Заброшенное кладбище. Глава 1 (Повесть)

– Ты подождёшь здесь? – спросил меня доктор Драйзер.
– Нет, пожалуй, тоже выйду на свежий воздух, – решила я.
Он первым покинул карету и протянул мне руку на выходе из экипажа. Мы находились на краю города, у входа на кладбище.
Стоял холодный зимний день, уже начинало смеркаться. Доктор захватил венок искусственных первоцветов и отправился за высокую ограду. Чуть ранее он объяснил, что сегодня день рождения его отца и нужно почтить память ушедшего родственника символом фамильного цветка. Мне подумалось, что Драйзеры сделали странный выбор: первоцвет – довольно простое однолетнее растение, ничего особенного.
Я обошла карету и оглянулась. Вокруг не было ни души – пустая заснеженная дорога, рядом пролесок и большая огороженная территория захоронений. Абсолютную тишину нарушал лишь пожилой худощавый кучер, подошедший к паре лошадей и подтягивающий их упряжь.
С самого утра я чувствовала себя нехорошо, затем утомительная поездка в фургоне. Но оставалось подождать ещё полчасика, и я смогу отдохнуть в настоящем доме, в тёплой кровати.
Морозец щипал лицо, и я немного потопталась на месте. Однако потом мне стало скучно, и я решила догнать доктора. Составлю ему компанию, ведь здесь нет ничего предосудительного? Тогда я даже не могла предположить, куда через несколько минут приведут мои ноги на этом старом, заброшенном кладбище…
                                                                         * * *
Прошлую ночь каравану семейного бродячего «Театра Конрой» пришлось провести в пути. Снежные бураны замели дороги, поэтому мы не могли ехать с обычной скоростью. В результате вчера не добрались ни до города, ни до хоть какого постоялого двора. Повезло найти только захудалый пустой хлев, в котором разместились и люди, и лошади. Подобные случаи – не редкость, но зимние ночёвки «в поле» составляли один из самых неприятных моментов в нашей жизни.
Надо ли говорить, что в таких условиях выспаться было трудно. Поэтому едва начало светать, дядя Октавиус распорядился выезжать, чтобы побыстрее достичь следующего пункта – лечебного санаториума в Лесном городе. Его основателем, а также бывшим главным врачом поселения являлся старый друг дяди – доктор Арендт Драйзер. Раз или два в год мы обязательно заезжали к нему: благодаря связям он с комфортом размещал театральную труппу в номерах этого учреждения.
– Октавиус, как я рад всех вас видеть! – бодрым голосом воскликнул Драйзер, выбежавший на улицу в элегантном пальто с меховой оторочкой, когда в середине дня, спустя восемь часов непростой дороги мы наконец-то добрались до здания санаториума.
Первым на его территорию въехал глава семьи – дядя Октавиус вместе со своим помощником Фрэнком. За ним следовала пара фургонов, в которых находились танцоры и музыканты. Замыкали караван я и мои приёмные родители Марк и Розамунда. Артисты покидали средства передвижения, а доктор подходил к нам по очереди и здоровался.
– Изабелла Конрой, кто же знал, что в шестнадцать лет ты будешь такой красавицей, – он похлопал меня по плечу и внимательно присмотрелся. – Только что-то бледновата. С тобой всё в порядке?
– Ох, доктор Арендт, не спрашивайте, – засуетилась Розамунда, не давая мне вставить и слова. – С нами такое произошло в Туманном городе!
– Что же? – изумился Драйзер.
Ещё с детства помню, что он всегда вызывал мою симпатию. Если коротко описывать его внешность, это был мужчина под пятьдесят лет, среднего роста и комплекции, с тёмно-рыжими волосами и усами, а также светлыми глазами. Доктор представлял собой очень образованного и воспитанного человека, умелого профессионала, который пользовался заслуженным уважением жителей небольшого Лесного города.
Само поселение, кстати, называлось так потому, что рядом с ним находился огромный бор, служивший естественной границей с Чёрными Землями. Очевидно, она отличалась достаточной надёжностью, раз было принято решение построить здесь санаториум. За внушительную плату люди со всей Валлории дышали тут свежим воздухом, питались диетической пищей и выполняли физические упражнения под строгим надзором служащих.
– Это долгая история, – нахмурившись, заметил подошедший дядя Октавиус. – Я тебе чуть позже расскажу.
– Ну ладно, – разочарованно согласился доктор, хотя по нему было видно, что он не привык долго томить своё любопытство. – Сейчас распоряжусь, чтобы вам помогли с вещами. Заранее извиняюсь, что у нас пустовато – в зимний сезон мы распускаем почти весь персонал. Но, надеюсь, вы всё же сможете полноценно отдохнуть после ваших странствий.
Арендт сделал знак рукой, и из здания выбежала пара дородных служительниц в опрятной форменной одежде и с ними подросток, вероятно, чей-то сын. Одну из них я помнила по предыдущим приездам – главная сестра Флора Делл, женщина слегка за сорок, учтивая и в то же время жёсткая, ревностно следящая за порядком. Однако наши мужчины категорически отвергли подобную помощь и сами стали заносить вещи внутрь санаториума.
Он представлял собой длинный двухэтажный дом белоснежного цвета. Внизу находились кабинеты профилактических процедур, гимнастический зал, кухня со столовой, а также большое помещение для культурных мероприятий. Второй этаж отводился под комнаты пациентов, если их так можно назвать – всё-таки здесь не проводили лечения в полном смысле этого слова. Со всех сторон санаториум окружал парк с хвойными деревьями и узкими дорожками для променада.
Доктор Арендт был чересчур гостеприимным хозяином. Ни одной женщине из нашей труппы он не позволял нести даже свёрток. Мужчина с пиететом относился и к своим друзьям, и к людям искусства, желал быть им полезным во всём, что возможно.
– Гийом! – громко крикнул он на ходу, взяв чемодан Розамунды и видя, что я несу сумку с домашней одеждой.
Двери санаториума отворились, и я обомлела. Навстречу нам вышло странное и пугающее существо. Скорее, даже не вышло, а проковыляло. Сгорбленный инвалид, с отросшими светлыми волосами, закрывающими лицо почти до носа, неровно подстриженной бородой, в старой неопрятной одежде, он послушно доволочился до Арендта и вопросительно посмотрел на него. Давно я не видела такого внушающего брезгливость и отвращение человека.
– Помоги нашей гостье, – распорядился доктор и прошёл мимо.
Я не уставала поражаться, как он мастерски владел своим голосом. В зависимости от того, с кем Драйзер общался, мужчина мгновенно подстраивался интонационно и менял тембр звучания. Но, безусловно, он всегда был любезен и обходителен.
Мы же с Гийомом, если я правильно запомнила его имя, замерли друг напротив друга. От исходящего от него неприятного запаха пришлось невольно поморщиться. Он несколько секунд пребывал в оцепенении, обдумывая услышанное, затем протянул тонкую руку и потянул на себя мою сумку. От неожиданности я растерялась и отпустила её, а калека вместе с ней заковылял в санаториум. Мне оставалось только следовать за ним.
Приглядываясь, я даже не могла понять, на какую ногу он хромает – казалось, несчастный просто сгорбился, словно намеревался присесть, и двигался, не поднимая нижних конечностей от земли. Все мы зашли внутрь здания, где Арендт ловко, будто дирижёр, направлял и своих служащих, и нашу труппу.
– Изабелла, вашей семье отведён номер 207, – сообщил он мне, сверяясь со списком на бумажке.
Заметив моё смущение, доктор догадался:
– Испугалась Гийома? Не стоит, он вполне безобидный.
– Нет, не испугалась, – мне не хотелось выглядеть в его глазах трусихой.
– Хорошо, я пойду с вами, – Арендт слегка приобнял меня, и мы стали медленно подниматься вверх по широкой лестнице вслед за кряхтящим инвалидом.
– Откуда он? – спросила я. – Раньше мы его тут не видели.
– О, молодой человек давно живёт здесь, – улыбаясь, поведал доктор. – Занимается всей чёрной работой и ни на что не жалуется. Однако, ты права. Персонал старается, чтобы он не мелькал перед пациентами, поэтому обычно дальше флигеля его не выпускаем или даём задания в ночное время.
– Молодой человек? – изумилась я. – Он ведь выглядит, словно старик. Или вдобавок ещё и…
Как всегда, с моей несдержанностью я собиралась сказать нечто резкое, но сразу поняла, что это было бы невежливо. Потихоньку мне удаётся контролировать свою порывистость!
– Да, не скажешь, – грустно заметил мой спутник, когда мы после холла второго этажа пошли по коридору. – Ему около тридцати лет, десять последних из которых он угасает непонятным образом и умственно, и физически. Мы не смогли понять, в чём дело; Гийом противился лечению и вот до чего дошло. Даже родной брат отказался от него, и я взял бедолагу под опеку сначала к себе в больницу, а потом и сюда. Так он тут и живёт в удалённой каморке. Но, боюсь, ему уже никогда не обрести человеческий облик.
Мы остановились у одной из двух десятков одинаковых дверей, и доктор бесшумно толкнул её. Перед нами открылась светлая, просторная, хотя и со спёртым воздухом, комната. Труппе и раньше приходилось останавливаться здесь, поэтому обстановка была знакомой – три кровати, стол, кресло и стулья, платяной шкаф, небольшой камин. Широкое окно выходило на хвойный лес. В углу – дверь в ванную, общую для двух смежных номеров. Гийом молча положил мою сумку у двери и замер.
– Всё, ты можешь идти, – мягко обратился к нему доктор.
Калека промычал что-то нечленораздельное и кряхтя покинул помещение. В дверях он чуть не столкнулся с дядей Октавиусом.
Фактически, тот был для меня дедушкой, но у нас укоренилось именно такое обращение к старейшине семьи, главному директору и идейному вдохновителю бродячего театра. Ради благополучия нашего предприятия дядя, холеричный старикашка уже под семьдесят, не щадил ни себя, ни других. Среднего роста, седовласый, одетый, как правило, по-дорожному и одновременно по-деловому, он ни минутки не мог прожить без активного действия.
– Извини, Арендт, за задержку, – дядя присел на стул. – С Ребеккой произошло несчастье.
– Да, кстати, где она и её родители? – оглянувшись, взволнованно спросил доктор.
– Августа и Густав пока покинули труппу, – горестно сказал дядя Октавиус. – А Ребекка погибла. Несчастный случай.
И он коротко поведал произошедшее несколько дней назад в Туманном городе. Арендт внимал с неподдельным интересом и даже всплёскивал руками от услышанного.
Оказавшись свидетельницей их разговора, я непроизвольно воскрешала эти события в памяти и вновь почувствовала себя дурно. К тому же, как назло, ещё сильнее заболела заживающая рана от ожога на правой ладони. А нос вдруг учуял запах дыма, хотя ведь я видела, что камин не горел и сейчас здесь нет никакого пламени.
Думая, что справлюсь, я села и пыталась успокоиться. Только сердце билось часто-часто, грудь сжимало, в ушах раздавался звон и мне потребовался свежий воздух. Встав, я пошла к окну, но на полпути начала терять сознание и подвернула ногу. К счастью, дядя и доктор успели подхватить моё тело.
– Изабелла, как ты? – они оба перепуганно взглянули и довели меня до кровати.
– Нормально, – тихо ответила я, несмотря на то, что на самом деле по-прежнему чувствовала головокружение. – Сейчас пройдёт.
– Это всё панические атаки, – объяснил дядя Октавиус. – После того случая с ней случаются такие непредсказуемые приступы. Как доктор ты можешь ей помочь?
– Да, конечно, попробую, – растерянно сказал Арендт. – Хотя я уже пять лет как ушёл в отставку и не занимаюсь врачебной практикой. Но в моём доме есть и лаборатория, и различные препараты, а если что-то серьёзное, я направлю её к своему преемнику в больницу Лесного города. Без должного лечения ситуация может ухудшиться.
– Кстати, а твоя дочь сейчас живёт в столице?
– Да, – кивнул Арендт и догадался, к чему был этот вопрос его друга. – Изабелла, комната Сильвии свободна и, если хочешь, она к твоим услугам. Пусть тут неплохие условия, думаю, там тебе будет гораздо удобнее. Правда, в моём доме не найдётся места для Марка и Розы – гостевая сейчас занята моим помощником…
– Ничего страшного, – перебил его дядя Октавиус. – Она уже взрослая девушка и проживёт несколько дней без присмотра родителей. Вдобавок, ведь твой дом находится не так далеко отсюда?
– Совсем близко, – подтвердил доктор. – И они смогут навещать её в любое время. Или Изабелла может воспользоваться моим экипажем и приезжать сюда, когда захочет.
Молча смотря на них, я едва сдерживала улыбку: как они всё здорово за меня без меня решили. И приступ к тому же мгновенно прошёл. Но взрослые строго приказали мне оставаться в лежачем положении.
– Вот и отлично, – обрадовался дядя Октавиус и, отведя Драйзера в сторону, начал ему что-то оживлённо рассказывать, явно сменив тему разговора.
Когда в комнату, наконец, зашли Марк и Розамунда, дядя не терпящим возражения голосом заявил им:
– Я пришёл к выводу, что нашей девочке лучше пожить в доме у Арендта. Там у него и обстановка поприятнее, не то что больничные стены…
На этих словах тот немного скривился, мол, здесь на самом деле санаториум, предназначенный из здоровых людей делать ещё более здоровых, но дядя, не видя его, продолжал:
– …и уютная атмосфера. Будет под постоянным присмотром доктора, может, он её как-нибудь подлечит. Плюс домашнее питание.
– Если сама Изабелла не против, то и я не возражаю, – вступила мама. – Мы ведь тут всего на несколько дней?
– Да, на три-четыре, – подтвердил дядя. – Ну и будем ходить друг к другу в гости, не успеете соскучиться.
– Ты точно хочешь пожить в доме у Драйзеров? – сухо спросил отец.
Пусть он и не подал вида, но мы-то с Розамундой поняли, что Марк предпочёл бы, чтобы в данный момент я была под его постоянным присмотром. Особенно после той истории с Гарольдом.
Я пожала плечами:
– Не могу сказать, что уж сильно хочу…
Откровенно говоря, мне очень хотелось хоть чуточку пожить отдельно от родителей. Мы проводили вместе всё время – на выступлениях нашего театра, в длинных переездах, на постоялых дворах. И я мечтала побыть в своём изолированном пространстве, погрустить и поплакать о Гарольде. К тому же, если я правильно помнила, в комнате Сильвии находилось фортепиано, и я бы попрактиковалась в музицировании. Так как этого громадного инструмента у нас в арсенале не было, без практики я постепенно теряла игровые навыки.
– Какие у вас дальнейшие планы? – спросил доктор Арендт.
Он позвал старшую медсестру и попросил её принести в гостиную горячий чай. Только присевший дядя Октавиус лихо вскочил со стула, словно уже готовый предстать перед публикой:
– Ох, думаю, нам нужна некоторая передышка, перед тем как возобновим гастроли. Нынче труппа находится в разобранном состоянии. Не уверен, что она сможет достойно выступить перед жителями Лесного города.
– Ничего страшного, – успокоил его Арендт. – Я рассчитывал, что вы выступите у меня на небольшом званом вечере, однако, когда услышал, через что вам пришлось пройти, всё отменяется. Оставайтесь в санаториуме столько, сколько нужно. Зима выдалась морозной, раньше весны здесь не появится много других постояльцев.
– Нет, до весны мы точно не останемся, – уверенно заявил дядя Октавиус. – Но и рваться выступать – неправильное решение. Я считаю, что в идеале останемся тут на недельку, отдохнём, успокоимся, подышим свежим воздухом, а потом – дальше в путь. Слова не могут выразить то, как я благодарен тебе за поддержку. Она так необходима нам сейчас.
– Для чего ещё нужны старые друзья?  – улыбнулся доктор.
Они встали, обнялись и пошли проверять, как устроились остальные члены труппы. Марк тоже вышел, на этот раз уже вынося мои вещи обратно на улицу, а Розамунда присела на кровать. Фактически они являлись моими дядей и тётей, но так как своих детей у них не было, они воспитывали меня с юных лет. Между нами существовали довольно тёплые отношения, хотя и без разногласий на некоторые вопросы не обходилось.
– Может, это и к лучшему, – сказала пышнотелая Розамунда, придумывая причины, чтобы смириться с тем, что несколько дней я поживу отдельно. – В особняке всё под рукой, более комфортное проживание. Опять же, Драйзер рядом.
– Но, если там есть местечко для меня, наверняка, возможно поставить кровать и тебе? – предложила я, так как мне стало жаль маму, не желавшую расставаться со мной в непростой период.
– Вот ещё, – рассердилась она. – Платить навязчивостью за доброту доктора! И я не брошу Марка.
На этих словах я внутренне успокоилась, и мы отправились в гостиную. Почти все артисты уже были расселены по номерам и потихоньку собирались внизу.
Как я уже говорила, главой нашей семьи, а также директором труппы был дядя Октавиус. Молчаливый мужчина по имени Фрэнк пришёл к нам со стороны, управлял его экипажем и решал технические вопросы, начиная от монтажа декораций до ночёвки в голом поле.
Младший брат Октавиуса – виолончелист Эмилио путешествовал вместе с женой-флейтисткой Одеттой и их двадцатипятилетним сыном Клаусом, игравшем на лютне. Мой приёмный отец Марк, кому недавно исполнилось сорок лет, являлся младшим сыном Октавиуса. Он и его жена Розамунда работали актёрами в нашем театре. Я же отвечала за вокальную часть – исполняла различные арии и романсы.
С нами выступали танцоры – Анна и Леопольд, мои троюродные брат и сестра, старше меня на десять лет, с кем я тем не менее была на равных; и пара, не являющаяся нашими родственниками, – Теона и Джонатан, примерно того же возраста. Причём последние ездили с маленькой дочкой. Таким образом, за вычетом семьи Ребекки, наш караван составлял пять конных экипажей и тринадцать человек.
Служащая принесла поднос c чашками чая, из которых разносился крепкий древесный аромат чабреца. Я быстро выпила одну из них, чтобы поскорее унять непонятно откуда появившуюся нервную дрожь. Доктор Арендт объявил, что через полчаса в столовой для труппы будет накрыт обеденный стол. Нам же следовало ехать к нему, так как он работал в своей домашней лаборатории и на этот день у него уже были запланированы дела.
Дядя Октавиус вышел на улицу, чтобы проводить нас. Я заметила по его бесцельным жестам, что всё-таки он отпускал меня с неспокойным сердцем.
– По всем вопросам обращайся к старшей сестре Флоре, – ещё раз напомнил Арендт.
– Слушаюсь и повинуюсь, – засмеялся дядя. – Тогда сегодня мы приходим в себя после тяжёлой дороги, а завтра приезжаем к тебе на ужин, так?
– Да, – подтвердил его собеседник. – Если что-то поменяется – я дам знать.
– Договорились!
Они повторно обнялись на прощанье. Когда мы садились в экипаж, Октавиус громко крикнул:
– Пожалуйста, позаботься о моей внучке.
– Непременно! – радостно пообещал ему Арендт, высунувшись в приоткрытую дверь.
Мы удобно устроились внутри кареты и тронулись в путь. Я сидела напротив доктора и увидела рядом с ним огромный венок из искусственных цветов. Мне было неловко спросить о нём, но мужчина сам перехватил мой взгляд:
– Ах, это. Надеюсь, ты не возражаешь, если сделаем небольшой крюк на кладбище? Там похоронен отец, а сегодня день его рождения. Просто не думал, что мы поедем вместе…
– Конечно, нет, – ответила я.
– Быстро обернёмся, – заверил Драйзер. – Ты даже не заметишь потери времени. Потом нас ждёт вкусный обед от моей экономки Ханны.
Мысль о предстоящей домашней еде вдохновила меня, и я с нетерпением разглядывала районы Лесного города, через которые мы проезжали. Театр бывал здесь каждый год, но не могу сказать, что я отлично ориентировалась на местности. Тем не менее я узнавала отдельные лавочки и заведения на центральной улице.
Кладбище же действительно оказалось неподалёку. Как я уже говорила, ранее доктор вышел из экипажа и ушёл в неизвестном направлении. Пойдя за ним, я открыла скрипучую дверь калитки и очутилась на маленьком пятачке. Перед входом с одной стороны стояла каморка сторожа. С другой – покосившаяся хибарка, очевидно, раньше служившая лавкой с похоронными товарами. Сейчас она выглядела заброшенной.
Похоже, поблизости не находилось никого, кроме нас. Свидетельством тому являлась тишина, нарушаемая лишь завываниями ветра и редким криком птиц.
Передо мной на десятки метров вокруг простирался огромный некрополь. Все участки располагались довольно симметрично и разделялись дорожками. Среди запорошенных надгробий преобладали простые прямоугольные плиты, но иногда встречались скорбные статуи и даже большие семейные склепы. Шёл плотный снегопад, устилавший и без того белую землю снежинками-искорками.
В моём распоряжении имелось три варианта куда пойти – прямо, направо или налево. Не успела я задуматься о том, какое направление выбрать, как ноги сами понесли меня в левую сторону. «Ну ладно, – не возражала я, – шансы найти доктора одинаковые».
Дорожка оказалась довольно узкой и короткой, уже через несколько минут я увидела ограду территории. Только Арендта нигде не было. «Всё равно, дойду до конца и потом обратно», – почему-то решила я и продолжила путь.
Я шла и рассматривала захоронения. «Как так получается, – думалось мне, – что одним суждено прожить сто лет, другим двадцать пять, а кому-то всего день? От чего это зависит? От судьбы, вмешательства внешних сил или простого случая?»
Как ни крути, всех нас ожидает один конец. Чьё-то последнее пристанище в качестве надгробной плиты венчал обычный, неотшлифованный камень. А кто-то покоился в изысканной гробнице, построенной известным архитектором, где всегда горят свечи. Но важно ли это для умершего? Я не могла ответить. Да, скорее всего, и нет такого человека, кто мог бы сказать наверняка. Старые памятники с полустёршимися надписями, скульптуры с отвалившимися фрагментами наводили на грустные мысли…
Задумчиво прогуливаясь, я добрела до края кладбища, очутилась перед высоким кованым забором, развернулась и собралась уходить. Но вдруг уголком глаза заметила небольшое надгробие у самой ограды. В нём было что-то странное.
Приблизившись, я поняла, что именно – сбоку прямоугольную плиту обвивало металлическое вишнёвое деревце. Довольно необычно. Чтобы это могло значить? Здесь лежит садовник или владелец вишнёвого сада? Или кто-то по прозвищу Вишня? Мои версии звучали неубедительно. И я решила подойти ближе.
Несмотря на дневную пору, уже начинало темнеть, как обычно бывает зимой, и я с трудом разглядела даты жизни и смерти человека, погребённого тут. Это был юноша или девушка, так как, судя по цифрам, он или она умер в возрасте восемнадцати лет. Причём день смерти совпадал с датой моего рождения! Кто-то умер шестнадцать с половиной лет назад в тот же день, когда я появилась на свет. Снова моё сердце начало биться в бешеном ритме. Тело предчувствовало, что сейчас что-то произойдёт.
Не помня себя, словно заколдованная, я попробовала подойти к памятнику вплотную. Однако дверка низкого заборчика заржавела и не собиралась открываться. Не тратя время на усилия, я просто перешагнула через оградку и подойдя широким жестом смахнула снег с верхней части надгробия. От прочитанного ноги захотели подкоситься, но усилием воли я велела им стоять.
Имя человека, похороненного здесь, было Изабелла Конрой.