[/url]От Рождественки до Трубной
Путь под гору и нетрудный,
А обратно – дохлый номер:
Икры ног противно ноют,
Сердце скачет в темпе presto
Но не помер… если честно.
Чуть вперёд к Надюше Крупской,
Полу-польке, полу-русской,
Тут и Сретенка-мамаша
Мне рукой стыдливо машет.
«Извини, чуток нетрезва!
Ты зайди уж, не побрезгуй.
Ты мои, брат, рёбра знаешь:
Пушкарёв, Просвирин, Даев,
Ащеулов и Последний,
Сколько ты по мне поездил,
Походил, давя штиблетом,
Мой асфальт зимой и летом.
Вместе с людом суетливым,
Радостным и несчастливым.
Ты ведь был тогда моложе,
Твердоскулым, толстокожим,
Выше носом, легче телом,
Мало думал, много делал,
И почти не ныли злые
Мысли о судьбе России.
Жил, страстей не сортируя,
Заплывал за кромку буя,
Выбирал с извивом тропку…
Ты ж в гостях!
Поднимем стопку:
За Москву, за новый Китеж,
Что в озёрах вечно ищешь,
За беспутный этот город,
За его колючий норов.
За московский винный воздух,
За поток напрасный слёзный.
Тех, кому она не верит,
Но всосёт и завладеет…»
От Тургеневской до Чистых,
Пять минут, но если быстро.
Там свои воспоминанья,
Там своё к себе поманит:
Харитоний и Фурманный…
Кто-то встретит, будешь пьяным
От имён московских улиц,
От зрачков весенних лужиц,
От уюта переулков,
От удара сердца гулких…
