Корпус может быть круглым или ребристым. Может быть заточен 17 раз.
Вышедшая из моды столешница –
неотшлифованная, неотполированная,
не рафинированно-урбанизированная,
а наоборот - покрытая
зазубринами, щербинами, царапинами
и старыми невыводимыми пятнами
(чуточку похожая
на выцветшую до жёлто-бежевости
шкуру леопардовую),
местами – лоснящаяся, как лысина,
частями – шершавая и занозистая
(под микроскопом – как-будто дерево
ощетинилось
деревянными микроскопическими ворсинками) –
эта столешница
сейчас становится
полигоном,
разбегательной плоскостью,
площадью для спринтерского ускорения.
Затянутый в неизменный ярко-жёлтый мундир,
Карандаш
катится,
катится,
катится...
Любопытствующий солнечный луч
пробивается сквозь занавеску,
гадает, что происходит,
зовёт собратьев...
Кто-то уже делает ставки...
Ах, если бы он был круглым! –
может быть, он прыгнул бы вверх!
Но, к сожалению,
эти многочисленные рёбра и грани -
чистое наказание...
так замедляют, усложняют движение
(именно поэтому колеса не делают
в форме шестиугольников!)...
Остальные – здравомыслящие –
сгрудившиеся в пенале - карандаши думают:
«дурак и выскочка. утопист-интеллектуал.
после того, как им хозяйка написала
сочинение про Икара,
он съехал с катушек.
пусть сломает свой отупевший грифель.
кому он такой ненормальный нужен...»
И карандаш
соскальзывает
с краешка стола
вниз
(считая, что ныряет вверх),
и разбивая грифель о половицу,
думает:
1.что он долетел до неба
2.что небо - деревянное, жёсткое, плоское,
припорошенное пылинками и мюсли-нками (это - манна?..),
пахнущее непредсказуемо-странно
мастикой для паркета
3.что он
-всё ещё-
номер два...