленно покатилось в темноту. Щелчок, что-то мигнуло, и два луча света устремились вперёд. Вдоль по набегающей дороге. Мы едем. Куда и зачем? Да не всё ли равно. Тем более, что мы уже уехали далеко от той кучи снега, где я сидел и плакал.
- Давай, ври свою историю. Как и почему ты оказался в рабстве.
- Дядечка, ну как вот так вот вы называете, что я в рабстве. Я из дома убежал, чтобы быть свободным, а вы мне про рабство твердите.
- Ты дурачок. Это дома ты был свободным. Мамка несла за тебя груз ответственности, а тут ты от всего сам зависишь. Есть, где ночевать, от закона спрятаться. Вот сознайся, у тебя же этих проблем не было? Всего-то мамка заставляла тарелку за собой помыть и пол подмести. А ты не хочу- не буду.
- Ничего-то вы не знаете, и даже судите обо всём.
- Ты расскажи. Облегчи душу. Тебе проще будет и мне интересно. Дорога короче, когда хороший собеседник. Для этого я тебя и подобрал.
- Ну если хотите, то слушайте ...
И начал я рассказывать свою историю. Про много братьев и сестёр. Про отцов, что никогда не видели. Про маму, что выглядит в свои тридцать пять, как пятидесятилетняя старуха. В общем всё то, о чём я вам поведал ранее. Только приукрасил конечно же. Типа на жалость надавить. Чтобы этот старый дед меня не выкинул на улицу.
Так мы ехали. Три дня и три ночи в пути. Нет. Конечно же не всё время. Я даже первый раз испугался. Стук, где-то сзади. Бум -бум -бум -бум. Машина замедлила ход и встала у обочины.
- Дядечка, можно в туалет, по-маленькому?
- Подожди. Сначала ливер и потроха, а уж опосля мы.
- Чего?
- Сиди говорю. Жди.
И через некоторое время.
- Всё. Ты со своей стороны, я со своей. И делай все свои дела. Я, отдельно для тебя, останавливать не буду. Не спеши, подожду. Ступай.
Я выпрыгнул из машины и присел сразу за первыми кустами. Уже очень хотелось, но как-то неудобно было говорить и просить по такому поводу. Сделал все свои дела. Быстро запрыгнул в тёплую кабину. Ноги уже были мокрые. Я всё же влез в тающий сугроб на обочине. Дядечки еще не было, и я стал рассматривать его рабочее место.
Руль обтянут мохнатой овчиной. Пальцы так и тонут в тепле. Мягкие подушки, а педали сильно удлиненные, как вроде для коротконогого человека.
- А ну, не тронь ничего!
Раздался резкий крик, и я отпрянул в свой угол кабины.
Прыг. Прыг. И дедок уже сидит за рулем.
- Ну что, нравится мой боливар? Я его сам собирал, нашел раму и кабину. Купил большую просторную будку. Обустроил там хорошую квартирку. Думал сам буду. Но по случаю достал движок и колёса. Теперь вот сдаю комнату на колёсах.
- Так что, в будке уже люди живут?
- Не люди. Потроха и ливер. Люди по домам живут, а эти с места на место скачут. Табор. Там купили, здесь продали. Цыганва. Голбин во главе.
- Может, Гоблин?
- Может. Кто ж его знает. Главное, он мне не докучает, платит исправно. Но самое лучшее – мы всё время в дороге. Дорога – это жизнь. Пока ты едешь, ты живешь. Пока я еду, я живу. Кончится дорога, кончится и жизнь. Я умру.
- Ой, не умирайте, дедушка. Что я тогда делать буду? Куда мне то податься?
- Не ссы, Малёк, я ещё нигде не видел, чтобы дороги кончались. Так что я вечный.
- Ух ты ж. А сколько вам лет?
- Да кто же его упомнит? В войну я родился. Давно это было. И не помню ничего. Ну да ладно. Мы едем, а ты не прерывайся, рассказывай далее. Родила мать тебе третью сестру...
- А ну да...
И я продолжил.
Вот так мы и ехали. Могли еще остановиться.
Нам раз принесли кастрюльку каши. Такой чумазый пацаненок, лет семи.
- Э -э! Руслан! Скажи, со мной Малёк едет, порцию надо увеличить.
И мальчишка, сбегав в будку, принес еще одну кастрюльку с кашей.
Еда была отменной. Гречневая каша с настоящей тушёнкой. А когда поели и вернули свои кастрюльки, то нам принесли десерт. Гречку со сгущенкой. Или даже, скорее, наоборот. Сгущёнки было очень много. Я ел, аж давился. Такая вкуснятина. А потом был еще термос с горячим мятным чаем. За такую кормёжку можно и поработать. Ха. Вы же не думаете, что я дурачок, и буду уверен, что меня катают на машине, хорошо кормят и всё это за то, что я водителю буду в дороге рассказывать байки. Каждое благо, коим ты пользуешься, оплачивается или деньгами, или твоим трудом. Уж это я выучил как два плюс два. Но я готов работать. Если будет очень несносно – просто сбегу, но пока что мне нравится.
На третий день мы приехали. Куда? В смысле куда? Да мне всё равно куда. Дед-Кастрюля сказал, что мы приехали. Машина встала.
- И что нам теперь делать?
- Сиди и жди. Подойдёт Голбин и скажет.

Ждали недолго. В зеркало, с правого боку, я увидел, что двери будки открылись и оттуда вышло много женщин и детей. Вышли и пошли в ворота рынка.
- Три часа ты свободен, Кастрюля. Но не опаздывай. Нам к выходным надо обратно вернуться. Паром уже пришёл. Вот деньги.
Пока я смотрел в зеркало, слева подошел глава семейства и говорил с дедом.
- Это кто рядом с тобой?
- Малёк. На дороге подобрал.
- Смотри, чтобы он много не болтал. А так пусть живёт.
- Молодой, сильный. Он нам пригодится.
- Смотри дед. Они молодые наглые. Чтобы не пожалеть потом. Езжай.
Машина завелась и поехала. Но не далеко. Меньше километра. Встала возле автомагазина. Тут-то я и рассмотрел деда. Телом он был, как и все, а вот ноги были коротковаты. Так вот для чего удлинённые педали. Через 10 минут он вышел с большим кульком и канистрой масла в руках. Мы отъехали в первый переулок и занялись техническим обслуживанием. Дед рассказывал и показывал прутом, что крутить или менять. Я делал. Но это не работа. Это познавательно и интересно. Слили масло в тазик, сменили старый фильтр на новый. Проверили уровень, слили масло в бочонок за кабиной. Убрали инструменты и поехали обратно.
Голбин стоял возле большой кучи сумок, заложив руки за спину.
- Успел, Кастрюля. Молодчага, не подвел. Подъезжай.
Старик лихо развернул машину и задом подъехал к куче сумок.
- Малёк, иди помогай.
Я выскочил и побежал назад. Но помогать сразу не получилось. Сначала в машину влезло шесть женщин и четверо детей, только после Голбин указал на сумки. Я стал их быстро закидывать в двери фургона. Да так быстро, что женщины внутри еле успевали оттаскивать их в сторону. Гора быстро уменьшилась, а вскоре совсем исчезла. Голбин достал из кармана рубашки сотенную и дал мне.
- Хорош, Малёк. Заработал. Скажи деду поехали.
Он по ступенькам залез в будку и закрыл двери. Я побежал к кабине. Странно всё же. Хоть конечно будка и большая, но где они там все помещаются? Семеро взрослых с детьми и такая гора сумок.
- Ага, а я вот что заработал.
Похвастался я деду, размахивая сотней, но тут же и поплатился за свое хвастовство. Дед выхватил денежку, и она вмиг исчезла в его тряпье. Я даже и не понял, где точно. Иначе забрал бы.
- Верните. Это мне дали. Я такие деньжищи ещё никогда не получал.
- Не верну. У меня целее будут. Вот когда надумаешь уходить, скажешь, тогда и отдам. На ерунду всякую потратишь, а я сохраню. Потом семье своей поможешь.
III
Я сидел на обочине, в начинавшем таять снегу, и плакал. Передо мной в воздухе мельтешила сотенная купюра, а поймать её у меня так и не получилось.
Проснулся в плохом настроении. Машина медленно катила по дороге. Был ясный день. Солнце нещадно светило. Всё таяло, а крыша кабины была раскалена чуть ли не до красна. Голову припекало.
- Ты все еще дуешься? А зря. Скажи, зачем тебе деньги. Конфет купить? Тебя сгущенкой балуют. Будет праздник и конфет дадут. Голбин не жадный, но строгий. Делай всё, что он скажет и тебя не обидят. А теперь расскажи, как ты впервые из дома убежал?
Я нехотя начал рассказывать, но потом увлекся и начал брехать на полную. И денег я заработал много, и девчонки меня любили. Да много чего намолол. Не жалко. Он же меня не пожалел. Обобрал.
Ехали. Ели. Останавливались. Только, правда, я не видел, чтобы дед спал. Может успевал, когда я дрых? Пробовал притвориться спящим и подловить его – неудачно. Не спит он и всё тут. Да ну и ладно. Мне-то какое дело.
Вот когда приехали, началось интересное. В городе «П» к кабине подошел Голбин:
- Пусть Малёк поможет разгрузиться и до вечера все свободны.
- Иди, помогай, придёшь к шести вечера. Опоздаешь, уеду без тебя. Вот тебе десятка, на еду. Не воруй, а то посадят. Голбин не спасет, наоборот, завалит. Ему проблемы не нужны. Гуляй.
Я хотел было заикнуться, что он у меня больше взял, да подумал, что если хорошо поработаю, то без денег не останусь. А на рынке всегда работа найдется. Принеси, подай, убери.
- Малёк не спи. Уже утро в самом разгаре, торговля не ждёт.
Стал помогать выгружать сумки и раскладные столы, стулья. Расставил всё это. Сумки расставил по всей длине. Женщины стали раскладывать товар на прилавки. Образовалась очередь. Здесь явно их ждали.
- Малёк, держи за помощь. В семь вечера выезжаем.
И я отправился гулять по рынку.
Как и говорил, работать нашлось вдосталь. Кто едой рассчитывался, кто деньгами или фруктами с овощами. К пяти часам, когда базар стал затихать, я таскал за собой кулек с едой, да и в кармане не звенело, а шелестело, приятно согревая душу.
Подойдя к машине увидел, что сумки наполовину пусты. Торговля уже не идёт и женщины собирают товар, складывают столы.
- Голбин, вот возьми, тут продукты, я не украл. Заработал. Поделите на всех. Тут и сладкое есть- детям.
- Малек! Да ты толковый парень. Сразу внедрился в систему. С тобой можно иметь дело.
- Я на улице рос. Ребята всему научили.
- Хорошо. Сбегай на ворота рынка и приведи сюда мою мать. Она должна там гадать. Сама она плохо видит, но хорошо умеет говорить. Ей все верят. Давай, веди ее сюда и будем собираться в путь. Надо ехать. Нас ждут в другом городе.
Я побежал на край рынка. В воротах и правда сидела седая, полуслепая старуха, а рядом с ней девица лет двадцати пяти.
Девица слушала слова старой колдуньи и наматывала слезы на кулак.
- Бабушка, меня за вами послали. Пора ехать.
- Ну вот и всё, дорогуша. Позолоти мне на дорожку руку, и я наговорю на дым для тебя лучшие заклинания и пущу это всё на ветер. Дым растелится туманом над полем и тебе полегчает. Он, вдохнув аромат любых цветов, вернется к тебе. Девушка достала из лифчика несколько купюр и передала старухе.
- Иди детка. Всё уладится. Через месяц я на этом же месте жду тебя. Мы продолжим. И обращаясь ко мне:
- Веди, Малёк. Сынок уже заждался. Ты парень толковый, но слишком уж молодой. Не спеши делать дела. Обдумай в начале. С нами хоть годок покатайся. Ума разума наберешься, тогда действуй. Хотя, где тебе, не утерпишь ... Опять в снегу окажешься.
Мы довольно быстро дошли до машины. Голбин сидел возле стола, доставая из кулька скомканные деньги, разравнивал и раскладывал по разным стопкам.
Старуха тоже стала доставать деньги из юбки, из кофты, из карманов, да отовсюду.
- О! Мама, вы тоже неплохо поработали.
- Да сынок. Тяжело жить стало людям. Одиноко. Они хотят быть обманутыми, и я помогаю им в этом.
- Малёк, помоги маме и загрузите все вещи. Я подал руку и подсадил старушку. За ней полезли все женщины и чумазые дети (они, наверное, никогда не моются, всегда грязные). Когда все зашли, я стал закидывать сумки, складывать и заносить столы и стулья. Пять минуты и всё на месте. Голбин поднялся, связал резиночкой пачку денег, кинул её в кулек к другим и залез в машину. Я быстро сложил и убрал последний стол. Захлопнул двери будки, над которой из трубы уже поднимался ароматный дымок. Подойдя к кабине, заглянул во внутрь, что там и где разглядеть было невозможно. Кругом одно тряпье. Я постучал. Тряпка зашевелилась. Из середины этого хлама высунулась заспанная рожица в берете. Так вот почему "Кастрюля". Вид лица, да и всей головы, напоминал старую помятую алюминиевую кастрюлю. А берет сверху ну точно, как серая крышка. Меня это видение сильно улыбнуло. Лицо за стеклом сморщилось и скрылось в ворохе тряпья. Шевеление продолжилось и вскоре раздался металлический щелчок. Открыв дверь, я запрыгнул вовнутрь.
- Поехали. Гоблин сказал, что ты знаешь куда.
- Говори правильно – Голбин. Он обижается и тебе может не поздоровится, если услышит.
- Но мы же только вдвоём, и ты меня не выдашь.
- Не подлизывайся. На свете не бывает друзей. Во всяком случае я не встречал. А поэтому, каждый сам за себя. Человек вообще сам. Сам рождается, сам умирает, сам живет, даже, если думает, что семьёй, то всё равно сам. Очень часто родные и близкие наносят больше душевных травм, чем чужие. Считаем, что нас предали, а на самом-то деле, человек хотел выжить. Для этого все цели хороши. Выживает сильнейший. Но тут нет родных и близких. Либо ты, либо тебя.
- Что-то вы мудрёно говорите. А как вот я и наша семья?
- С тобой еще проще. Твоя мать выживает за счёт ваших отцов, ею пользуются, но и платят. Твои братья и сестры выживали за счёт тебя. Ты сбежал, не захотел быть дойной коровой, стали выживать за счёт старшей сестры: младшие доят старших. Причём здесь родство? Просто вы – способ их выживания. Сбежит сестра, найдется еще кто-либо.
- Нет. Я люблю своих младших.
- Так любишь, что сбежал. Это не любовь, а прозрение. Ты понял, что тебя имеют и ушел. Правильно сделал.
-Я... Я просто.
- Да ты не оправдывайся. Это ведь не свойственно пятнадцатилетнему парню – тянуть на себе десяток человек. Ты всё делал, но выдохся. Это нормально. Чтобы не сдохнуть, ты сбежал. Тебя поймали, но ты отдохнул и ещё целый год тянул этот воз. Опять устал и ушел. Ты должен выжить. Об этом тебе говорит твой организм. Твое "Эго". Живи. Работай. Расти. Голбин тебя хвалит. А он за здоров живёт и слова доброго не вымолвит. Ты, главное, в его дела не суйся.
В этот день был прекрасный ужин с пирожками и с печеными яблоками. Я неплохо поработал. Ночь езды и новый город. С утра повторения вчерашнего. Вечер тоже удался. Тем более, что от десятка полных сумок позавчера, еле-еле собрали две сумки. Ночью мы приехали в большой поселок. Быстро доехали и пришлось с Кастрюлей играть до утра в карты.
До обеда всё распродали и, плотно перекусив, отправились в обратную дорогу.
Так постепенно я узнал суть этого табора. Три дня едем (кстати сказать, очень медленно) в портовый город. С утра закупаем и затариваем товар. Три дня едем (из-за того, что машина или наш водитель очень старые) в дальние города и селения, где распродаем купленное. При этом женщины на дневных остановках поют, гадают и зарабатывают. Кто как может. Освобождаются только беременные. Даже старая мать Голбина приносит в общую копилку энную сумму каждый день. По национальности я их так и не понял - румыны они или цыгане, может молдаване. Да и не это главное. Одно я уяснил точно: Голбин никогда не скупился. Платил всегда щедро. Оно и неудивительно. Я сам видел, как в день торговли он складывал полный кулёк денег и нес их в машину. И, так подозреваю, что я был не единственный, кто это заметил. Но об этом по порядку.
Проездил я так с этой машиной всю весну и лето. Помогал в торговле. Зарабатывал денег. Чинил автомобиль. Делал техосмотр, качал колеса, чинил карбюратор. Голбин и Кастрюля сидели на складных табуретках и давали ценные указания, а я всё сам крутил, чистил, восстанавливал. А когда машина была готова, Голбин хвалил Кастрюлю, платил ему деньги за ремонт и за запчасти, и мы ехали дальше.
Как-то, когда уже наступила осень, я приметил в ворохе тряпья, окружающего нашего водителя, черный носок. Даже скорее гольф или чулок. Такой круглый и плотный, что напоминал человечью ногу. Сначала даже не обратил внимание, но потом, во время очередного ремонта, увидел, что Кастрюля бегает в кабину и теребит эту ногу. Тут-то, наблюдая из-за капота за его действиями, понял, что там лежат деньги. Точнее нет, деньжищи.
Представьте себе человечью ногу из бумажных денег. Ого-го! И вот, в очередной раз, когда Голбин дал мне сотенную за хорошую работу, а Кастрюля забрал, так сказать на сохранение, у меня созрел план. А не... Пока не буду вслух думать эту мысль, чтобы не нарушить идиллии путешествия. Но всё же вышло не так, как мне думалось.
- Я или ошибаюсь, или за нами правда ездит один военный Уазик. Но только по Днепропетровской области. Ни до, ни после - его нет.
Присмотрись-ка ты к нему. Правда, пока не будем говорить Голбину, вдруг кажется. Но я точно видел этот УАЗ, когда мы ехали туда.
Я стал смотреть в заднее зеркало и, через некоторое время, точно заметил малоприметный военный Уазик, который ехал в отдалении. Но он скоро нас догнал и даже обогнал, уехав вперёд. Правда, на первой же стоянке, где мы обедали, этот УАЗ стоял немного в стороне, а потом пару раз мелькнул в зеркалах заднего вида.
Ну и ладно, скажем Голбину на обратном пути. Тем более, что уже выезжаем за пределы области и они от нас отстанут.
Ещё я заметил одну особенность наших путешествий. Приезжая для торговли в определенную область (каждый раз разную), мы не заезжаем в областной центр, а едем по городам и селениям в округе или подальше к окраинам. Там товар расходится быстрее. Глухомань. Мы единственные, кто снабжает местных импортными товарами. Бывает, что у нас магазины скупают всё оптом или меняют бартером на продукты. Картофель, капуста, мясо, яблоки. Такой товар везём уже в большие города. Бартер тоже приносит большие барыши.
В одном бартер не выгоден – и места много занимает, и грязи много. А при том, что Кастрюля ездит очень медленно, то мы с этим бартером опаздываем к приходу нашего парома. И товар лежит в камере хранения, а это лишние затраты.
Оп-па! Однажды поймал Голбина за необычным занятием. Намедни мы неплохо торговали и вот, как только все стали на свои рабочие места, Кастрюля спит, бабушка ворожит, гадает и я отпущен на вольные заработки, Голбин, прихватив большую сумку, вышел из рынка. Тут и мне подвалила халтурка. Тетка на кравчучке пыталась тащить пять мешков картошки. Дергала и двигалась, пока тачка совсем не упала на землю. Сил оторвать от земли даже ручку тачки у несчастной не было. А тут я нарисовался. Битте дритте фрау мадам за ваши же деньги урок преподам.
- Далеко ли путь держите мамаша, что за помощь мне предложить?
- Ой, милок, не обижу, только помоги.
Я товар в охапку и только тетку подгоняю, чтобы не спала по дороге. И вот так идем и вдруг, вижу, возле обменника стоит Голбин и выуживает из своей сумки пачку денег за пачкой. Да так часто, что я даже приостановился завороженный данной картиной. А из окошка стали выдавать пачки зеленого цвета. Вот это да!
- Ты чего. Малец, остановился? Взопрел? И то скажи, сто килограмм. Ну передохни и дальше пойдем.
Но я, очнувшись, пошёл вперёд. Не хотелось, чтобы Голбин видел, что я знаю его тайну. Так оно и того. За границей товар за гривны не купишь. Интересно, кто у него на пароме работает? А товар тот же закупает или другой- другая? Меня, конечно, это не касается, но интересно же. Дотащились с теткой. Правда, не обидела, и денег дала, и пирог домашний, да пару котлет с хлебом. Пришлось бежать на рынок, чтобы оставить вкуснятину. Пошел другой дорогой. Но как назло и тут встретил Голбина, у другого обменника. И так в течение дня еще пару раз. Ага, понял. Он, чтобы не привлекать внимание, менял деньги небольшими партиями. Вот умный шельма. Ну да ладно. День не задался. Мне всё видно, где он деньги менял, а сам я денег и не заработал. В основном продукты. Тоже вкусно, но не шуршит. Жаль.
На обратном пути в кабину сел Голбин и много смотрел в зеркало заднего вида. Потом вышел, ничего не сказал, но был сильно задумчив.
Следующий наш рейс был на западную сторону. Голбин купил и установил в нашей кабине большой экран. Я думал телевизор - оказалось навигатор. Теперь нам не нужно было знать, куда нам ехать. Голбин сам приходил, разговаривал с этим прибором и уходил. На экране высвечивалась дорожка и стрелка, указывала направление. Когда мы двигались, то приятный женский голос подсказывал, куда повернуть, где камеры наблюдения, за скоростью, да и еще разную ерунду. Но главное, мы приезжали к месту назначения. И это вроде как чудо. Едешь, едешь и бац – на месте. Зато всё остальное осталось по-прежнему. Хотя нет, вру. Кастрюля в какое-то время начал возмущаться, что Голбин ему стал меньше платить из-за этой техники. Правда недолго. Послушав Кастрюлю, я тоже обратил внимание, что мне не доплачивают. За помощь Голбин давал сотенную, а теперь полтинник. И стала меня душить жаба. За что Кастрюле такие деньжищи, а мне копейки?
IV
Я сидел на обочине, в начинавшем таять снегу, и плакал.
Проснулся в холодном поту. Жалко себя до ужаса. Ну что это за жизнь? Кастрюля бабло гребет лопатой, а я что не заработаю, всё разлетается. То штаны себе купил новые, старые по швам расползлись, то кофту взял. Обычно то я с мусорки одеваюсь, но тут как-то глянул я критическим взглядом на работниц Голбина, и запала мне в душу одна красотка. Конечно же она постарше меня будет, но какая эффектная. А любовь - это вам не морковку собирать. Тут деньги нужны, вот сам и приоделся. Ей то пироженку куплю, то конфет. И всё это тайно. Пока Голбин деньги на валюту менять ходил.
Мало того, что Голбин стал мне меньше денег давать, так ещё и Кастрюля замучил нравоучениями.
- Не трать деньги попросту. Откладывай. Заработок никогда не вечен. Сегодня есть, завтра кончится. Что будешь делать? Опять бомжевать или на шею семьи? А сам у меня оставшиеся деньги отбирает или тырит, когда я сплю, из карманов. Но я умный. Пришил себе на рубахе внутренний карман и всегда там сотню-другую прячу. Так, на всякий случай. Хотя мне любой случай нипочём. Нужны деньги – иду зарабатываю. Всё очень просто. Мне хватает на свои удовольствия. Только вот теперь стало не хватать. Любовь дело дорогое и хлопотное. И вот созрел у меня план!
Как-то пообедали мы в придорожной столовке в Александровке и двинулись дальше. В этот день Кастрюля был особенно нудный. Всё что-то бубнил и талдычил. И вдруг встал. Я только хотел поспать, а он говорит:
- В кустики пора. И сам прыг из кабины. А я думаю:
- С чего бы это? Во-первых, сначала Голбин со своими, а уж потом мы. Но до этого должен поступить сигнал из будки про остановку. Да и обычно это ночами происходит, а сейчас только вечер. Наверное, Кастрюля что-либо схавал ненормальное. Припекло. Так вот это мне и на руку!
В зеркало заднего вида смотрю – из будки никто не выходит. Я пересел за руль. Ключ зажигания. Газ. И вот уже машина катит по дороге. Последнее, что я увидел, кинув взгляд на обочину – это уродливая физиономия Кастрюли. И про себя улыбнулся. Вот он удивится, когда вылезет из кустов. А машины-то и нет! Ой умора! Ха-ха-ха! Еду по навигатору. И не какой-то там 30-40 километров, жму под 90. Притормаживаю на поворотах. В городах строго 60. Гаишники даже не смотрят в нашу сторону. И вот! К ночи мы уже на месте. Там, куда привёл нас навигатор.
Остановился. Через минуту подошёл Голбин. Посмотрел.
- Ну ты даёшь! Малый! А где Кастрюля? Хотя ладно. Это ваши дела. Главное, чтобы мы успевали туда, куда мне надо. Думаю, ты знаешь, что делаешь. Мать меня предупреждала, но я вижу, что изменить ничего уже нельзя. Зима на носу. Будь аккуратнее.
             И ушёл! Вот это да! Я-то думал, что потребует объяснений. Будут разные бла-бла. А тут тишина. Ура! Живу.
Навел в кабине порядок. Выкинул кучи гнилого тряпья. Оставил только одеяло и подушку и вот ещё. Чёрный женский чулок! Полный денег! Так вот, где держал деньги Кастрюля. Тут и мои есть, те, что у меня отнимал и воровал. Теперь это всё моё! Моё! Я могу купить своей любимой любой подарок. А может заплатить Голбину и выкупить ее из его рабства. И будет она сидеть рядом. И мы будем вдвоём колесить по дорогам страны. И мы вместе. Всегда и везде. Познакомлю своих братьев и сестёр с ней. Они, конечно же, подружатся. И с мамой тоже.
Кстати! Как давно я не думал о своих! Как они там? Скучаю. Вот бы заехать. Может быть Голбин разрешит заскочить хоть на минутку. Надо будет переговорить на эту тему, когда всё устаканится.
Однажды, находясь в городе, пока все торговали, отогнал наш фургон на мойку. Во-первых, ахнул сам, а потом удивил и Голбина с его свитой. Такой чистой, сверкающей машины не видели никогда. Раньше она выглядела по бомжатски. Смахивая своей корявостью на сморщенного Кастрюлю. Теперь окна сияли. Бока из чёрно-зелёного приобрели голубовато-зеленый цвет. Такой, как рисуют на картине море.
В честь такой чистоты снаружи, женщины, после торговли, прибрали фургон внутри. Три ведра мусора и грязи. Осевшую на потолке сажу срезали ножом. Голбин тоже хотел раскошелиться и дать денег на краску. Покрасить внутри. Но потом передумал. Вонять ему будет. Ночью.
Вот и окончен мой первый, самостоятельный вояж. Всё продано. Возвращаемся.
Быстро едем по знакомым дорогам. Навигатор милым женским голосом подсказывает дорогу. Вот и Александровка. Останавливаться не буду. Рано ещё. Проехали быстро и всё бы ничего, только мне померещилось, что из окна придорожного трактира на меня в упор, с укором, смотрел наш Кастрюля. Показалось. Откуда ему здесь взяться? Я бросил его намного севернее. Это, наверное, из-за погоды. Серые тучи нависли над дорогой. Похолодало. И не пришлось долго ждать. Повалил чистый и лапатый снег. Я снизил скорость. Не хватало ещё в аварию попасть. Тогда Голбин точно меня выгонит.
Снег всё усиливается. Дошло до того, что не стало видно дороги. Зеркала залепило снегом. Не видно ни зги. Остановился. Тишина. Аж жутко. Прислушался. Ага. Вот. Ещё. Точно. Это трещат дрова в буржуйке в будке. Моих жильцов совсем не слышно. Оно и немудрено. В такую погоду хорошо дома. Сидеть среди родных и близких. Пить чай с сухарями и мечтать о будущем. О новых брюках, конфетах и Новом году или ещё о более вкусном – кусочке холодца или сальтисона. Маме как-то в гараже водители подарили свиную голову. Вы не представляете себе сколько вкусностей можно приготовить из одной головы. Холодец, сальтисон, котлеты из одной щеки, суп с фрикадельками из другой, холодный отварной язык, ушки с чесноком и уксусом, мозги в муке на сковородке. Так вкусно, что аж в животе заурчало. Или это не в животе? Что-то, где-то шкребётся. В этом снегу ничего не видно.
Дверь машины распахнулась. Наверное, Голбин пришёл узнать, чего стоим. Да нет. Чужой мужик. Я его не знаю. Стоит, смотрит на меня. И тут, как резко схватит. Дернул и бросил.
Я вылетел из кабины, перекатился через дорогу и оказался в сугробе на обочине.
Машина взревела и рванула с места, почти моментально скрывшись в этом снегопаде. За ней проехал военный УАЗик. В своей радости вождения и в этом снегу я совсем не заметил, что за нами ехала эта машина. Те, кто за нами следили давно, нашли подходящий момент и сделали своё дело. Угнали наш «боливар». Мне осталось только сидеть на обочине в мокром снегу и плакать.
Все мои страшные сны, все опасения и ужасы проснулись в этом видении. По щекам текли слезы, а в голове мелькали картинки событий последнего времени.
Пока вспомнилась работа, мимолетные встречи с понравившейся девушкой, новые города и деревни. Всё было тихо. Горькое тихо на душе, мокро и тихо на дороге. И тут мелькнуло лицо. Сморщенное, страшненькое, но ставшее таким родным за последнее время. Кастрюля. Обидное прозвище, но я ведь так и не узнал, как на самом деле звали этого человека. Того, что когда-то взял меня, из такого вот сугроба, в свою машину. Взял, обогрел, накормил и дал возможность жить, работать и зарабатывать. Ставшего для меня настоящим отцом. Которого у меня никогда не было. Строгим, ворчливым, но справедливым.
Вот тут я навзрыд разрыдался. Я даже не плакал. Не рыдал. Я орал во всё горло и бил себя кулаками по голове.
- Сволочь. Скотина. Вот так вот ты отплатил человеку, приютившему и обогревшему тебя! Падаль недостойная жизни.  Тебе нет места на этой Земле. Это точно. Иди в лес, иди так, что не сможешь вернуться и сдохни там, как последняя собака.
Решение пришло, само собой. Я как-то сразу успокоился и открыл глаза. На обочине стоял и тарахтел Запорожец. Из-за своего крика я ничего не видел и не слышал.
- Кастрюля!
Заорал я. Это точно. В машине сидел мой спаситель. Вот и опять он рядом. Спасает меня. Ну как? Каким чудом он здесь? Я кинулся к машине. Распахнул двери и, упав на колени, уткнулся головой в бок мужчине. Заплакал. Вновь заплакал, но уже легко. Слезами спасенного от смерти мученика.
- Кастрюля! Родной мой! Спасибо тебе. Как ты здесь? Почему? Зачем?
- Ну всё. Всё. Садись Малёк. Давай я отвезу тебя домой, ты очень давно не видел братьев и сестер. Я же вижу, что ты скучаешь по маме. Хоть я её и не видел, но по твоим рассказам она добрая и отзывчивая женщина.
- Но как ты? Я же предал тебя. Бросил на дороге. Прости. Прости меня, пожалуйста.
- Садись. Я, конечно же, тебя прощаю. Ты молод и многого еще не понимаешь. Садись, поехали. В машине тепло и ты быстро обсохнешь.
Закрыв дверцу и оббежав вокруг, я сел на сиденье.
- Лезь назад. Там и тепло и поспать можно.
- А можно здесь? С тобой рядом?
- Да ты и сзади будешь от меня недалеко. Лезь давай.
Я вылез, отодвинул сиденье и залез назад. Машина тронулась и медленно покатила по заснеженной дороге. Проснулся от резко наступившей тишины. Машина дернулась и остановилась.
- Мы что, приехали? Уже дома? Что случилось?
- Красотка приехала. Финиш. Всё случилось так, как и говорила Адель.
- Кто такая Адель?
- Это мать Голбина. Ты бы поспал ещё немного. Негоже тебе на это смотреть.
Ну раз "негоже", еще и не смотреть, то я почти выпрыгнул из Запорожца.
В кювете, в метрах десяти от дороги, на боку лежала разбитая машина. Наша машина! Кастрюля тоже вылез из Запорожца. Мы стояли на краю дороги и смотрели вниз.
- Пойдем, малыш. Ему уже не поможешь. Да и машину не восстановить. Жаль человека, но сам идиот.
Только теперь я заметил труп человека, свисавшего из окна разбитой кабины.
Машина, видимо, несколько раз перевернулась, прежде чем уперлась в дерево. Вещи были раскиданы по всему салону. В помятой будке что-то дымилась.
- Там же деньги!
- Стой, я сам схожу.
- Ты не найдешь. Я спрятал.
- И что, не потратил? А машину за что красил?
- Я не красил. Только тщательно отмыл.
- Всё равно не ходи. Скажи, где и я сам схожу.
- Да я бегом. Быстрее будет.
- Стой! Ещё взорвётся!
Но я уже сбегал по склону. Вот и машина. В будке пусто. Где же все? Вот и кабина. Труп стеклянными глазами смотрит сквозь меня. В руке пистолет. Много крови. Как-то сразу подступила тошнота. Сдержался. Влез в кабину через разбитое окно двери. Быстро сунул руку за бардачок, схватил сверток и давай обратно. Оно и время. Вспыхнула будка. Видимо, дрова из буржуйки выпали на деревянный пол.
- Прыгай в машину скорей. Едем отсюда.
Уговаривать меня не пришлось. Только теперь я сел спереди.
- Еще не хватало, чтобы милиция нас здесь поймала.
- А что? Мы ничего не сделали.
- Мы то ничего. Но у того, что мертв - оружие, а машина -моя. Да и твоих отпечатков немало там. Иди, доказывай, что мы здесь не причём.
- А причём ни при чем? Ты водитель - я пассажир.
- Маловат ты еще понимать, чем занимался Голбин. Торговля тряпьем - это только прикрытие. Наркотики.
- Ого! Я и не знал.
- Я тоже не сразу узнал. Ни за что бы не связался с ним и его бандой, если бы раньше знал. А когда уже втянулся, тут-то он и взял меня за жабры. Ты в доле и молчишь - говорит - иначе смерть.
- А Тамила тоже в их банде была?
-Была. Это же младшая жена Голбина. Он тебе ее всё равно бы не отдал. Видел я, как ты на неё смотрел. И поэтому думал, что ты все деньги на неё спустишь. Ан нет, кое-что осталось.
- Обижаешь. Не кое-что. Тут все твои. Я их не трогал. Только, как и Голбин, перевел фантики в валюту. Не дурак, вот и я по-умному поступил. И из того чулка получился вот такой пакет.
-Ай, молодца!
- Только вот, мне неудобно. Можно спросить, как вас зовут? Кличкой как-то неприятно.
- Михаил Евдокимович, но только и ты скажи свое.
- Сашка.
- А по батюшке?
- Так я его никогда не видел.
- Ну и что же. Мы ведь взрослые люди, можем простить ошибки другим, чтобы не совершать своих.
- Мамка Михалычем кликала.
- Ух ты. Сынок нарисовался.
- А у вас свои дети есть?
- Да какие дети. Инвалид я с детства. Пику мою видишь. Это сейчас разгладилось, а раньше вообще перекрутило. Какая же на меня глянет. Только пугать детей. Ужастик.
- Неправда. Вы хороший. В душе хороший.
- Ну и ладно. К вечеру у тебя дома будем. Вот мамка обрадуется. А деньги убери в бардачок. Их вот так напоказ возить - народ дразнить.
- А ещё скажите при чём здесь Адель? Мама Голбина. Вы заикнулись.
- Ну как причём? Она ведь ведьма, ворожея и колдунья в одном лице. Это она всё предсказала. И твоё появление, и твой угон о вот эту попытку ограбления. Это она разожгла в печи огонь, а в машину никто не сел. Ты ехал пустой. Они остались там, в городе. Ещё когда я увидел слежку за нами, Голбин сильно испугался. Стал осторожнее и заметил слежку в городах. Я же ждал машину там, где вы должны были проехать. Вот купил себе малютку и поехал за вами. Дальше ты уже знаешь.
Эпилог
Завтра свадьба. Двойная.
Год прошел после моего путешествия. Мама с папой Мишей распишутся по-тихому, а мне, с Маришкой, дорогую свадьбу справляют. С гостями. А то! Мы теперь настоящая семья. Папа Миша после нашего приезда домой купил соседский дом. Сошелся с нашей мамой. А потом пристроили к дому ещё комнат. Теперь у девчонок и мальчишек разные комнаты и даже кровати. Маме дали орден «Мать героиня» и выплатили много денег. Так что нам хватило на мебель во все комнаты. Мы теперь самая настоящая и лучшая семья.
С Мариной мы решили далеко не уезжать. Построили дом на том месте, где когда-то жил я с сестренкой и братьями. А сарай развалили.
Папу называют по имени отчеству, Михаил Евдокимович. И он очень любит нашу маму. Дарит ей цветы, каждый день, и всё из собственной теплицы. Я теперь точно знаю, каким должен быть настоящий отец, и буду стремиться быть таким же добрым, отзывчивым и преданным. Марина будет со мной счастлива. Чего и вам желаю.
А встретились мы здесь, в городе. Я с бригадой шабашников пристраивали к дому комнату. Марина – хозяйская дочка.
Голбин? Не хотел говорить, но в одной из газет видел объявление и фото, на котором он мертвый и полиция ищет, кто его знает.
Я промолчал.
Что стало с его женами - не знаю. А его мама то – ведьма, предупредила о преследовании и надвигающейся опасности (после чего, все сбежали из машины и последний рейс я делал пустой). Так вот, она часто мелькает в виде гадающей цыганки на рынке в Киеве. Выглядит неплохо, и клиентов у неё, как видно, хватает.
Многие ведь хотят быть обдурены и одурачены.
А вам, всем тем, кто дочитал до конца – удачи в делах, здоровья сибирского и полного счастья.

© Панченко Андрей, 17.03.2018 в 13:38
Свидетельство о публикации № 17032018133855-00418655
Читателей произведения за все время — 27, полученных рецензий — 0.

Оценки

Голосов еще нет

Рецензии


Это произведение рекомендуют