Просто застиг врасплох у её порога.
Голос рассудка — мимо пройди, не трогай —
Был заглушён: он видел её во сне…
Кто на войне родился — на ней взрослел.
Пели ему колыбельные смерть и пламя,
«Мой драгоценный воин…» — шептала мама,
Руки отца качали его в седле.
Но иногда являлась ему в ночи
Девушка — златовласая, словно в сказке,
Латы с него снимала, дарила ласки,
И целовала в губы: молчи, молчи…
В сладких её объятиях он слабел,
Таял весенним льдом на её постели,
Что не мешало грезить о давней цели:
Только его отец отошёл от дел,
Армию он созвал — и повёл в поход.
«Будет один лишь Бог — и один правитель!»
Он доверял себе, сомневался в свите,
Множил свои победы за годом год.
Но оставался север — седые льды,
Храбрых безумцев край и шаманов диких.
«Нас ожидает смерть!» — раздавались крики
Знавших отца старейшин его орды.
Он на заре велел развести костры.
Пахло горелым мясом и свежей кровью.
На золотые шлемы легли покровом
Солнца лучи. И были мечи остры.
…Дрогнуло сердце воина: он узнал
Ту, что ему когда-то являлась в детстве.
Видимо, от любви никому не деться —
В снежном плену играла в крови весна.
«Милый, — она шептала, — побудь со мной,
Мир никуда не денется, покорится».
В робких мечтах он видел её царицей —
И упивался свежестью, новизной
Первой любви. Кружил сладострастный смерч
Голову — есть у чувства такое свойство.
...Но доложил разведчик, что видел войско
На горизонте. Пальцы вцепились в меч.
Стал ей сугроб курганом. Наверняка
Снились ему тогда на снегу кровавом
Вражьи тела. Он скорым был на расправу —
Мир покорился твёрдым его рукам.
Он упивался властью. Бурлила жизнь
В теле его — ещё молодом и сильном —
Жаркая кровь не к месту войны просила,
И мудрецы сказали ему: женись.
Мол, у одной вдовы есть невеста-дочь,
Тонкая, как былинка, смуглянка-дева:
Трепетен взор, гортанно-нежны напевы,
Косы черны — светлее степная ночь.
Свадьбу сыграли в первые дни весны.
В зиму родился сын. Потянулись будни.
Он понимал, что мира в душе не будет —
Рад был тому, что спал, и не видел сны.