Мои босые ноги скользят по холоду мрамора, а взгляд по бархату штор, ликам предков. Я бегу. Мимо. К распахнутым в счастье дверям, за которыми вечное лето, в котором вечно молодая женщина бежит черед луг навстречу алым парусам надежды…
Взгляд опрокидывается в глазах зеркального отражения, и тонкая трещина рассекает зеркало надвое, ссоря и навеки разделяя «Все ещё будет» и «Забудь! Это уже не для тебя»… Хохочет шут и лицо его сминается, превращая улыбку в оскал клоуна-Джокера. Серебряный кубок падает и рассыпается осколками стекла.
- Ну, что же ты? На выпей! – рука моего Грея протягивает мне другой стакан. Слезы капают в воду смешанную с корвалолом - фрегат покидает гавань и дверь в лето закрывается, оставляя меня в ноябре. В висках еще бьется « Мне больше не стоять у этих мачт на корабле, презревшем порт смиренья», а на лице уже расцветает дежурная улыбка.
- Спасибо! Так что: чем будет вечерять? Плов? Или курицу просто запечь?
- Плов, - и муж достает казан.
… и чуть уловимо звенят бубенцы на шутовском колпаке, мешая смириться: «улыбки чужие всех джокеров суть – никто же не знает, как горек наш путь».